Запретные игры (СИ) - Шагаева Наталья. Страница 27

— Знаешь, кто это был? — спрашивает меня Олег, помогая надеть пальто.

— Нет, я так и не вспомнила его, — отрицательно кручу головой.

— И не вспомнишь. Это Мамаев.

— Мне ни о чем не говорит его фамилия.

— Нужно знать кукловодов в лицо, — зло проговаривает он. А я снова ничего не понимаю. По какой причине он зол?

— Олег, о чем ты говоришь? — растерянно спрашиваю я.

— Эдуард — это шестерка Мамаева, — подставляет мне руку и ведёт на выход. — По факту он шантажирует тебя, только чужими руками, либо сам Эдуард очень задолжал Павлу и таким образом пытается выслужиться. Неважно. Главная персона Мамаев.

— Правда? Поэтому он на меня так странно смотрел?

Олег кивает.

— Зачем мы тогда с ним ужинали? — возмущённо спрашиваю я. — По сути, он твой враг.

— Вокруг меня, киска, всегда крутятся враги, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Я привык. А с ним я веду свою игру. И ты мне в этом помогаешь. Сейчас мы выяснили, что Мамаев всё-таки знает тебя. Значит, Эдуард не действует от себя.

Направляемся к машине, навстречу нам принимаются пара женщин.

— Олег! — останавливает нас одна из них. И я ее узнаю. Это та раскосая, с которой Олег как-то обедал. Ее подруга поднимается дальше и проходит в ресторан, а мы останавливаемся.

— Вероника, — кивает ей Олег.

— Не прощу тебе этого, — театрально усмехается она, а на меня не обращает внимания.

— Чего именно?

— Того, что ты ужинал в моем любимом ресторане, не пригласив меня.

— Можешь не прощать мне этого, я переживу, — иронично усмехается.

— Когда мы встретимся? – как ни в чем не бывало интересуется она, словно я пустое место.

— Когда я захочу встретиться, я сообщу. Хорошего вечера, — отшивает ее Олег и тянет меня за собой.

А меня почему-то захлестывает возмущение. Они говорили так, словно меня нет. И что значит «когда я захочу»? Зачем ему я тогда вообще в качестве любовницы?! Зачем мучить меня, когда есть на все готовая раскосая дама?!

Понимаю, что у нас нетрадиционные отношения, но отчего-то психую, кусая губы.

Олег помогает мне сесть в машину, располагается рядом, водитель трогается, а я отворачиваюсь к окну, уговаривая себя успокоиться. Конечно, мне понятно, что как только он наиграется со мной, то выкинет, чему я буду даже рада. Но можно проявить уважение?

Хотя откуда у таких, как Олег, уважение к женщинам?

— Посмотри на меня.

Нет, он не просит. Олег требует. Есть такая особенность в его манере. Говорить тихо, спокойно, но всегда требовательно, свысока.

Поворачиваюсь.

— Тебе есть что мне сказать?

— Нет, — недовольно отвечаю я.

— Тогда сделай лицо проще и прекрати нервничать.

Я должна сделать лицо проще?

Да я простая дальше некуда. Это у Литвина все сложно.

— Кто такая эта косая?

Все-таки спрашиваю я, и в моем голосе тоже претензия.

— Ах вот оно что. Ревность, кстати, тебе к лицу, — понижая тон, отвечает он.

— Да при чем здесь ревность?! — повышаю голос. — Вы… вы…

— Что мы? — насмешливо выгибает брови.

Ах, ему смешно?

Отворачиваюсь к окну.

— Повернись и договори! – снова требует он.

— Нет! Не хочу. Нечего мне сказать!

Меня берет злость, и я теряю чувство страха.

Упрямо смотрю в окно.

Тимур, съедь на обочину. Остановись! – вдруг командует он.

Всматриваюсь в окно. Мы где-то на темной, плохо освещенной дороге. — Выйди, покури, — велит водителю. Тимур выходит, а я так и смотрю в окно, не собираясь поворачиваться.

— Ну-ка быстро иди ко мне и объясни свое поведение! — велит он. Не дожидаясь, сам втаскивает меня к себе на колени.

Глава 24

Надежда

Девочка впервые не боится меня, не зажимается, а выплёскивает настоящие эмоции. Ревность, обида, злость. Здесь много всего намешано.

