Африканский казак - Лаптухин Виктор Владимирович. Страница 24

17

Эфиопская столица Новый Цветок, по-амхарски Аддис-Абеба, совсем недавно выросла на вершине холма, окруженного горами, которые закрывали ее от холодных ветров с северных нагорий. Место для столицы выбрал сам негус Менелик, а красивое название для нее придумала его супруга Таиту. На склонах холма раскинулись сотни круглых глинобитных домов, шалашей и просто походных шатров, а между ними извивались узкие дорожки и тропинки. Над беспорядочным скоплением островерхих соломенных крыш поднимался дворец негуса, окруженный каменной побеленной стеной. Косяки его дверей и подпиравшие крышу деревянные столбы были выкрашены во все цвета радуги, а над воротами развевался зелено-желто-красный флаг с изображением льва.

Ежедневно на рассвете над столицей поднимались столбы дыма от очагов и раздавался дробный стук — хозяйки спешили натолочь зерна и напечь к завтраку лепешек. Вскоре улочки и базарные площади заполнялись пестрыми толпами, в которых можно было увидеть представителей всех народов страны, арабских купцов, европейских торговцев и миссионеров. Начиналась работа в многочисленных кузницах, мастерских кожевников, ткачей и других ремесленников. На рынках шла бойкая торговля зерном, скотом, готовой одеждой, холодным оружием, украшениями и множеством самых разнообразных товаров. В полдень жизнь в городе замирала и возобновлялась лишь в предвечерние часы. Сразу же после захода солнца все жители расходились по домам и в Аддис-Абебе наступала тишина. Ночью ее нарушали только стук копыт конной стражи да вой шакалов на мусорных свалках.

В эфиопской столице Дмитрий оказался по своей воле. Конечно, можно было бы остаться в Джибути и на одном из рейсовых пароходов махнуть во Францию, провести там отпуск, а потом успеть в Питер, где и встретить новый, 1896 год! Тем более что главная задача была выполнена — первая партия оружия отправлена, остальные прибыли благополучно и теперь караваны шли через пустыню один за другим… Хотя дело само не делалось и следить приходилось за всем. Когда помочь и похвалить, а когда и наказать. Как проверить седловку и вьюки, где поставить охрану, сколько взять корма — на все эти вопросы Дмитрий знал ответ. А его умение вести дела с купцами вызывало восхищение Ато-Иосифа, которому Теодорос подробно рассказал обо всем, что произошло в оазисе.

Поэтому просьба Ато-Иосира помочь разобраться с полученными грузами в самой столице не стала неожиданной. Доверие польстило. Да Дмитрию и самому очень хотелось увидеть страну «черных христиан», о которой был столько наслышан. И то сказать, на пороге стоишь, а войти боишься. Потом всю жизнь будешь жалеть об упущенной возможности, упрекать себя в лени и глупости…

Тут еще и господин Леонтьев вмешался. Увидел такое внимание эфиопов к своему подчиненному и взревновал. Хотел запретить поездку.

— Климат там горный, дышать тяжело. Высота Аддис-Абебы свыше двух тысяч метров над уровнем моря, в других местах вдвое больше. Замеры сам делал. По горам до нее тащиться не меньше шестисот километров.

— Привыкну, как и другие, — уперся Дмитрий. — Предложение мне сделали при свидетелях, если откажусь, пойдут разговоры о том, что русский офицер испугался трудностей горной дороги.

— Ладно, поедешь с одним из последних караванов. — Недовольные морщины на начальственном челе разгладились. — Здесь тебе и верно больше делать нечего. Но во дворце негусу тебя я представлю лично!

Спорить Дмитрий не стал, цену придворной службе знал и паркетным шаркуном становиться не собирался. Да, как говорят, у Менелика во дворце и паркетов-то нет, все полы земляные, только в парадных залах соломенные циновки и шкуры разостланы.

