Измена. Найти свое счастье (СИ) - Драгам Аля. Страница 10

— Всего процент, пап, — отвлекаюсь, покручивая в пальцах карандаш.

Этот карандаш выпал вчера из сумки Елизаветы. Когда поднимал её вещи, на автомате сунул в карман, а утром вспомнил.

Обычный, аккуратно заточенный, хоть и исписанный почти наполовину.

Ювелирка, да?

Меня вчера молнией прошило, когда увидел огромные глазах ужас в них. Бил мудилу, вкладывая всю ненависть. Уродов, способных насильно брать девчонок, я бы топил в бочках с кислотой или определял на пожизненное. Но эти мысли надлежит оставить при себе, ограничившись избитой рожей свинообразного препода.

Надо, кстати, заехать в пед, чтобы лично проконтролировать увольнение борова. Уверен, стоит копнуть глубже, и всплывёт не один эпизод с его именем. Жаль, я вчера не запомнил девчонок, которые смеялись над Лизой. Они-то явно догадывались про исход сдачи зачёта… или что она там вчера сдавала? Я даже не спросил, стараясь держать дистанцию и не напугать.

— Процент? Процент?

Подумать явно сегодня не получится. Батя психует, и я прекрасно знаю о причине нервов.

Ещё вчера главный соперник шёл с ним наравне, но уже сегодня обошёл и продолжает набирать популярность вместе с многочисленными видео, опубликованными в соцсетях и местных телеканалах.

— Да ты видел? Видел? — передо мной трясут экраном ноутбука, грозясь сломать ни в чем не повинную технику. — За какой-то сраный час больше миллиона просмотров!

Ролик с поездкой дочери Слуцкого с женихом по «районам детства» упал мне в почту сразу после модерации в новостном паблике.

Забавно, но люди реально принимают пару за чистую монету, соревнуясь в красочных пожеланиях и ванильных умилениях. Я насчитал не более десятка негативных комментов среди сотен поздравлений.

Добавим оперативную работу администраторов чатов и получим идеальный сюжет на злобу дня: любовь рушит преграды.

Именно с таким заголовком сегодня выпустили нарезку кадров с помолвки.

— Видел, — как можно спокойнее реагирую, стараясь не повышать голос. — Сам знаешь, это ненадолго.

Юрьич дистанционно уже развернул очередную кампанию, а когда они с отцом узнают про мою драку в институте, вцепятся и раскрутят историю в правильном направлении.

На очередной виток аргументов отмалчиваюсь, сосредоточившись на письменной принадлежности. Не могу пока понять, чем меня цепляет этот карандаш, но не могу отбросить его в сторону. Смотрю с разных сторон, будто он готов поведать мне секреты своей хозяйки.

Кстати, о ней.

Сегодня суббота и у группы Елизаветы нет пар. В службе доставки у неё также выходной, я проверил. А увидеть хочется: вернуть потерянную вещь, отдать подарок и узнать о самочувствии. Можно было написать сообщение, но я не взял номера телефона. В досье он есть, но нет уверенности, что девчонка правильно поймет.

Её простота и живые эмоции сумели произвести впечатление и натолкнули на некоторые мысли. Остаётся дождаться вечера, чтобы подтвердить правильность догадок.

Пока же сухо излагаю отцу о первых сделанных шагах и демонстративно закатываю глаза, когда он воодушевлённо начинает накидывать новый план, скорректированный новыми обстоятельствами.

— Пап, мне не десять лет, — пресекаю словесный поток.

И дело не в том, что советы тупые, а в том, что меня задели глаза Лизы и её улыбка. Такая робкая и скованная, будто девчонка раньше не улыбалась…

Глава 12

POV Лиза Суворова.

Моя мама — настоящий человек-рентген.

Стоит мне переступить порог, как она впивается внимательным взглядом настоящего следователя, проходясь по растрепавшимся волосам, покрасневшим глазам и искусанным губам.

— Елизавета?

Сложенные на груди руки и нахмуренный лоб не прибавляют настроению. Всю дорогу до дома меня трясло от накрывшего отката. Как я могла улыбаться незнакомому парню, рассматривать его, когда я… когда меня… когда…

Боже…

Снова начинаю дрожать, но сейчас к пережитому страху добавляется ещё и страх реакции матери на произошедшее. Что она сделает, когда расскажу, даже представить страшно!

