Старуха 4 (СИ) - Номен Квинтус. Страница 15

— Про что?

— Про то, куда польских евреев можно быстро и без ущерба для страны расселить. Потому что мне идея на Дальний Восток их везти, да за казенный счет, очень не нравится: деньги-то на переселение они возьмут, но потратят их на билеты в Сан-Франциско. Так что никаких бесплатных перевозок: хотят валить — пусть валят, но строго за свой счет, и переезд оплачивают исключительно честно заработанными деньгами. А то знаю я Молотова…

— Так, а чем тебе Вячеслав не нравится?

— Он мне всем нравится, но вот жена его… сами знаете про ночную кукушку, так что когда он предложит полякам переселение на Дальний Восток из казны финансировать, сразу его гоните, можно даже матом: он поймет и не обидится. Причем даже желательно матом и публично: зачем ему личную жизнь-то портить? А у него появится кузявая отмазка перед супругой…

— И кто-то мне после этого будет говорить, что ты не зараза? Ладно, иди уже, корми, я подожду, почитаю пока твое творчество…

Товарищ Кузнецов не рассказал товарищу Сталину еще об одной «мелкой детали», сделавшей «Щуку» такой тихой — ему комсомольские инженеры то ли забыли о ней рассказать, то ли не сочли ее «заслуживающей внимания». А «деталь» была на самом-то деле очень важной: валы лодки теперь крутились в деревянных подшипниках. Марта в принципе знала, что бакаут используется для изготовления крикетных клюшек, но еще она знала, что из этого же дерева делают и ступки с пестиками для измельчения всякого, так что заказ Веры у нее большого удивления не вызвал. Небольшое — да, Марта лишь удивилась количеству потенциальных ступок, но ведь у Веры столько разных химических производств!

Не особенно удивились поставкам древесины из Швеции и советские таможенники, ведь им было вообще запрещено «удивляться» тому, что приходит в страну по линии НТК. Слегка удивился такой поставке лишь Валентин Ильич — но ему Вера объяснила, что на латыни это дерево не просто так именуется не иначе, как lignum vitae, то есть «дерево жизни», и что его смолой лечится буквально все от кашля до артрита, а стружки завариваются в качестве «лечебного чая». И удивился он только когда прикинул, сколько этого самого чая можно заварить из пяти с лишним тысяч тонн целебной древесины. А вот стоимости закупки он удивиться не смог: ее провели с «непубличного счета» в Швейцарском банке, отчеты по которому в СССР не передавались…

Но в Комсомольске никто даже не знал, что драгоценная древесина во всем мире является жутким дефицитом… то есть при такой цене никакого дефицита, конечно, не было… там просто знали, что на складе еще лежит запас «очень прочных дров», которого хватит еще лодок на тридцать, а еще ведь «Старуха сказала, что передала Комсомольцам лишь малую часть имеющегося запаса» — так что когда в начале ноября на завод пришел «заказ» на строительство сразу двенадцати таких лодок, единственной серьезной проблемой, которую пришлось решать судостроителям — это проблема с поставками нужной резины. И прилагающегося «резинового клея».

Впрочем, так как Комсомольский судостроительный давно уже входил в структуру НТК, они проблему стали решать «по-НТКовски»: позвонили по ВЧ Вере домой и изложили грядущие потребности. Вера Андреевна тяжело вздохнула (а Вера тихо про себя выругалась) и позвонила в Ушумун, где делалась «резина» (на самом деле довольно сложные — и в технологическом плане, и по форме — изделия), затем позвонила Валентину Ильичу…

— Вера, ты что, всерьез думаешь, что у нас где-то бьет денежный фонтан? Откуда я тебе срочно вытащу двенадцать миллионов?

— Если бы не декрет, я бы вам вообще не звонила. А так как я несколько ограничена в передвижениях… Ну, объявите праздничный аттракцион неслыханной щедрости, выставите на продажу пару тысяч автомобилей для передовиков сельского хозяйства по шесть тысяч за штуку…

— Знаешь что?

— И знать не хочу.

