Методотдел - Хилимов Юрий Викторович. Страница 20

Я и не догадывался, что они встречались уже несколько недель. Он приходил посидеть днем в бар после того, как проводил ночь в спальне его хозяйки. Но как скрывали?.. Зачем?

— Сама не знаю зачем, — впоследствии призналась Приянка. — Я влюбилась и, наверное, чтобы не спугнуть, хотела подержать некоторое время наши отношения в тайне.

Табасаранец приехал в город по приглашению друга, чтобы стать его компаньоном в строительном бизнесе, но между ними что-то не заладилось, и они поссорились. И вот, уже собираясь домой, в последний день перед отъездом, табасаранец зашел в «Ветерок», где увидел «свою ласточку» и понял, что потерял голову навсегда.

Бар оставался закрытым пару дней, а затем за стойку встала подруга Приянки — Дина. Влюбленные уехали к песчаным пляжам западного Крыма, а по возвращении всем было объявлено, что они поженятся. Табасаранец стал помогать Приянке с баром. Теперь стало заметно, что здесь есть не только хозяйка, но и хозяин. Он действительно был очень домовитым: больше не протекал кран в туалете, не искрила розетка и не заедал замок. Отныне все было под надежным, основательным присмотром табасаранца.

Он нежно любил ее. «Изус иву ккундис» — так звучало на табасаранском «Я тебя люблю». Приянка млела от этих странных слов, похожих на древнее восточное заклинание. Табасаранец любил шептать их, касаясь губами ее красивой шеи, взяв Приянку в охапку могучими руками. У него почти не было явных изъянов — добрый, покладистый, сильный, очень спокойный — или, скорее, умеющий сдерживать себя. Но все же один недостаток, вполне типичный для горцев, у него имелся. Табасаранец был ревнив. Сложно сказать, чего было больше в его постоянном пребывании в баре: ревности или желания помочь своей возлюбленной? Можно представить, как ему было нелегко и какую сложную он провел над собой работу, учитывая всеобщее обожание Приянки.

По причине его ревности наше с Приянкой проектирование кабаре резко сошло на нет. Он не мог не заметить нашу искреннюю взаимную симпатию, как мы дружески обнимались при встрече и расставании, как беззаботно смеялись и в порыве увлеченной беседы касались друг друга. Он прекрасно понимал, чем могут закончиться общие интересы мужчины и женщины, поэтому ему было трудно — невозможно! — относиться к этому спокойно. Но, зная свободолюбивый нрав девушки, он не стал ничего требовать и запрещать. Мудрый горец пошел по другому пути. Он стал объяснять, как ее встречи со мной ранят и разбивают ему сердце, и то, что Приянка в конце концов услышала его, честно говоря, для меня было приятно, так как свидетельствовало о том, что она все же признавала некоторую искру между нами. Я не обиделся, да и в сущности ничего между нами не изменилось. Мы по-прежнему оставались дружны, только стали немного реже видеться.

Глава IX, в которой описываются летние уикенды методистов и серая вереница зимних дней

Несмотря на то что в методотделе все неплохо ладили друг с другом, вне работы мы общались мало. Редкими исключениями были совместные пикники на море, которые, правда, проходили в неполном составе — Максим Петрович никогда не принимал участия в подобных мероприятиях.

Мы всегда выбирали малолюдные места. Мне нравилось лежать с закрытыми глазами и слушать, как девушки, собирая импровизированный стол, чирикают о всякой всячине. Петя обычно занимался «мужской» работой: ставил зонт или разводил костер. Он был очень рукастым, и я даже немного завидовал ему, поскольку сам не умел, да и не любил мастерить.