Но и промолчать не могу: если в вузе потребуют дать показания или написать объяснительную? Если всё переиграют, когда тот парень уедет и больше не появится? Герасименко наверняка имеет большое влияние в институте, раз работает в нём и его делишками никто до сих пор не заинтересовался.

Интуиция подсказывает, что я не первая и не вторая студентка, с которой он проводил пересдачу в таком виде.

— Елизавета⁉ — повышает мама голос, а я поднимаю ладони и закрываю лицо руками, собираясь с мыслями.

Это безумно тяжело сделать. Ещё тяжелее начать рассказ, потому что про отработку я промолчала… как и про прогул…

Но за совершённый проступок последовало наказание и теперь придётся скрупулёзно передать маме всю-всю правду.

— Мне долго ждать?

Третий вопрос задаётся совершенно другим тоном: он означает, что ждать маме надоело. Раньше она бралась за ремень и отчитывала меня, заканчивая «воспитательный процесс». Боже! Надеюсь, сейчас она просто покричит и объявит бойкот, который считает очень доходчивой формой давления на человека. В молчании жить совершенно невозможно и меня каждый раз ломает от невозможности подойти и просто поздороваться.

Ну почему она такая? Я же видела фотографии в альбомах, где она весело улыбалась и была довольна своей жизнью… Неужели моё рождение её так сильно изменило?

Вообще чувство вины живёт со мной постоянно, и сейчас затапливает наравне со стыдом и чем-то ещё, что назвать никак не получается.

— Мам! Мамочка, прости меня, — тяну к ней руки, чтобы хоть немножко погреться о её сочувствие.

До тех пор, пока она не начнёт сердиться на непутёвую дочь.

Перед глазами в этот момент проносится кадр с чужими руками, очень бережно сжимающими меня. И слёзы брызгают с новой силой.

— Мам… — шепчу, — пожалей меня?

Стягиваю куртку и в ботинках, оставляя следы, прижимаюсь к груди родительницы, не в силах остановить рвущиеся рыдания.

Кажется, пугаю её, потому что вместо криков меня ведут в кухню, выдают стакан воды и гладят по голове, прижав щекой к животу.

От мамы пахнет выпечкой и совсем немножко церковью. Но мама не ходит в церковь! И я не знаю, почему мне вдруг мерещится этот запах.

— Рассказывай, Лиза, что стряслось? Если ты получила плохой балл…

Но я перебиваю и, набравшись храбрости, выпаливаю без заминки. Про звонок с работы, про реферат, про мою защиту и странные намёки. Про то, как мне было страшно и как я отступала к двери миллиметр за миллиметром, сдерживая тошноту.

Но вот про спасителя… про того странного парня… Про него сказать не смогла. Обозначила, что мне помог проходящий студент, которого я не знаю.

Возможно, это и не ложь: он действительно мог оказаться студентом старшего курса, с которым я никогда не пересекалась.

Вместо скандала и криков с указанием моего места в жизни, мама хватается сначала за голову, а потом за телефон, и до самой глубокой ночи выясняет все вопросы и подробности, поднимая на уши знакомых.

К счастью, подробностей моего позора не звучит, мама очень ловко обходит все нюансы, ограничиваясь распространёнными фразами.

Но всё, чего удаётся добиться, это скупой информации об увольнении Герасименко. Кто-то кому-то по огромному секрету нашептал, что «сверху попросили» не предавать дело огласке, однако уволить преподавателя по статье за хулиганство и нарушение режима.

«Сверху»? Я же точно знаю, что тот парень никого не просил и не звонил. Если только потом? Но разве же могут быть у студента такие связи?

— Видимо, кому-то перешёл дорожку, раз так быстро убирают, — резюмирует мама и гонит меня разливать чай.

Это уже седьмое или восьмое чаепитие за вечер под обсуждения и предположения. Мне бы лечь и уснуть, но я боюсь, что мама решит для профилактики наказать меня, и терплю, старательно отслеживая её настроение.