Истина в деталях (ЛП) - Болдт Р. С.. Страница 20

— О, черт, — стонет он, прижимаясь к моей груди, и вибрация пронзает мои нервные окончания. — Ты собираешься намочить меня, не так ли? Эта нуждающаяся киска кончит на меня. — Языком он поглаживает мой сосок, затем нежно проводит зубами по его верхушке. — Да, ты не хорошая девочка. Хорошая девочка не стала бы пытаться так использовать свою киску на мне. — Он сосет мой сосок так сильно, что я чуть ли не выгибаюсь, прежде чем он отпускает его.

Его хватка на моей заднице становится все крепче. Он вводит свой член в стык моих бедер, где я такая мокрая, что ткань, я уверена, вырисовывает контур моих наружных губ. Он смотрит на меня тяжелыми глазами, и его голос звучит так, будто он еле сдерживается.

— Я позволю тебе взять все, что нужно.

Толчком бедер вверх его твердый член попадает туда, куда мне больше всего нужно, и я не могу остановить себя от диких движений на нем. Прохожусь ядром по его твердой плоти, а руками хватаюсь за верхнюю часть его сиденья для опоры.

Мои бедра напрягаются с каждым движением, соски болезненно колет, и я понимаю, что уже близка.

— Нико, — выдыхаю я.

Что-то меняется в его глазах, и одна рука опять стремительно устремляется в мои волосы, сжимая наши рты в мокром, жадном поцелуе.

Стон вырывается на свободу, поднимаясь из глубины моего горла, когда я снова прижимаюсь к нему, давая толчок своему освобождению. Тело двигается само по себе, я извиваюсь на нем, доводя себя до оргазма. Наши рты сливаются, языки переплетаются, стоны смешиваются.

Он сильно прижимается ко мне, продлевая мою разрядку. Его пробирает дрожь, и я не обращаю на это внимания, пока не чувствую, как мокрое пятно просачивается сквозь шорты.

Задыхаясь, мы разрываем поцелуй, прижимаясь друг к другу лбами. Окна машины покрыты конденсатом. Он смотрит на меня тяжелыми глазами, откинув голову на сиденье.

— Теперь будешь меня шантажировать? — бормочет он.

Я опускаю взгляд на наши тела, поддавшись любопытству. При виде наглядного доказательства шок и пьянящая доза удовлетворения бурлят в моих жилах. Он кончил в шорты из-за меня.

— Да. — Его голос понижается до хриплого шепота, — ты сделала это, профессор.

Мысленно хватаясь за голову в ужасе от того, что только что произошло, от того, что потеряла себя в этой ситуации, я осторожно отстраняюсь от него. Опускаюсь на свое место, прижимая к груди бюстгальтер и майку с внезапным чувством стеснения.

Чем больше времени я провожу рядом с этим человеком, тем больше теряю из виду все остальное — то, что заставляет меня оставаться сильной и уверенно стоять на ногах.

Я пытаюсь восстановить расстояние между нами, чтобы вернуть свою пресловутую броню на место.

— Итак. Думаешь, я выиграла немного времени, прежде чем ты передашь меня ей?

Когда на мой вопрос воцаряется молчание, я бросаю на него взгляд. Он смотрит прямо перед собой, челюсть напряжена, руки сжаты на рулевом колесе. Я не решаюсь взглянуть вниз, на влажное пятно спереди его шорт.

Мышцы на его челюсти напрягаются, когда он регулирует свое сиденье и резко натягивает ремень безопасности.

— Видимо, придется подождать и посмотреть. — Пока он тянется вперед, чтобы завести машину, я спешу надеть одежду и пристегнуться.

Поездка до дома проходит в молчании.

Двадцатая глава

Нико

Господи, черт!

Вся дорога до дома проходит в тишине, но мысли в моей проклятой голове не дают покоя. Эта женщина извращает меня до чертиков. В одну минуту она в шоке из-за своей матери, а в другую — играет в соблазнительницу у меня на коленях.

Но после того, как она кончает на мой член, что-то происходит. Мне кажется, что она смутилась.

«Итак. Думаешь, я выиграла немного времени, прежде чем ты передашь меня ей?»

Ее слова пронзают меня, как острый нож — живот. Неужели для нее смысл был только в этом? Она пыталась выиграть время, используя свое тело?

