Истина в деталях (ЛП) - Болдт Р. С.. Страница 5

— Я тебя распаковал. — Он закрывает ящик и подходит ближе — слишком близко, чтобы мне это понравилось, — прижимая меня к стене. Его ухмылка свидетельствует о том, что он чувствует мой дискомфорт.

— Все готово, профессор Райт. — Мое имя, прозвучавшее из уст этого человека, заставило меня покрыться мурашками. Он подносит кулак к лицу, и я понимаю, что в нем мое нижнее белье. Он смотрит мне в глаза, и его голос становится тихим. — Хочешь поменять их на те, что на тебе? Держу пари, они пахнут слаще.

Я бросаю взгляд на открытый дверной проем. Черт. Какого черта я делаю? Я ищу Нико, когда он — преступник, и этот жуткий мудак у него на содержании.

Он наклоняется ближе, понижая голос до шепота, когда его нос касается моей челюсти.

— Не волнуйся. — Резкий запах жевательного табака проникает в мои чувства. — Это будет наш секрет. — Его глаза опасно прищуриваются. — Потому что ты будешь глупой сукой, если перейдешь мне дорогу.

Такие мужчины, как он, получают удовольствие от запугивания тех, кого они считают слабыми, уязвимыми или легко ранимыми, на кнопки которых они могут нажать, чтобы вывести «слабых» из равновесия.

Встретившись с его взглядом, я говорю мягко, но слова мои тверды и неумолимы.

— Отдай мне мое белье. Сейчас же.

Когда он усмехается и отходит в сторону, по моему позвоночнику пробегают мурашки.

— Не думаю, что отдам.

Я делаю выпад, пытаясь выхватить их у него, но он уклоняется от моей руки, а другой рукой сжимает мое запястье в жесткой хватке.

— Ты не хочешь со мной связываться, сука.

Еще раз больно сжав мое запястье, он отпускает меня и отступает к двери, пряча мои трусики в карман. С самодовольным выражением на лице он поворачивается и исчезает в дверном проеме.

По мере того, как слабый звук его ботинок по кафельному полу становится все более отдаленным, напряжение, охватившее меня, спадает. Я выжидаю мгновение, чтобы закрыть дверь в спальню. От меня не ускользнуло, что на ней нет замка.

Эта ситуация служит горьким, но необходимым напоминанием о том, что я не могу позволить себе расслабиться. И что, несмотря на обещания Нико обеспечить мою безопасность, это нисколько не умаляет опасности моего положения.

Обхватив себя руками, я прислоняюсь спиной к твердому дереву, позволяя глазам закрыться.

Я — пешка преступника, а теперь я приглянулась одному из его гнусных приспешников.

Просто великолепно.

Четвертая глава

Оливия

Нико сидит во главе большого обеденного стола, а я располагаюсь справа от него.

Я уже осмотрела помещение, и охрана здесь такая, какую можно было бы ожидать от лидера наркокартеля. Вооруженные люди стоят как по периметру территории, так и внутри.

К сожалению, один из тех, кто дежурит внутри, тот самый, который издевается надо мной и украл мои трусы. Пока Нико вел меня в столовую, я почувствовала, что этот человек наблюдает за мной. Один быстрый взгляд подтверждает это. Он подмигивает мне с легкой ухмылкой, и я резко отворачиваюсь.

Как ни странно, но приближение к Нико, когда я иду за ним в столовую, дает странное ощущение комфорта. Ни на секунду бы не подумала, что он безобиден, но по сравнению с тем человеком, который стоит сзади, Нико выглядит рыцарем в сияющих доспехах.

— Человек, который упаковал мой чемодан. Как его зовут? — я выбираю непринужденный тон. Нико замирает, когда берет свой бокал с вином. На его любопытный взгляд я вынужденно пожимаю плечами. — Мне просто стало интересно, кто он такой… как и Голиаф.

Он изучает меня.

— Лоренцо, — после короткой паузы он добавляет, — и Рэйф. — В его взгляде появляется странная легкость. — Хотя я думаю, ему может понравиться, что ты называешь его Голиафом.

Наши взгляды встречаются и задерживаются на мгновение. Мой предательский мозг возвращается к тому моменту, когда он проводит руками по моему телу. Когда его глаза темнеют, я задаюсь вопросом, вспоминает ли он то же самое.

В мгновение ока эта мысль исчезает, и он продолжает.

