Никуда от меня не денешься (СИ) - Майер Кристина. Страница 38

Меня будоражит его близость, Самсонов это чувствует и умело играет на моих слабостях. Он не агрессивно напирает на меня, а умеючи соблазняет, а все из-за того, что в прошлый раз я не могла устоять.

— Если не о сексе, то о чем будем говорить? — в глазах пляшут смешинки.

— Если ты не прекратишь, я надену наушники, включу звук на полную мощность, и говорить ты будешь сам с собой, — огрызаюсь.

— Ника, давай поговорим, — перестает прикалываться, голос становится серьезным.

— О чем? — предполагаю, о чем пойдет разговор, мое настроение резко меняется. Я не хочу! Не готова слушать оправдания. Он может выкрутить ситуацию в свою сторону, преподнести все так, что я еще и дурой останусь, но ведь дело не в этом. — Что бы ты сейчас ни сказал, у меня все равно останутся сомнения, — пальцы до скрипа сжимают руль. Яну не понравились мои слова. — Мы слишком разные, Ян. Мы не слышим друг друга, между нами нет взаимопонимания. Ты привык жить, не оглядываясь на мнение других, действуешь жестко, считаешь свои поступки правильными и оправданными, ждешь, что я подстроюсь под тебя, приму любое твое слово за правду. Вокруг тебя постоянно крутятся какие-то девушки. То ты спешишь их спасать, то провожать. Я так не могу. Если бы я общалась с парнями, как бы ты к этому отнесся? — вопрос риторический, я и так знаю, что бы сделал Самсонов.

Ян не спешит отвечать. Он злится, не понравились мои слова. В салоне становится прохладно, хотя печка работает в прежнем режиме. Выражение лица — каменная маска. Подбив из пачки сигарету, прикуривает. Опускает стекло. Выпускает дым. Он не смотрит в мою сторону. Докурив одну сигарету, прикуривает вторую. В салоне холодно. Лицо и рука Яна мокрые от капель дождя, которые долетают и до меня, но он этого словно не чувствует.

— Мне холодно, — ежась на сиденье. Самсонов молча закрывает окно. Я ем пирожное, попивая мелкими глотками кофе. Какое-то время мы едем в напряженной тишине. Я даже начинаю жалеть о своих словах.

— Если возле тебя будут крутиться утырки, я их буду калечить, — неожиданно заявляет. Из всего перечисленного мной он только это услышал? — Будем учиться слышать друг друга, — добавляет он.

Мне нечего ему ответить. Не уверена, что у нас получится. Допиваю остывший кофе, пустой стаканчик опускаю в подстаканник.

Въезжаем на территорию особняка. Встречать нас выходит Эдуард Викторович. Самсонов забирает мой рюкзак.

— Алиса немного приболела, — сообщает он. — Она еще в постели.

— Что с ней? — не скрывая охватившую тревогу. Как бы в последнее время меня ни злила мама, я переживаю за нее. Она единственный мне родной человек.

— Простыла, день-два — и все пройдет, — произносит отец Яна, подталкивая нас к дому. — Как дела, Ника? — интересуется Эдуард Викторович.

— Все хорошо, — отделываюсь дежурной фразой.

— Ты опять похудела, — констатирует факт отчим. — Тебе нужно хорошо питаться. Учеба это умственный труд, а он самый сложный. Ника, тебе нужно хорошо питаться, а то ты заболеешь, — привлекает внимание Яна своим замечанием.

— Хорошо, — стараюсь улыбнуться. С питанием пока не очень, но я надеюсь, что все изменится, если я заберу с собой банковскую карту.

— Вам лучше переодеться, — замечает мокрый рукав Яна.

Воспользовавшись предложением, убегаю в свою спальню, забрав у Самсонова рюкзак. Поднявшись в комнату, первым делом ищу карточку. Спустя полчаса понимаю, что ее нигде нет…

Глава 44

Ника

— Самсонов, проваливай, — отталкиваю локтем от себя прижавшееся к спине тело. — Как ты попал в мою комнату? — шиплю возмущенно.

— Воспользовался дополнительным комплектом ключей, — ему весело, он и не думает убирать руку с моей талии. Между нами теплое одеяло, но вряд ли это станет для Яна препятствием.