Да ну нафиг.

Не может быть, чтобы причина была в этом. Люди теряют бдительность, когда в дело вступают низменные инстинкты. Я знаю, что то, что произошло между нами, было чертовски горячим, и ей нравилась каждая чертова секунда.

Но здесь есть нечто большее. У моего профессора есть секреты, и, возможно, они не имеют отношения к ее настоящей матери, но они есть. Я чувствую это.

Я только не знаю, те ли это секреты, о которых я думаю.

Такие, из-за которых тебя могут убить.

Двадцать первая глава

Оливия

Последние две недели Нико отсутствует, очевидно, «занимается какими-то делами». Меня бесит, что, уходя на работу, я все еще проверяю, нет ли его в кабинете. Что часть меня жаждет услышать его едва слышный голос, доносящийся оттуда.

Но это к лучшему. В ту ночь в его машине я зашла слишком далеко. И не просто слегка расслабилась, а перешла все границы.

Еще труднее это пережить, когда в понедельник, придя с работы, я обнаруживаю, что остатки моей одежды аккуратно развешаны в шкафу вместе с несколькими новыми парами туфель на танкетке. То, что он замечает, что я предпочитаю такие каблуки, заставляет меня испытывать благодарность, хотя я и осознаю, какую опасность это представляет. Я не могу позволить себе ослабить бдительность с Нико. Это слишком опасно.

Каждое утро в подогревателе Анжелы меня ждет омлет с яичным белком, а в кофейнике — мой любимый кофе. Я уношу тарелку к себе в комнату, решая поесть в одиночестве. Как бы мне ни хотелось утверждать, что отсутствие Нико никак на мне не отражается, это было бы откровенной ложью. Пытаясь вытеснить Нико, занимающего столь значительную часть моих мыслей, я начинаю задерживаться на работе, занимаясь оценкой работ по теориям личности, чтобы не отстать.

Другие вечера я провожу в одной из зарезервированных комнат тренажерного зала, безуспешно пытаясь избавиться от воспоминаний о прикосновениях Нико. Пока я кручусь на шесте, меня преследует его пристальный взгляд. Он задерживается на мне, покрывая меня тревожным слоем возбуждения и недоверия.

Я не могу не задаваться вопросом, не является ли его отсутствие ловушкой. Не ждет ли он от меня чего-то подозрительного. Но все тихо.

Никаких странных визитов незнакомцев с требованием встретиться с ними где-нибудь.

Ни прогулок, ни тихих ужинов дома, ни сопровождения Нико в спортзал.

Жизнь протекает на удивление спокойно.

Сегодня дождь сильнее, чем обычно, поэтому я занимаюсь на беговой дорожке в рабочем спортзале, чтобы разбавить монотонность тренировок по полеологии. К тому же, это дает мне возможность занять свое время чем-то еще, кроме работы. Я также пытаюсь найти как можно больше информации о Джоанне Сантилья.

Я отказываюсь называть эту женщину своей матерью, особенно после того, что выясняю в результате поиска на настольном компьютере в своем офисе.

Помимо того, что я уже слышала о ее руководстве картелем, занимавшимся контрабандой различных наркотиков с Кубы в Майами, она якобы была организатором перестрелок на дорогах и убийств конкурентов-наркоторговцев. При этом ей удавалось избегать ареста в течение многих лет.

Как только за мной приезжает Голиаф, я закрываю дверь своего кабинета. Тугой узел стресса затягивается на моей шее за последний час, и я с облегчением решаю, что на сегодня с этим покончено.

Голиаф предлагает донести мой портфель с ноутбуком, но я вежливо отказываюсь. Он оценивающе смотрит на меня.

— Вы выглядите усталой.

— Спасибо, Голиаф. — Я выдавливаю из себя полусерьезную улыбку. — Как раз то, что хочет услышать каждая женщина.

После того как я забрасываю лямки портфеля и сумочки на плечо, он подстраивает свой шаг под мой, и мы вместе выходим из здания. Близятся сумерки, оранжево-желтые полосы раскрашивают небо, пока мы идем по тротуару.

В его тоне слышится легкое веселье, когда он ворчит.

— Обычно мне не нравятся прозвища, профессор.

Я бросаю на него взгляд и замечаю, что его рот слегка вздергивается вверх.