Пропавшая невеста 2 (СИ) - Верховцева Полина. Страница 50

Доминика покраснела и с трудом заставила себя произнести:

— Когда женщина беременна от кхассера, внутри нее растет маленький зверь, а когда приходит время он…

— Продолжай.

Под его взглядом она совсем сникла.

— Он когтями и зубами разрывает себе путь наружу.

Его взгляд полностью почернел:

— Маленькие кхассеры рождаются обычными детьми, — цедил сквозь зубы, выделяя каждое слово, — Первый оборот случается не раньше семи лет, под контролем старшего.

Ника смотрела на него, как маленький, потерянный котенок:

— То есть это…неправда?

— Никто! Никого! Не разрывает! Кто тебе это сказал?

— Никто, — пропищала она, — Я случайно услышала. В Вейсморе. Служанки сплетничали.

И тут же в памяти полыхнуло. Вечер, она усталая возвращается к себе, после того как весь день билась за жизнь ведьмачонка и его матери. В коридоре никого и только из темного зала доносится наглый голос Берты:

— Запомни, ты ничего и никому не скажешь про этот разговор. Ничего! Никогда!

Вспомнила и мороз по коже пополз, будто змея неспешно оплетала тугими кольцами. Потому что внезапно все встало на свои места.

Не подругу наивную тогда Берта затыкала, не для нее запрет был, а для Доминики. Ушлая служанка прекрасно знала, что та поблизости, подгадала момент и нанесла свой ядовитый удар.

— Имя? — холодно повторил Брейр, — говори уже. Хватит молчать!

Словно в тумане она обронила:

— Берта, — и шмыгнула носом.

— Это та, которая возле Тианы всегда крутилась?

Он не без труда вспомнил глазастую, не в меру суетливую и пронырливую девку, сующую свой длинный нос во все.

— Она самая, — прошептала Доминика, тихо всхлипнула, а потом и вовсе уткнулась в ладони и заревела.

Понять не могла, поверить…

Нельзя же так! Это же не шутки! Из-за тех неслучайно подслушанных слов все испортилось, вся привычная жизнь под откос пошла.

Брейр стоял над ней, как скала, и хмуро наблюдал за тем, как содрогается от рыданий хрупкое тело, как узкая ладошка размазывает по щекам бегущие градом слезы. И гнев, который захлестнул, когда услышал эти слова, начал рассеиваться, уступая место пониманию.

— Ты из-за этого начала принимать румянницу? — тихо спросил он.

Она заревела еще громче и так надрывно, что самому больно стало.

Столько ошибок, столько злых слов и опрометчивых поступков и все из-за какой-то обнаглевшей служанки, решившей, что она в праве вмешиваться в чужие дела.

Захотелось прямо сейчас сорваться в Вейсмор, поймать эту девку и в кандалы, к позорному столбу. И высечь так, чтобы шкура лохмотьями сползала. А потом в самую глубокую темницу, чтобы забыла о том, как солнечный день выглядит.

— Мне было страшно, — призналась Ника, всхлипывая навзрыд, — хотелось побыть с тобой еще немного, прежде чем…это случится.

От осознания того, какой дурой была, разрывало в клочья. Дышать невозможно, простить тем более. Ни Берту за обман, ни себя за наивность. Ведь малыш уже мог быть. Маленький кхассер с янтарными глазами, как у отца.

— Почему у меня не спросила? Или у кого-то еще… — сказал и осекся, наконец, осознав простую истину.

Не могла она. Пока он злился и наказывал за мнимое предательство, она варилась в своем котле с ядовитой жижей, и неоткуда было ждать помощи. Как могла сама карабкалась, запутавшись в паутине чужих злых слов. Совсем одна, наедине со своими страхами.

— Проклятье.

Порывисто притянул ее к себе и сжал в объятиях, чувствуя, как она дрожит и горько всхлипывает.

— Все, успокаивайся. Так вышло. Нет смысла убиваться.

Утешать он не очень умел. Гладил ее по спине, пытаясь подобрать слова, которые могли бы смягчить ее боль и не находил. И самому хотелось только одного — добраться до этой заразы с черным голосом и на кол посадить.

— Я не могу, — всхлипывала она, — ты не понимаешь…

— Чего я не понимаю? — голос садился и собственное спокойствие держалось на последнем рубеже. Еще немного и сорвется — начнет крушить эти проклятые ледяные скалы, — все понимаю.