Находиться в гуще людей, в центре суеты я тоже не любил. Другое дело — вот так, чуть поодаль от всех. Время от времени приоткрывая глаза, я видел, как Таня с Варенькой раскладывают что-то по тарелкам. Варя была очень ответственной не только в работе. На пикник она всегда приносила еды больше остальных, причем собственного приготовления, и очень расстраивалась, если вдруг чего-то не хватало. Каждый раз она нас баловала чем-то новым. «Вот эти баклажаны приготовлены по нашему семейному рецепту», — могла сказать Варя. Или же: «А вот это — любимый бабушкин пирог». И даже принесенный ею чай оказывался с неизменным фамильным привкусом. Таня, напротив, не пыталась никого удивить кулинарными изысками, потому что готовить не особенно любила, но зато она исправно потчевала всех магазинными деликатесами. И само главное — она как могла поддерживала в Вареньке ее юное рвение порадовать нас. Эти девушки очень сдружились, несмотря на заметную разницу в возрасте, потому что обе нуждались в общении. А Рита, та всегда была немного одиночкой. Во время наших пикников она частенько сидела с книгой или в наушниках, а подругам помогала, когда без нее действительно обойтись было невозможно. Она была самой неорганизованной в нашем отделе, самой хаотичной, и, видимо поэтому, а точнее — именно поэтому, ее так любили и так часто бросали мужчины.

Из всей нашей методкомпании хорошо плавали только я, Петя и Рита. Бывало, мы заплывали далеко от берега. Рита была жилистой и выносливой. Из нас троих она больше всего любила нырять с пирса. Ее мальчишеский задор тянул залезть куда-нибудь на камни или заплыть подальше на глубину. За собой она увлекала и Петю, который легко поддавался на ее авантюры. Они любили играть в игру «кто дольше продержится под водой» или нырнуть так, чтобы ногами достать до дна. Признаться, порой и я втягивался в эти забавы, и тут уж нас было слышно на всю округу. Петя бегал за Таней, как индеец за предводителем, но в этом не было какого-то мужского интереса — только мальчишеский азарт следопыта. Варя, понимая это, совсем не ревновала. Я удивлялся ее мудрости, что в столь юные годы она сумела все правильно понять и объяснить себе.

Иногда мы все вместе играли в мяч или, когда не было ветра, в бадминтон. Верно говорят, что нет действеннее средства вернуть себе юность, чем игра. И нет ничего забавнее, чем видеть играющих в мяч методистов — этих смешных очкариков и чудаков, кричащих от восторга. Мы сразу становились детьми, тотчас превращались в саму непосредственность, а иначе и быть не может, если ты работаешь в образовании. Раскрепощение тех, кто мало двигается, — всегда театр, всегда праздник. Такое буйство сродни мистерии.

Несколько раз мы всей компанией ездили в Ботанический сад. Это всегда бывало либо в мае, либо в сентябре, ведь ничего не может быть лучше первых и поздних цветов. Отправляясь туда, Таня всегда брала с собой своих подруг — Лилю и Киру.

Лиля, маленькая смешливая девушка, работала продавцом в кондитерской, а серьезная и вдумчивая Кира была официанткой в ресторане. Эти три девушки крепко дружили уже много лет. Они когда-то приехали в Ялту из разных мест Крыма и быстро сошлись на почве жилищного вопроса. Вместе они снимали трехкомнатную квартиру, скидываясь не только на жилье, но и на общий стол и некоторые другие нужды — женская дружба давала ощутимые материальные выгоды. Мне нравились и Лиля, и Кира. Во время таких прогулок Лиля громко шутила: «Ну что, женское общежитие на выгуле?» Петя на это недоуменно спрашивал: «А как же мы с Егором Степановичем?» Но его вопрос всегда оставался без ответа, потому что компания наша и правда походила на женский батальон. Все, даже Лиля и Кира, обращались ко мне на «вы», что делало меня вроде как командиром. «Да, но кто же тогда я?» — спрашивал Порослев, когда я озвучил эту мысль.

Все наши немногочисленные выходы мы делали втайне от Ванды, которая довольно ревниво относилась к моей дружбе с отделом и делала все, чтобы вбить между нами клинья. Она все время старалась отобрать у меня выходные, занять их чем угодно — собственной персоной, работой, лишь бы я не был предоставлен сам себе. Я до сих пор не знаю, как получилось, что в одну июньскую субботу нам все же удалось поехать посмотреть Ханский дворец в Бахчисарае.

В то время у Риты был друг, который занимался пассажирскими перевозками на микроавтобусе. Обычно она никогда не была инициатором наших совместных встреч вне работы, но тут сама предложила сброситься на бензин и куда-нибудь съездить. Нами был выбран Ханский дворец и Успенский монастырь в Бахчисарае.