— Конечно, ты пойдешь на работу, как обычно, и Рэйф отвезет тебя. — Когда он разрезает свой толстый стейк с идеальным розовым оттенком в центре, сок сочится на тарелку. — Кто-нибудь придет снять с тебя мерки для одежды.

— А как же тренировки? Обычно я хожу в спортзал по утрам…

— У нас тут есть полностью укомплектованный спортзал. — Он накалывает вилкой кусок стейка, поднимая глаза на меня.

— И бегаю на беговой дорожке. Потом у меня…

— Занятия по полеологии в «Women's Fit», — заканчивает он, выглядя слишком довольным собой, что знает это.

К сожалению, мой мрачный взгляд не оказывает на него никакого заметного влияния.

— Ты меня преследовал? — полагаю, он заслуживает похвалы за то, что использовал правильный термин «полеология» вместо более уничижительного описания «занятия стриптизом на шесте».

Его улыбка расчетлива.

— Я бы не зашел так далеко, не сделав домашнего задания. Убедился, что изучил ключевых игроков со всех сторон.

Заталкивая в рот кучу картофельного пюре, я сосредотачиваюсь на восхитительном вкусе чеснока и масла, а не на сидящем рядом высокомерном диктаторе моей жизни.

— Никому ни слова о нашем договоре, слышишь? Насколько они знают, мы любим друг друга.

Подавившись картошкой, я глотаю и запиваю ее глотком вина, заставляя себя прийти в себя.

Он продолжает без перерыва.

— В среду у нас гала-вечер по сбору средств в Институте современного искусства.

— Не думала, что наркоторговцы так высоко ценят искусство.

Его вилка и нож звенят о квадратную обеденную тарелку. Черты лица темнеют, как грозовые тучи, голос становится низким и смертоносным.

— Ты слушаешь меня. И будешь вести себя так, будто счастлива быть со мной. Как будто это лучшая ночь в твоей жизни. — Глаза буравят меня, злость льется от него густыми волнами. — Это твоя гребаная работа прямо сейчас. Ты поможешь мне поймать Сантилья. Понятно?

Я не сразу отвечаю, и у него напрягается мускул на челюсти, когда он опускает голову набок. Его взгляд арктический. Изображая беззаботность, которой на самом деле не обладаю, я отвечаю:

— Если то, что ты утверждаешь, правда, то почему Сантилья вообще есть до меня дело после стольких лет?

— Когда у кого-то есть преимущество перед ней, она не очень хорошо к этому относится. А если у меня ее дочь… — он замолкает, один край его рта приподнимается в ухмылке, и меня накрывает переполняющей его зловещей аурой, которую он источает. — Она покажет свое лицо, так или иначе.

Я стискиваю зубы. Этот человек не только пугающий и опасный, но и чертовски раздражающий.

К счастью, я сохраняю ровный и контролируемый тон.

— Что ж, я здесь. И ты обещал, что расскажешь мне обо всем. Одна из тем — мои предполагаемые родители.

Эти прищуренные глаза смотрят на меня.

— Я не буду рассказывать тебе всю историю, пока ты не докажешь, что доведешь дело до конца. — Не сводя с меня глаз, он берет вилку. — Было бы глупо выдавать слишком многое с самого начала.

— Ну, а когда я сделаю то, что тебе нужно, ты мне расскажешь? — меня осеняет мысль, и вопрос тут же вырывается наружу, я говорю быстро. — А если ничего не получится?

В его глазах мелькает озорной блеск, ядовитый умысел сквозит в каждом слове.

— Сантилья ни за что не устоит перед наживкой.

Наши взгляды сталкиваются, и после долгой паузы он возвращает свое внимание к бифштексу. Я пользуюсь моментом, чтобы незаметно изучить его. Он уже закатал рукава рубашки, закрепив манжеты чуть ниже локтей, чтобы продемонстрировать покрытые чернилами предплечья и кисти рук.

Теперь, когда я могу рассмотреть его поближе, то замечаю на его правом предплечье изображение Санта-Муэрты, похожее на мрачного жнеца. Это неудивительно, ведь многие члены наркокартелей считают, что святой мертвых обеспечивает им защиту.

Преподавание одной из факультативных дисциплин кафедры — «Психология и анализ организованной преступности» — позволяет мне глубже погрузиться в тему, которая всегда интересует меня на профессиональном уровне. Именно так я узнала о символах, а во многих случаях и о метках, свидетельствующих о причастности к преступным организациям, и об их значении.