— Если бы… — горький всхлип, — если бы не она, ничего бы не было. Ни румянницы, ни твоего отъезда за новой невестой, ни Тианы этой. Ничего…

— Дыши, Ника. Дыши.

Как дышать? Когда студеный зимний воздух падал в легкие раскаленными комками и обжигал, а грудь сжималась все сильнее, сдавливая обливающее кровавыми слезами сердце. О каком дыхании речь?

— Дыши, — прислонился губами к виску, — я с тобой. Всегда только с тобой.

Не только в том-то и дело! Не только! Еще обиднее, чем прежде, на разрыв. Знать, что ни в чем не виновата и вспоминать все то, через что пришлось пройти? Это как пытки, на вертеле, над огнем, сгорая в адском пламени.

— Я умирала тогда, — даже на всхлипы не оставалось силы, — распадалась на осколки и медленно гнила, пока ты со своей Тианой…

— Она не моя.

— Твоя! — чуть ли не сорвалась на крик, — тогда она была твоей. Ты проводил с ней дни напролет, забыв о моем существовании.

— У нее дар…

— Счастливый был. Смеялся. Я видела вас везде, куда бы ни шла. Как ты держал ее за руку, как шептал на ухо, а она краснела и улыбалась, ластилась к тебе, как кошка. А ты ее целовал.

— Ник, — Брейр мрачнел, не зная, как убрать из ее головы эти воспоминания, — послушай меня. Я уже говорил, она обманула насчет своего дара. Тиана была не миротворцем, а мастерица по приворотам.

— И ты ведь мог навсегда остаться с ней! Навсегда! Так и бы и зацеловывал ее до беспамятства, ласкал за закрытыми дверями, так что весь замок был в курсе, чем вы там занимались, — Доминика сорвалась. Защитная стена, за которой она все это время пряталась, дала трещину под напором бурлящего потока чувств. Слишком больно, чтобы продолжать все держать в себе и слишком бессмысленно.

Кхассер непонимающе нахмурился:

— Ничем мы с ней не занимались.

— Не надо, Брейр. Ни оправданий, ничего, — простонала она, — ты…ни в чем не виноват. Просто попал под чужое влияние…как и я.

Только ему хорошо тогда было, а она задыхалась, рыдая в лесной сторожке от одиночества и отчаяния.

— Да, нет же, — возмутился он, — ничего не было…за закрытыми дверями. Тиана невестой была, я не трогал ее, до свадьбы. А свадьбы не было, и брачная ночь сорвалась.

— Я видела ваши поцелуи.

— Были поцелуи, — отрицать не стал.

Много поцелуев. Ему тогда катастрофически сильно хотелось прикасаться к коварной Высшей, поймавшей на крючок. Но о том, чтобы дальше пойти — и не помышлял. Хотел по правилам все сделать, назло Доминике. Чтобы и ритуал был настоящий, и ленты с золотом, а не нитка убогая, и гости, а вечером пир горой и жена в прекрасном платье. Как в дурном наваждении жил, с каждым днем утопая все сильнее.

Вслух этого не сказал. Не посмел. Свои собственные порывы, которые тогда казались верными теперь выглядели нелепо. Кого он хотел наказать? Себя или девочку из Шатарии, которая была ни в чем не виновата?

Доминика снова всхлипнула и попыталась вынырнуть из его объятий. Вроде в прошлом все осталось, вроде запретила себе думать об этом, расстраиваться, а не могла. Не отпускали жесткие когти обиды, по-прежнему сжимая измученное сердце.

— Были поцелуи, — повторил, хватая ее за руки, — но за закрытыми дверями — никогда и ничего. Я нетронутой вернул ее в Наранд, пусть другую жертву ищет.

— Не надо, пожалуйста, — прошептала Ника отворачиваясь и жмурясь, — зачем сейчас врать, когда все осталось позади.

— Да ни черта не осталось, — взорвался он, сжимая ее плечи, — смотри на меня.

Она закусила губы, чтобы снова не разреветься, и упрямо покачала головой. Слишком больно смотреть. Защита рухнула, и она снова оказалась лицом к лицу со своим отчаянием.

Кхассер тоже балансировал на грани.

— Смотри на меня, — встряхнул, так что зумами клацнула и затихла, — смотри!

— Не могу, — простонала.

Он снова встряхнул:

— Смотри.

В пещере стало горячо из-за ярости кхассера, хлещущей через край. И Доминика сдалась, подняла на него бесконечно грустный, зареванный взгляд.