— Я бы тоже не хотел, но… ты мне на могилку закажи памятник из карельского порфира, если тебе несложно. Я, конечно, пока не знаю, кто меня сразу убьет после такого объявления, но список желающих я тебе сегодня же пришлю. И, заметь, Иосиф Виссарионович в нем будет далеко не первым…

— Ну подумаешь, пострадаете слегка за дело мировой революции… вам же совсем недолго мучиться придется — зато в следующем году у нас будет двенадцать совершенно бесшумных подлодок. А Иосифа Виссарионовича я предупрежу…

— Я же сказал, он вообще последним в очереди…

— А он всем первым вас убивать запретит. И потом, вы же денежки эти еще до конца года в казну вернете, даже с процентами.

— И откуда я их извлеку? До конца года осталось всего меньше двух месяцев.

— Я же сказала: в передвижениях я ограничена. А через Фрею всего Марте не передашь. Вы товарища Афанасьева под благовидным предлогом в Москву вызовите, я ему все подробно расскажу… у меня есть столько денег, просто их доставать не особо просто.

— Ты сейчас дома?

— Нет, я брожу по тайге где-то в Сибири… Конечно дома, куда я с дочкой-то денусь?

— Я к тебе заеду… через полчасика, договорились?

— Тогда уже через час, мне еще дочку покормить нужно будет…

От Веры товарищ Тихонов обратно в Управление НТК ехал уже совершенно успокоившись. Хотя один вопрос у него и оставался, но задавать его Вере он не стал. А вопрос был простым: знают ли о Вериных деньгах товарищи Сталин и Берия? О некоем счете, куда поступали все деньги от тех, кто платил Вере определенный процент за право использовать ее имя в рекламе? Вроде и копейки, но когда таких копеечных ручейков набирается достаточно много, то сумма в графе «Итого» начинает вызывать серьезное такое уважение. А куда Вера такие деньги тратит, Валентина Ильича вообще не волновало: она знает, куда их тратить, и тратит исключительно с пользой для страны. Ведь вот просто так, со скуки, мало кто способен потратить шесть миллионов американских долларов на, фактически, экзотические дрова — и она была полностью права, что никому о такой покупке не рассказала: наверняка ей просто запретили бы тратить такие огромные деньжищи на какие-то бревна. А она — просто взяла и потратила, и только год с лишним спустя стало понятно, что в этом не только был большой смысл, но и острая необходимость. Но главное заключалось в том, что Вера смогла заранее сообразить, какую пользу стране принесет эта закупка. Ведь если начнется война… то есть когда начнется война, то приобрести это дерево уже точно не получится — а теперь на складах лежал запас ценнейшего, как оказалось, стратегического материала минимум на десять лет напряженнейшей работы всех судоверфей.

Впрочем, сейчас все работают с величайшим напряжением. С начала года был практически запрещен переход рабочих с одного промышленного предприятия на другое, на многих предприятиях была введена «ненормируемая рабочая неделя» — то есть руководство получило право вводить (правда с повышенной отплатой за «переработку» даже десятичасовой рабочий день. Принят закон о «трудовой мобилизации школьников», которые теперь после окончания семилетки в обязательном порядке отправлялись в ФЗУ получать рабочие профессии (если не продолжали обучение в десятилетках, куда теперь можно было поступить только сдав не самые простые экзамены). И всем потихоньку становилось ясно, что страна на самом деле готовится к войне. А очень многие даже догадывались, с кем придется воевать — но официально у Советского Союза с гитлеровской Германией был мир…

Который довольно многим почему-то не нравился. И Валентин Ильич искренне радовался тому, что Лаврентий Павлович с теми, кому мир не нравился, поступал… как говорила Старуха, «очень верно поступал, хотя и излишне мягко». На что обычно Лаврентий Павлович ей отвечал:

— Ну ты же сама все время говоришь, что стройки сами не построятся, так что критику свою приглуши, зараза такая. Думаешь, мне легко через коленку ломать свое революционное сознание? — и при этом почему-то и сам товарищ Берия, и Вера начинали смеяться. Хотя сам Валентин Ильич особых поводов для смеха и не видел. Но ведь они-то с Верой — соседи, может, это было какой-то им двоим лишь известной шуткой?