Обычный, привычный и давно устоявшийся Олег в данной ситуации проигнорировал бы выпады девочки и оторвался бы за закрытыми дверями дома. Нынешний Олег хочет все выяснять именно здесь и сейчас. Немедленно. Я ловлю ее эмоции и начинаю диссонировать на них.

— Я жду? — сажаю Надю к себе на колени, лицом к лицу.

— Мне больше нечего сказать, — гордо вздергивает подбородок.

Моя ты хорошая.

Прям удивила сегодня.

Оказывается, есть характер. Не совсем мышка. Есть эмоции. Не только жалость к себе.

— Раз начала, доводи дело до конца, Надя. Прекрати меня бояться, выскажись! — требую и тяну пальто с ее плеч. Помогаю ей его снять и откидываю в сторону.

— Что говорить? — в голосе дерзость. Хочется наказать.

— Что именно тебе не понравилось? Ревность неуместна. Вероника, по сути, никто. Это первое, а второе – я не разрешал ревновать. С чего ты взяла, что сможешь меня присваивать? М?

Перехватываю ее подбородок, не позволяя отвернуться.

— Да при чём здесь ревность?! Не ревную я! — злится.

Маленькая фурия.

И тем самым заводит.

Эмоции – это хорошо.

Даже если они негативные.

— Неприятно, что вы считаете меня пустым местом. Говорили с этой… — пренебрежительно морщится, на что я усмехаюсь. — Так, словно меня нет! — дергается, пытаясь с меня слезть. Не позволяю, вжимая в себя. Хочу ее такую. Похрен, что на обочине и в машине. Хочу и все.

— А теперь проанализируй мой разговор с Вероникой без эмоций. И признайся, что ты сейчас ревнуешь, — усмехаюсь. — Плевал я на нее. И знакомить вас не собирался.

— Я не ревную! — повышает голос, хмурится. Словно ребёнок, которого поймали, но он пытается все отрицать.

— Не верю, скажи это еще раз, — усмехаюсь, срывая с ее волос заколку, зарываюсь пятернёй.

— Не ревную, — упрямо повторяет, только вот уверенности в голосе уже меньше.

— Хм, — ухмыляюсь, качая головой, притягивая ее к себе, прикусываю сладкую губу, другой рукой дёргаю ее платье вверх, стягивая с бедер.

— Что вы делаете? — растерянно шепчет мне в губы.

— Не «вы», а «ты». Хватит выкать, — хрипло отвечаю и провожу языком по ее губам. — Думаю, что после того, что я с тобой сделал, уже можно перешагнуть эту грань.

Черт! На девочке колготки. И они мне мешают.

— Чтобы не надевала больше колготок! — рычу, снова кусая ее пухлые губы. Сгребаю в кулак капрон. Рывок, Надя вскрикивает…

Разрываю колготки между её ножек.

— Что вы делаете?! — немного истерично повторяет она, продолжая мне выкать.

— Я хочу тебя трахнуть. Разве непонятно?

Злюсь от её нежелания сближаться со мной.

— Здесь?

— Да, здесь и сейчас!

Платье у Нади неудобное. Строгое, закрытое. А мне хочется добраться до ее груди.

Дергаю молнию на ее спине и стягиваю платье с плеч.

— Сними его немедленно! — возбуждение зашкаливает, и я уже не способен говорить с ней мягко. Проблема в том, что девочка неопытная и не научилась отличать возбуждение и злость.

— Может, доедем до дома? — пытается оттолкнуть меня, упираясь ладонями в грудь.

— Платье сними! Иначе разорву! — повторяю я, и девочка нервно снимает с рук платье, дёргает вниз, оставляя болтаться его на поясе. В машине темно, но я точно знаю, что в ее глазах паника...

Боится.

Боли боится.

Дергаю чашки бюстгальтера вниз.

Вот она, моя красивая девочка.

— Расслабься, киса. Я все сделаю сам. Тебе понравится, если ты выкинешь из своей головы страхи и прекратишь сжиматься.

Естественно, девочка не расслабляется по щелчку пальцев.

Оттягиваю ее волосы, впиваюсь в шею, заставляю себя тормознуть. Медленно веду губами по нежной коже, целую.

— Ты очень нежная и чувствительная. Доверься мне. Больно не будет, — хриплю ей в кожу, одновременно отодвигаю полоску трусиков и провожу пальцами по горячим складочкам.

Мне не нужна другая раскачка, пах сводит от желания оказаться в ней. От нетерпения прикусываю кожу на ее шее и вхожу пальцами в лоно.