Он весь день вел себя подозрительно хорошо. Ни разу не уколол мою маму, хотя ехидную ухмылку порой можно было заметить на его лице. Его отношение к ней вряд ли когда-нибудь изменится, я понимаю, что он только ради меня не показывает истинного отношения…

— Перестань брыкаться, пока по яйцам мне не попала, я не уйду, просто расслабься и спи, — фиксирует мое тело в крепких объятиях.

— Иди спать к себе, я не буду брыкаться, — зло выговариваю. Я не хочу с ним спать, знаю, чем может закончиться пробуждение, на это и рассчитывает Самсонов.

— Я хочу, чтобы ты брыкалась и стонала подо мной, — шепчет в ухо, обжигая горячим дыханием. Целует в ухо, захватывает мочку губами. Запустив по телу волну мурашек, он умело разжигает в крови пожар.

— Если ты не прекратишь, я буду кричать, — повышаю голос.

— Кричи, — через сжатые зубы. — Я хочу слышать твои крики и стоны. Готов всю ночь доводить тебя до оргазмов, чтобы ты сорвала голос, — толкается эрегированным членом сзади, одеяло — слишком тонкая преграда. Низ живота стягивает от возбуждения. Невозможно оставаться рядом с ним холодной воблой. Все разумные доводы испаряются от его пошлых обещаний, влажного языка на моих скуках, крепких объятий…

Если так продолжится, я уступлю Яну. Я не хочу, чтобы нас связывал только секс. Он будет творить, что ему вздумается, а я буду сидеть дома, ждать его?

— Помоги… — мой крик гасят его губы. Язык ныряет в рот, не дает возможности позвать на помощь. Несколько минут я пытаюсь сопротивляться, бить его через одеяло, кусаться и отворачиваться от поцелуев, но быстро теряю силы.

Как только я сдаюсь, Яне перестает зло терзать мои губы. Поцелуй становится нежным, сладким. Развернув к себе, нежно целует мое лицо, словно хочет успокоить, а не возбудить.

— А теперь постарайся уснуть, тебе нужно отдохнуть, — голос просел, словно у заядлого курильщика. Я тоже возбуждена, но не настолько, чтобы мучиться бессонницей, а у кого-то явно будет непростая ночь. Сам виноват, я не звала его в гости. — Засыпай, Ника, — убирает волосы, открывая лицо.

Не представляю, как уснуть под его пристальным взглядом. К себе Ян не уйдет, если я продолжу его прогонять, все может закончиться исполнением его обещаний. Ему непросто дается воздержание.

Закрываю глаза. Стараюсь расслабиться, дышать спокойно, но очень долго у меня ничего не получается. Я чувствую его близость каждой клеточкой кожи, слышу неровное дыхание, которое ласкает кожу лица.

— Ника, ты не спишь, — шепчет Самсонов.

— Если ты не будешь меня будить, то я усну, — бурчу, накрываясь с головой одеялом.

Ян смеется, стягивает одеяло вниз.

— Дышать углекислым газом вредно.

Не помню как, но мне удалось уснуть. Проснулась я рано. Будто во сне меня кто-то толкнул. Кто-то?

Самсонов спал на второй половине кровати в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Руки за головой, расслабленная поза. Идеальный торс, длинные накачанные ноги. Не выдержав, я взяла с тумбочки телефон и сделала несколько снимков.

Недолго думая, поднялась тихонько с постели. Оделась, забрала сумку с вещами, которую собрала с вечера. На цыпочках, стараясь не шуметь, покинула спальню. Сходила в гостевую уборную и гостевой душ на первом этаже. На все про все ушло не больше двадцати минут. Если бы у меня были деньги, я бы прямо сейчас вызвала такси…

Оставаться мне здесь не было смысла. С мамой и Эдуардом Викторовичем увиделась, поужинали вместе. Я выразила свою благодарность и уважение отчиму, спокойно выслушала мамины советы за столом и даже не разозлилась, когда она напомнила о «дочернем долге».

Для злости и раздражения у меня была причина — карточку я так и не нашла. Все мои надежды осыпались прахом. Самсонов вынуждает меня вернуться к нему, но я лучше с голоду опухну, чем приду на таких условиях. Честно скажу, мне претят его методы добиваться своего.

— Ника, доброе утро, — подпрыгиваю от неожиданности, услышав голос Эдуарда Викторовича за спиной.

— Доброе утро, — натягиваю на лицо улыбку.

— Ты так рано проснулась, — комментирует он, переводя взгляд на собранную сумку.