Дорога до столицы оказалась долгой и трудной. Собственно говоря, самой дороги и не было. Просто караванная тропа шла по пустыне, а потом вилась по каменистым склонам холмов. За ними, словно ступени гигантской лестницы, один над другим вздымались синие горные хребты. Начались крутые подъемы и спуски, которые сменялись перевалами, на которых дули пронизывающие ледяные ветры, и жаркими болотами в душных ущельях, кишевшими москитами и змеями. То и дело приходилось переправляться через бешено несущиеся горные потоки и продираться сквозь густые заросли колючек. Начинался сезон дождей, и первые грозовые тучи закрывали вершины гор, оглушительно гремел гром и сверкали молнии, а крупный град звонко щелкал по камням. После ливней тропа превращалась в скользкую канаву, наполненную жидкой грязью. Порой горы вздрагивали от подземных толчков и лавины камней рушились со склонов со страшным грохотом.

Любоваться красотами природы во время пути не приходилось. Но случалось, дух захватывало при виде отвесных стен, на многие сотни метров уходивших вниз, где в далекой голубой дымке зеленели леса и долины, над которыми вились стаи птиц. Встречались и странные горы с плоскими, как стол, вершинами и крутыми склонами, с которых отвесно падали белые от пены потоки.

Хорошо еще, что большая часть пути пролегала во владениях негуса. Уже на границе караван встретили представители местных властей, приставили собственную вооруженную охрану, позаботились о ночлеге и питании, о корме для вьючных животных. Теперь можно было рассчитаться с сомалийскими караванщиками и на привалах не опасаться того, что тебя во сне ограбят или прирежут.

Грузы перевьючили с верблюдов на мулов. Эти неказистые на первый взгляд низкорослые и тонконогие существа — помесь ослов и кобыл — оказались незаменимым транспортным средством в горах. В отличие от лошадей они обладали удивительной выносливостью и были способны целый день шагать по горным тропам и болотам с грузом, вес которого доходил до восьми пудов. Сколько раз приходилось видеть, как мулы, низко опустив голову и осторожно пробуя копытами надежность камней на тропе, карабкаются по крутым откосам. Стало понятно, почему эфиопы так высоко ценят этих животных и ухаживают за ними лучше, чем за лошадьми. В городках, что встречались на пути, каждый начальник выезжал встречать караван верхом на муле, а его коня под богатым седлом слуги вели позади. Позднее из расспросов и собственного опыта Дмитрий узнал, что лошади местной породы больше часа хорошей езды не выдерживают, быстро выдыхаются и годятся только для парадов и церемоний.

За время горного перехода Дмитрий изменился, сильно похудел, оброс бородой и обветрился до такой черноты, что перестал походить на европейского путешественника. Перед господином Леонтьевым предстал в длинной накидке из козьей шкуры, черным мехом наружу, голова повязана шерстяным зеленым платком, на поясе кинжал, кожаная сумка, кобура с пистолетом. Увидел изумление начальника, лихо отрапортовал о том, что караван прибыл благополучно и в дороге не пропало ни одного вьюка.

— Ну молодец, казак! Доставил-таки пушки! Да как ты изменился, я тебя не сразу и узнал! — Господин Леонтьев повернулся к одному из стоявших рядом подчиненных. — Петрович, принимай груз и сразу же начинайте сборку и пристрелку. Будет теперь у негуса собственная артиллерия! А ты, казак, отдыхай, завтра представлю тебя во дворце.

На следующее утро Дмитрия приняли во дворце без всяких церемоний, по деловому. Вместе с начальником он прошел через главные ворота и тройной частокол, миновали двор, уставленный палатками личной охраны, увидели многочисленные склады, конюшни, мастерские. Хозяйство у негуса было огромное и содержалось в полном порядке, повсюду стояли часовые, слуги и мастеровые были заняты работой. Гостей нигде не останавливали, хотя от самых ворот за ними следовало с десяток воинов, закутанных в львиные шкуры. Надо думать, это был не только почетный караул.

Вскоре к ним присоединился и Теодорос. Передал, что господина Леонтьева хочет видеть сам негус, а Дмитрия сердечно поздравил с благополучным прибытием и предложил показать дворец.

Вдвоем прошли во внутренний двор, где под навесом выстроились в ряд сорок барабанов. Каждый доставлен из области или края, находившихся под властью негуса. Во время торжественных церемоний их грохот свидетельствует о мощи эфиопского правителя, хозяина высоких гор и просторных долин. Заглянули и в тронный зал, стены которого были облицованы красным деревом и украшены искусно сплетенными из тростника узорами. В нише под шелковым балдахином, на возвышении, покрытом алым ковром, стоял трон — широкий диван с пестро расшитыми кожаными подушками.