Тень мальчика - Вальгрен Карл-Йоганн. Страница 22

Поезд прогрохотал мимо.

Он повернулся к мальчику. У того в руках был скальпель, и он быстро и угрожающе поднес его к шее Катца.

– Ты… ты останешься, – пробормотал он. – А мне надо идти.

Катц не шевелился, смотрел мальчику в лицо. Лезвие в сантиметре от сонной артерии.

Мальчик развернулся, не отводя своего оружия от шеи Катца, свободной рукой захватил рюкзак, попятился и исчез в темноте.

Двое суток он прятался в крошечном домике на одном из участков в огородной колонии в Тантолунден. Домик стоял на отшибе, им давно никто не пользовался. Замок взломать труда не составило, но надо быть очень осторожным – никто не должен его видеть. Выходил только в темноте, шел через парк на Хорнстулль, покупал продукты в 7-eleven, надвинув капюшон и избегая смотреть кому-то в глаза. Купил новую симку для телефона.

Везде расклеены разыскные листовки с его портретом. Спутать невозможно – это он, Данни Катц, и в то же время не он. Двойник, укравший его личность.

Он подключил ноутбук к телефону – единственный способ выйти в Сеть – и вздрогнул. Какой поисковик ни откроешь – его портрет. Данни Катц. Сорок четыре года, живет в Бромме. Разыскивается. Вероятный убийца и похититель. Похитил Джоеля Клингберга и убил его жену.

Даже странно. Как они могли так быстро накопать про него почти все: о его криминальном прошлом, о работе военным переводчиком, о наркотиках, о жизни под мостом…

В одной из вечерних газет он с удивлением увидел фотографию визитной карточки, которую дал Ангеле; красным карандашом репортера обведены сердце и цветок на обороте. И подпись: «Убийца признается в любви».

Нашлось и письмо с просьбой о деньгах, написанное им Джоелю пятнадцать лет назад. Удивительно – сохранилось в семейном архиве Клингбергов. Оказывается, уже тогда, писал репортер, у Клингберга были основания испугаться и заявить в полицию.

Заявление в полицию? Джоель написал заявление в полицию? Еще удивительнее: ни Ангела, ни Понтус Клингберг не обмолвились даже словом.

Вообще, он узнал о себе много нового. Например, что на военной службе они с Клингбергом были лучшими друзьями, но пути их разошлись после ссоры. Он, Данни Катц, с завистью наблюдал за карьерой Джоеля в мире бизнеса, звонил ему и писал угрожающие письма с требованием денег. Версия следователей заключалась вот в чем: Катц похитил Джоеля, связался с его женой, якобы предложил помощь в поиске пропавшего, а потом убил обоих.

Некий пожелавший остаться неизвестным свидетель сообщал, что Ангела якобы говорила подруге, что подозревает Катца в похищении Джоеля.

Этого не может быть! Впрочем, кто знает – может, она и вправду начала его подозревать.

Фотографий убитой не было, но убийство описывалось в деталях: ей вонзили нож в сердце, до этого душили. Причем с такой яростью, что вывихнули подъязычную кость. И укусы. Это изорванное зубами горло… следствие установило, что эти повреждения нанесены уже после наступления смерти.

Выкопали, естественно, дело на Груббхольмене двадцативосьмилетней давности. Если судить по газетам, облик Даниеля Катца сложился окончательно: садист, психопат и серийный убийца.

Отпечатки пальцев – и в квартире, и в машине. Его кухонный нож «сабатье». Его волосы, найденные в спальне, в кухне, в лужах крови на полу. Кто их туда пристроил? Наверняка тот же, кто побывал у него в квартире. Нашлась и куртка «Песец», в контейнере для строительного мусора около Центрального вокзала. Кто-то позвонил. В одной из вечерних газет фотоснимок: следователь демонстрирует корреспонденту его, Данни, куртку. Куртку, украденную у него из кладовки в подвале. Эта куртка – теперь он не сомневался, не такая же, а именно его куртка – была на неизвестном, который парковал «лексус» Джоеля.

Он выключил компьютер и чуть приоткрыл занавеску. Ни в одной из хижин свет не горел, на той стороне канала привычно мерцали огоньки. Шел моросящий дождь. Он очень устал, и его не покидало ощущение безнадежности. Ангела в нелепой позе на полу в квартире на Шеппаргатан – картинка точно прилипла к сетчатке.

От жалости к себе выступили слезы.

