По-другому (СИ) - Резник Юлия. Страница 37
Плачу! Потому что горько и… можно. Можно просто поплакать на его широком плече. Недолго, да. Ну так оно и понятно – у Ефрема с этим задержанием куча дел. Его все кому не лень дергают, что-то спрашивают, ему звонят! А мы стоим втроем и тихонько покачиваемся. Только Макса не хватает. Но я и не уверена, что он бы захотел обняться.
– Ефрем Харитоныч! – окликают Меринова в сто пятый раз.
– Да иду я! – рычит тот. – Вер, Юлька… Давайте-ка вы в машину. Попрошу кого-нибудь вас отвезти домой.
– А ты?
– А я теперь неизвестно когда вернусь. Но ты жди, да? – ухмыляется, пытливо на меня глядя.
– Да. Буду ждать.
Расплывшись в скупой и немного усталой улыбке, Ефрем кивает. Не очень уверена, что сейчас это уместно, но не спросить я не могу:
– А что со мной будет?
– Ничего.
– Я же… Я привезла этот груз, Ефрем.
– И благодаря тебе мы это зафиксировали. Пойдешь как свидетельница, Вер. Совсем не поучаствовать – не получится, ты уж извини.
– Шутишь? – хочу возмутиться я, но усталость словно вытирает все эмоции.
– Нет. Люблю, – отбивает Ефрем и пятится, пятится, глядя в глаза, потому что его опять кто-то вызывает. «Я тебя тоже», – шепчу я в ответ.
– А моим папой теперь будет дядя Ефрем? – деловито интересуется Юлька, подергав меня за штанину.
Почему-то я оказываюсь совершенно не готовой к такому вопросу. Особенно теперь, когда чувства и без этого – в хлам. Когда я едва жива от пережитого ужаса…
– Как ты сама решишь, Юль. Так и будет. А пока давай, и правда, домой, а? Там нас Макс уже, наверное, заждался.
Глава 24
Признаться, был момент, когда даже я засомневался, что вывезу. Ничего ведь не было готово. Ни-че-го. План вообще был другим. Пока мы просто должны были фиксировать происходящее, чтобы не спугнуть рыб пожирнее, но… Но когда твоей женщине и ребенку (чего уж!) угрожает реальная опасность, оказывается, очень сложно, сука, следовать намеченным планам.
Теперь вообще непонятно, что будет. Может, и отстранят, к чертям. А может, нет. Ситуация прояснится, когда закончатся задержания. Но, как бы там ни сложилось, я ни о чем не жалею. Была бы возможность вернуться назад, я без колебаний сделал бы ровно то же самое.
На том конце связи разоряется замминистра. Херово. Чувак даже проснулся по такому случаю. Или у них еще день? Да, точно. Блядь. Тру лоб, отвечаю по форме четко. Никогда ни перед кем не лебезил, и не стану. Характер не тот.
– Коли теперь этих мудаков, пока есть возможность! Сейчас дело заберут – и все, Ефрем Харитоныч! Все, твою мать. А мне нужны имена! Сечешь? Организаторы схемы, а не барыги мелкие, – вопит, наверняка слюной в трубку брызжа.
– У этого мелкого барыги – вся информация. Если бы он улетел…
– Да понял я! Вот хоть бы раз, хотя бы что-нибудь прошло бы для разнообразия гладко! Так нет! – рычит.
– Ну, видно, не в нашем деле, Виктор Станиславович.
– Плохо стараетесь!
– Да руки у меня связаны! Сами же понимаете.
Сачковский опять кроет матом и, не прощаясь, сбрасывает вызов.
Откидываюсь в кресле. Тру лицо. Адреналин потихоньку сходит на нет. На смену бешеной активности приходит сонливость. Иду умыться в прилегающий прямо к кабинету санузел. Ледяная вода бодрит. Но рожа, один хрен – краше в гроб кладут. Что Вера во мне нашла? Я-то – ясно…
Из-за того, что я практически никому в отделе не доверяю, допрос провожу сам. Рожков сидит за столом в браслетах на руках. Когда захожу, резко вскидывает взгляд. И тот тяжелеет, наливается ядреной такой неприкрытой ненавистью. Хмыкаю. Я все-таки его недооценил. Думал, он послабее. Впрочем, ладно… У меня и не такие к окончанию допроса плакали. Не такие плакали, а этот, что ни спрошу – отказывается от дачи показаний со ссылкой на конституцию. И адвоката требует. Это да… Это – почему бы и нет? Но для начала, похоже, пора все-таки прояснить ситуацию.
