Дождись меня в нашем саду - Черкасова Ульяна. Страница 35

– Что тебе надо?

Белый заулыбался пьяно, глупо, придвинулся к самому лицу Станчика и прошептал на ухо:

– Мне нужно пойти с тобой.

– Тебе там делать нечего. Жди тут.

– Нет, друг, – с издёвкой хмыкнул Белый. – Это тебе нужно, чтобы я пошёл с тобой. Понравилось вино?

Надменное, напыщенное презрение мигом стёрлось с вытянутого лица шута. Он схватил Белого за ворот, оглянулся на напряжённых стражников у двери в королевские покои и потянул его за угол.

– Кафтан мне порвёшь. – Белый расцепил пальцы шута и, прислонившись плечом к стене, улыбнулся: – Так что?

– Что в вине? – прошипел Станчик.

– Это неважно, – хрипло произнёс Белый. – Главное, что тебе нужно выпить, чтобы вино не подействовало.

На лбу шута выступила испарина. Он тяжело и громко задышал, касаясь губ.

– Это яд, да? Вот ты курва лойтурская…

– Я не лойтурец.

– Зачем ты это сделал? Кто тебя подговорил?

– Этот скренорец… лендр…

– Лендрман Инглайв?

– Ага, он самый.

Редко Белый получал такое наслаждение от вранья. Он вообще редко врал. Он слишком мало общался с людьми, чтобы приходилось прибегать ко лжи. Обычно всё ограничивалось приветствиями, прощаниями и порой взаимными оскорблениями. Но видеть ужас в глазах человека было почти так же прекрасно, как вкушать посмертки. Отчаяние. Чужое отчаяние ощущалось просто восхитительно.

– Вот ублюдок, – прошипел Станчик. – А ведь он сейчас на совете. У тебя есть противоядие?

– Конечно.

Станчик прожигал его взглядом. Конечно, он не верил. Может, ни в наличие противоядия, ни в сам яд.

– Зачем тебе это?

– А зачем скренорцу тебя травить?

Тонкие губы шута сжались в кривую нить.

– Ладно…

Он схватил Белого за локоть, потащил обратно к дверям.

– Пропустите.

Стражники с недоверием покосились на них обоих, но дверь открыли.

Всё так же таща за собой Белого, Станчик прошёл мимо большой двери, из-за которой доносились голоса, дальше по узкому неосвещённому проходу, толкнул маленькую, почти незаметную в темноте дверь.

За ней скрывалась небольшая библиотека, застеленная мягкими коврами. Там горел камин и свечи, но совсем не было окон, кроме маленькой бойницы под самым потолком. Белый догадался, что через неё пролетали голуби. У одного из шкафов стояла пустая клетка. Кажется, отсюда королева отправляла письма, и здесь же она советовалась с ближним своим кругом.

Из библиотеки вело целых две двери.

Станчик оглянулся на Белого, приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину, и прикрыл первую дверь. Он указал на кресло, а сам подошёл к другой – ещё более маленькой, приоткрыл её так, чтобы образовалась едва заметная щель.

Голоса послышались громче:

– Но Старгород останется ни с чем!

Белый не узнал, кто говорил, но подумал, что этот слабый мужской голос редко звучал громко. Крик вышел неуверенным, сломанным, даже почти сломленным.

– Старгород уже много времени не приносит дохода, – резко ответила королева.

Её ледяной тон Белый запомнил отлично после первой же встречи. Эта женщина вызывала желание одеться потеплее и сесть поближе к огню. Впрочем, Белый так и поступил. Он последовал совету шута и расположился в кресле. Сам Станчик, махнув ему рукой, вышел за дверь, через которую они пришли.

– Старгород в состоянии войны, – возразил робко всё тот же тихий голос. – Наши люди погибают…

– Вини в этом Ратиславию. Пока князь Вячеслав не примет наши условия, мира не будет.

– Он может никогда не принять ваши условия. Его ладьи продолжают торговлю с Благословенными островами. Более того, Приморское княжество воспользовалось войной и предложило им свой уголь на продажу вместо…

– Нам не нужна Ратиславия! – Третий голос прозвучал неожиданно резко, твёрдо, так что Белый безошибочно его узнал.

Скренорец с зубодробильным скренорским именем.

– Новый торговый союз, который предлагает господин Марек, учитывает интересы Рдзении, а не Ратиславии. Пусть Ратиславия потеряет скренорские города. Это будет хорошим уроком для них.