А если это и вправду он?

Невозможно? Почему невозможно… Помрачение сознания, вспомнил он термин. Разве не то же самое было тогда с Эвой Дальман? Полный блэк-аут, мир почернел и исчез, а когда сознание вернулось…

Ангела открыла дверь кому-то, кого ждала. А ждала она Катца, они договорились о встрече.

Ну, нет. Он доверял своей памяти. Это был не он.

Издалека донесся вой сирены. Сердце мгновенно забилось, хотя он прекрасно знал, что это мчащаяся в Южный госпиталь «скорая помощь».

Где-то уныло, с равными, как по метроному, промежутками, мяукала кошка. Пьяные голоса – мимо шла группа крепко поддавших юнцов.

Он инстинктивно понимал – долго здесь оставаться нельзя. Рано или поздно его найдут.

Йорма. Он давно уже не слышал о нем… неважно. Надо разыскать Йорму.

Они не виделись с конца нулевых. Тогда Йорма в очередной раз загремел в тюрьму за соучастие в вооруженном грабеже и только что освободился. Встретились в кафе в «Галерее» и обрадовались, как дети. С Йормой так всегда: могли годами не видеться, а встречались так, будто расстались вчера. Братья по оружию, подумал тогда Катц, это на всю жизнь, неважно, какое оружие и за что сражались. Он разглядывал угольно-черную челку и крепкие, сжатые в кулаки руки, годные на что угодно – в зависимости от обстоятельств. Построить дом, к примеру. Или защитить свою честь. Или, ко всеобщему удивлению, играть на рояле. Их дружба была настолько безоговорочной и безусловной, что напоминала скорее братскую любовь.

Знакомы они были с детства. Когда Катца после смерти родителей поместили в детский дом, Йорма был уже там. Его поместили туда насильно, согласно параграфу третьему соответствующего уложения. В глазах социальных служб – безнадежный случай. Но еврейский мальчик-сирота видел в нем себя самого. Оба темноволосые, смуглые, они отличались от окружения. А то, что Йорма играл на фортепиано, противоречило всем неписаным законам, как если бы на свалке ни с того ни с сего выросли королевские орхидеи.

В кафе Йорма, захлебываясь, рассказывал, что собирается переезжать в Таиланд. Какой-то его старый друг открыл там собственное дело, в Районге, в двух часах езды от Бангкока, и пригласил Йорму как компаньона. Они построят там многоквартирный отель, что-то вроде кооператива для богатых тайцев. Йорма будет присматривать за местными рабочими, играть на рояле в баре… и, конечно, контролировать разборки, когда нужно. Он уже подкопил деньжат, есть что вложить в дело. Припрятал награбленное, догадался Катц.

Поэтому он даже не рассчитывал отыскать Йорму, и очень удивился, когда нашел его в «Эниро» [6], по новому адресу в Мидсоммаркрансен. Номера телефона не было, а вот адрес был. А Катц и не собирался ему звонить.

Вечером он открыл дверь подъезда на Теллусборгвеген. Перед этим с полчаса бродил вокруг, присматривался. Как будто бы все спокойно. Полиция, очевидно, не докопалась. А как докопаться, если они вместе не засветились ни в одном деле, и к тому же десятилетиями не виделись?

Из-за двери на первом этаже доносились звуки пианино. Georgia in my mind. Йорма обожал старые песни Хоуги Кармайкла. Катц позвонил, и музыка в ту же секунду оборвалась.

А в следующее мгновение Йорма стоял перед ним, огромный, мускулистый, с тюремной татуировкой на руках и тонкой нотной брошюрой в руке. Не говоря ни слова, посторонился и пропустил Катца в квартиру.

Несколько часов Катц объяснял, что произошло, – начиная со звонка Ангелы Клингберг. Рассказал о мальчишке в метро, о человеке в куртке «Песец», который поставил в гараж машину Джоеля Клингберга, о таинственном файле, который он извлек из компьютера Джоеля – тот как-то связывал похищение его старшего брата с гибелью родителей. Рассказал, что его квартиру вскрывали, об украденной из подвала куртке несколько месяцев назад, о странных полотенцах, полученных Клингбергом по почте накануне исчезновения. Передал, как мог, беседу с Понтусом Клингбергом. И, пока рассказывал, стараясь не упускать малейшей детали, все больше и больше понимал, что пазл не сложен даже на четверть, что элементов не хватает и неизвестно, где их искать.