– Костик, а ты че такой борзый, я не пойму? У меня на тебя улик столько, что сидеть тебе до второго пришествия. Все же зафиксировали. Каждый шаг. И тут знаешь какой вопрос на повестке? Досидишь ли?
– До второго пришествия?
Нет, он еще и юморит. Ну-ну…
– Да хотя бы до суда, Кость. Ты, когда с баблом, переданным за товар, хотел слинять – на что рассчитывал? Что твои кореша не заметят пропажи?
Ну, не дурак же он. В органах работал. К этим опять же сунулся. На это ума хватило.
– Подельники-то твои, небось, в курсе, где тебя за жопу взяли, м-м-м? Знаешь ведь, как у нас быстро распространяются слухи. А там СИЗО и… Не мне тебе рассказывать, да?
И ведь я даже не блефую. Костя явно сильно рисковал, встав на лыжи с чужими деньгами. Такое не прощают. Ни в преступном мире, ни в принципе. Крыс нигде не любят. Я знаю случаи, когда и за гораздо меньшее убивали.
– А сам-то не боишься? – ухмыляется Рожков, впрочем, изрядно спав с лица.
Ответить не успеваю, потому что стучат в дверь. Оборачиваюсь.
– Ефрем Харитоныч, тут вас очень хотят.
– Кто?
Дима – человек из моих приближенных – неопределенно дергает бровью. Ах да. Чертова конспирация.
Выхожу из кабинета. Беру из рук Рябинина телефон. «Глухов» – артикулирует тот беззвучно. Ага. Наш почти губернатор. А на деле – человек, которого прислали в край навести порядок. С ним я поддерживаю тесную связь. Он в курсе всего происходящего, собственно, только благодаря ему мы так быстро получили отмашку и начали действовать. Я ему, выходит, по гроб жизни обязан. Только, кажется, Герман не из тех, кто будет предъявлять счет.
Быстро отчитываюсь о последних событиях. Глухов, не перебивая, слушает.
– Отлично, – замечает, в конце концов. – Будут новости – набирайте, чтобы я не дергал вас не по делу.
– Добро.
– И это… Ефрем Харитоныч, может… Женщине вашей нужна какая-то помощь…
– Ничего не надо. Спасибо.
– Да не за что. Но если все же защита… Знаешь ведь, куда лезем, Ефрем. Взвесь, – неожиданно переходит на ты наш-почти-губер.
– За моей семьей приглядывают.
Теперь уж точно да! Я сразу выслал несколько близких ко мне бойцов, как только Макс вызвонил меня и рассказал, что у них происходит. Макс… Сын. Я просто не знаю, чего ему это стоило. Но он сделал все как надо. Сумел преодолеть себя. Я так безумно им горжусь. Так горжусь… Ведь если бы не он, неизвестно, чем бы все закончилось. Я почему-то не верю, что Костик, получив свое, отпустил бы дочь. А Вера вряд ли бы мне простила, что я не смог их уберечь. Да я и сам бы ни за что себя не простил. Наши отношения были бы тупо обречены. Тут, конечно, Костик-мразь хорошо все просчитал.
– Вот и хорошо. Нам недолго продержаться, дело-то, сто пудов, заберут наверх.
– Это да.
– Хм… Ну тогда до связи.
Возвращаюсь в допросную.
– Ну что, Костик, подумал?
– Мне нужны гарантии, – выплевывает тот.
– В твоем положении гарантировать что-то сложно. Но для начала я могу обещать тебе отдельную камеру в СИЗО. А там посмотрим, насколько ты будешь сговорчивым.
– Ефрем Харитоныч, – снова открывается дверь. – Там вас вызывают...
Уже? Быстро, однако, сработали. Наверное, это хорошо. Ведь ни у меня, ни даже у Глухова нет каких-то официальных полномочий свыше тех, что дает должность. Негласные договоренности к делу не пришьешь. Есть закон. Есть прописанные процедуры… Я даже больше других заинтересован в том, чтобы все прошло как следует. А за тем, что дело не спустят на тормозах, Герман уж наверняка проследит. У него побольше возможностей.
В общем, со всей этой катавасией домой попадаю только вечером следующего дня. Вера встречает у ворот. Выхожу. Делаю первый глубокий вдох за два дня и, криво улыбнувшись, раскрываю объятия. Ухаю, не рассчитав силы, едва не падаю.
– Что?! – пугается Вера.
– Устал. Просто устал, – укладываю ладонь ей на затылок, губами касаюсь виска… Я действительно так заебался, что ничего больше как будто и не надо. Просто вот так стоять, прислушиваясь к тому, как мне в ребра колотится ее сердце.