– Как удивительно, что скренорец так заботится о Рдзении, – послышался елейный голосок шута, и к нему присоединился тихий перезвон бубенцов. – И так сильно ненавидит Ратиславию.

Белый вытянул ноги, устало зевая. От близости камина начало клонить в сон. Он надеялся, что подслушает нечто куда более важное, чем скучные разговоры о государственных делах.

– В первую очередь я забочусь о Ниенскансе. Я посол посадника в Ниенскансе Оддбьёрна Раннвайга, и…

– А ещё поразительно складно говорит на ратиславском и рдзенском, – захлопал в ладоши Станчик. – Какое мастерство. Даже говора не слышно.

Повисла тишина. Белый присел в кресле. И правда… он ещё после встречи на кладбище удивился, что Инглайв ругался по-ратиславски, а не по-скренорски, но не стал особо ломать над этим голову.

– А ещё, говорят, в Старгороде Инглайв провёл обряд обручения с Велгой Буривой, – добавил приторным голоском Станчик.

– Что?!

– Этот обряд не имеет законной силы! – воскликнул кто-то, и Белый наконец догадался, что это был горбун, жених Велги.

А всё же не подвела Белого чуйка. Он поднялся с кресла, подошёл ближе к приоткрытой двери, опасаясь пропустить нечто важное.

– Не переживай, князь. – Гулкий голос Инглайва прозвучал спокойно, но в нём слышалось высокомерное наслаждение чужой слабостью. – Это всего лишь обряд, необходимый, чтобы увезти невесту из дома к жениху. Но помолвка Велги Буривой с Раннвайгом разорвана.

– Думаю, куда важнее, – произнесла с лёгким раздражением королева, – церемония, которая сегодня пройдёт здесь, в Твердове, в присутствии королевской семьи и Пресветлого Отца, а не какой-то языческий обряд в Старгороде. Он не может иметь силы…

– А ещё говорят, – протянул ядовито Станчик, и, кажется, все застыли с ужасом и предвкушением, ожидая, что он скажет на этот раз, – что лендрман Инглайв пытался убить Велгу и преследовал её. Что это именно он устроил пожар.

– Что ты несёшь, шут?!

И собрание благородных господ вмиг увязло в гомоне и грязи, точно самая обычная корчма в подворотнях Старгорода. Белый осклабился в улыбке. А Станчик был хорош. Он знал больше, чем казалось, и знал, куда колоть.

– Несу правду, как и положено… ничего, кроме правды!

– Хватить! – вдруг взвизгнул новый голос с сильным лойтурским говором. – Ваше величество, я приехаль сюда с такой цель… а вы тратить моё время…

Издалека, откуда-то с площади Казимира Однорукого, донёсся звон колокола, и все резко замолчали.

– Господин Марек, господа, – произнесла королева, – сегодня всё же свадьба моего дорогого брата. Прошу вас, давайте отложим дела на завтра.

– Но…

– На завтра, господин Марек, – настойчивее повторила Венцеслава. – Слышали, Пресветлые Братья нас ждут. Не будем заставлять ни их, ни других гостей томиться. А завтра мы подпишем договор. Уже завтра.

Белый думал, на этом все и разойдутся. Он слышал шаги и стук двери и сам поднялся, собираясь заглянуть наконец-то за дверь и обследовать комнату совещаний, как вдруг снова прозвучал голос королевы:

– Что ты скажешь, Гжегож?

Несгибаемая, точно каменное изваяние, она превратилась… в женщину. Немолодую, уставшую, разочарованную и нуждающуюся в совете.

– Скажу, что этот Инглайв ни хрена не Инглайв.

– А кто?

– Если мои люди не ошиблись, а они редко ошибаются, – судя по звукам, Гжегож подошёл к королеве, но голос его хорошо было слышно из-за двери, – это младший сын бывшего ратиславского князя Ярополка, зовут Мечислав. Когда новый князь пришёл к власти, всех наследников предшественника устранили, кроме самого младшего, он сбежал к деду на север и там сменил имя.

– Хочешь сказать, это законный наследник Ратиславии?

– Венцеслава, милая…

Белый хмыкнул, заслышав такое обращение. Однако королева с главой Тихой стражи были не так просты. Любопытно оказалось подсмотреть за жизнью дворян вот так, без прикрас.