Методотдел - Хилимов Юрий Викторович. Страница 28

— Что это у вас тут — живой уголок? А где же ежики и джунгарики?

— Сидят напротив вас, — шутил я.

— Ремезов, ты расслабляешь отдел, — довольно продолжал Горовиц, садясь в плетеное кресло. — Дай тебе волю — по Дворцу будут крокодилы ползать.

— Не знаю, как насчет крокодилов, — отвечал я, — но если б было возможно, то жирафа бы я завел точно. Однажды я был на одной закрытой вечеринке в Берлине, где был оркестр, оперная певица и один царственный жираф.

Тут директор вспомнил неприличный анекдот про белку и жирафа, а я — те обстоятельства, при которых увидел то стройное животное с удивительно пушистыми ресницами.

Глава XIII, в которой речь пойдет о старом букинистическом магазинчике

Я очень полюбил маленький букинистический магазинчик, который находился у меня во дворе. Не было недели, чтобы я не заходил сюда, чтобы подышать его воздухом и полистать антикварные книги. Здесь была отличная коллекция книг конца XIX — начала XX веков. Я любил периодически что-нибудь прикупить эдакое, как ту карту, которая теперь висела в моей комнате, и множество других предметов, сделавших мое жилище по-настоящему уютным. Но больше всего я любил общаться со старым хозяином магазинчика. Это был приветливый, уже совсем седой мужчина с необыкновенно добрыми глазами и открытой улыбкой. Его звали Андреем Ивановичем. Он всегда радовался, когда я приходил. Старикам разве много надо.

— Не жалко, Андрей Иванович, вам своей коллекции? — спросил я у него однажды.

— Жалко, — признался он, но затем хитро добавил: — Но все это очень редко берут, особенно книги, потому что я прошу за них высокую цену. А если вдруг покупают, то понимаю: значит, пришло время этой книги. Видели бы вы, сколько у меня их хранится дома — ходить негде. Так ведь что мне дома-то делать? Тут все-таки хоть какая-то жизнь, да и потом не в тягость мне это, и денежка небольшая идет.

Милейший Андрей Иванович часто знакомил меня с разными примечательными изданиями и всякими безделицами, которых здесь было великое множество. Это давало мне почувствовать себя настоящим охотником за древностями, попавшим в лавку чудес. Глаза разбегались, но я останавливался на чем-то одном, приберегая остальное для последующих посещений.

Здесь я впервые пристрастился к старинным открыткам и редко уходил, не купив себе какую-нибудь из них. Они заставляли многое додумывать. «А что там за этими лицами: какие судьбы?» — задавался я вопросом. При даже мельком брошенном взгляде мне начинали мерещиться какие-то истории из прошлого, но тогда я еще не знал, что таким образом пробивается на свет история, которая воплотится вскоре во Дворце.

Иногда по выходным Андрей Иванович выносил старые вещицы на блошиный рынок. Туда он ходил и для того, чтобы пообщаться, чтобы дать рекламу своему магазину, расширить сеть клиентуры.

Несмотря на то что его «Букинист» был далеко от центра города, Андрея Ивановича все устраивало. Прежде всего потому, что он сам жил в нашем дворе, буквально выше этажом над своим магазином. Это было чрезвычайно удобно. Так квартира стала продолжением магазина, его своеобразным складом, а магазин — продолжением жилища, а именно гостиной, где хозяин принимал своих гостей. И действительно, когда однажды я зашел к нему домой, чтобы забрать пальму, то не нашел существенных различий от того, что находилось этажом ниже.

В ведении дел по части продаж книг через Интернет Андрею Ивановичу здорово помогала внучка Арина. Она была его руками и глазами в Сети. С ее помощью Андрей Иванович продавал книги не только из своего собрания, но и перепродавал те, что удавалось выкупить у других продавцов.

Арина обожала деда. Она училась на последнем курсе университета и несмотря на то, что на подработку оставалось совсем мало времени, все равно помогала ему. Со своей дочерью Андрей Иванович, откровенно говоря, ладил плохо, но зато с внучкой они были по-настоящему дружны. Я иногда оказывался свидетелем их трогательных встреч. Стремительно врываясь в магазин, девушка всегда первым делом целовала деда в щеку. В этом была какая-то особенная теплота и забота, без всяких слюнявостей. Она деловито спрашивала о его самочувствии, о том, что он будет есть на обед или на ужин. Окинув взглядом стеллажи, Арина принималась поправлять те книги, которые, по ее разумению, нарушали общий строй, а заодно вытирала пыль на полках и затем мыла пол. Быстро закончив с этим, Арина поднималась в квартиру к Андрею Ивановичу, прибиралась уже там и готовила еду. Только после всего этого девушка начинала разговаривать о делах интернет-магазина. Я убежден, что магазин являлся для нее лишь поводом, чтобы так часто бывать у деда.

Андрей Иванович хорошо знал наш Дворец.

— У вас там очень много ценных вещей, — говорил он. — Я имею в виду книги и некоторые музейные экспонаты. Да что там… Сам Дворец уникален, правда, он был сильно перестроен в пятидесятые, но все равно хорош. Знаете, что там находилось до революции?

— Вы про казино?

— Хм. Это была потрясающей красоты гостиница «Мавритания». В восточном стиле, с роскошными номерами, рестораном, концертным и танцевальным залами… Там была своя библиотека, казино, кабинет карточной игры и курительная комната. У меня даже где-то была фотография интерьеров гостиницы. Я поищу и подарю ее вам. И вот, кстати, некоторые книги, что хранились в гостиничной библиотеке, они теперь должны быть во Дворце.

— Да, я думаю, что видел их.

— А еще с «Мавританией», ну, по крайней мере так говорили, была связана одна совершенно нуарная история.

— Вот это да! Нет, такого я не слышал точно. Андрей Иванович, расскажите, ведь жутко интересно.

И довольный Андрей Иванович принялся неспешно рассказывать:

— Одно время хозяйкой «Мавритании» была такая Ольга Дмитриевна Потапова — жена одного богатого судовладельца из Нижнего Новгорода. Дама очень эмансипе, скажу я вам, с весьма неровным характером, эксцентричная особа. Со своим мужем она перестала супружествовать после рождения второй дочери, и они жили каждый своей жизнью. Ольга Дмитриевна не особенно себя утруждала и материнскими обязанностями, пребывала в постоянных разъездах — то в Петербург, то заграницу, то на дачу, то сюда — в Крым. Почему-то Ялту она посещала в период затяжных приступов меланхолии, что, как правило, выпадало на ее день рождения, на февраль.

В это время в гостинице обычно не было «посторонних» — лишь все свои, такие же странные персонажи.

Ольга Дмитриевна особенно была дружна с некогда блиставшей на сцене Мариинского театра оперной певицей Медеей Михайловной Чарквиани. Медее Михайловне, как и Ольге Дмитриевне, было около сорока. В самом расцвете своей славы переболев оспой, она осталась с испорченным лицом, после чего навсегда бросила сцену. С этого времени Чарквиани возненавидела Петербург и Москву. Она избегала все те места, которые были свидетелями ее триумфа, и порвала почти со всеми людьми, кто восхищался ее красотой. Постоянные переезды — вот что объединяло этих двух женщин. Обе дамы были по-настоящему умны и питали интеллектуальный интерес ко всему мистическому — обе они состояли в теософском обществе. Потапова и Чарквиани почти не пересекались в других городах, разве что временами в Риге или Варшаве. Зато здесь, в полупустой гостинице, одиночество этих особ достигало своего апофеоза.

Закутавшись в шали, они любили сидеть в курительной комнате и курить сигареты из длинных мундштуков, запивая редкими глотками коньяка. Иногда они перемещались в кабинет карточной игры, где в это время собирались все постояльцы. Среди них были: врач Вильгельм Францевич Лернер — одноглазый тощий немец, занятый фантастическими прожектами обустройства крымских курортов; графиня Анна Львовна Тимирязева, прослывшая в свете сумасшедшей старухой, со своей дурнушкой-племянницей Лизой; чудаковатый банкир Александр Федорович Орехов со своей женой Верочкой из бывших балетных; адвокат Станислав Николаевич Померанцев, за свое умение обходить закон прозванный Дьяволом, с женой Еленой Григорьевной; и совсем молодой литератор Алеша Ялич с матерью Лидией Антоновной.