Трофей для Зверя (СИ) - Верховцева Полина. Страница 44

Маленькая рысь от такого беспардонного обращения жалобно запищала.

— Дай сюда! — Мел жестко перехватила руку кхассера.

Янтарный взгляд тут же налился тьмой, но она не отступила. По-волчьи уставилась на него, прекрасно зная, что Хасс не посмеет нарушить запрет императора и применить к ней звериную силу.

— Ты забыла, где теперь твое место? — процедил сквозь зубы, едва сдерживаясь.

— Прекрасно помню, андракиец. Но я не для того всю дорогу успокаивала этот блохастый комок меха, чтобы ты теперь мял ее своими лапищами.

— Уймитесь. Оба, — холодно осадил Маэс и забрал котенка себе, — она и так дикая, еще вы тут добавляете.

В руках у императора Эсса успокоилась, но на Хасса по-прежнему смотрела настороженно и чуть что скалила зубы.

— Этих, — Маэс указал на скованного кхассера и его безумную подругу, — запереть в камере и позвать Рамэя. Прежде чем лечить, посмотрим, что в их головах намешано. Мелкую в лазарет. Пусть приведут в порядок, отмоют, накормят. И ей первой нужен миротворец и кто-то, кто научит возвращаться обратно в человеческий облик. Глаз с нее не спускать!

— А эту? — Хасс кивнул на угрюмую Мелену.

— А эту…эту отправь туда, где остальная прислуга. Пусть работает.

Песочный кхассер молча закинул себе на плечи поверженную рысь, кивнул Брейру, чтобы тот прихватил с собой бродяжку. А саму Мелену под локоть схватил один из андракийцев и поволок в другую сторону к той двери, за которой начинался спуск в крыло прислуги.

Она не сопротивлялась. Это путешествие высосало из нее все силы, не оставив ничего взамен. Хотелось уйти в свою маленькую, бедно обставленную комнату, лечь на жесткую койку, повернувшись лицом к стене и проспать много-много часов подряд, а еще лучше — снова обо всем забыть.

***

Император сдержал свое слово. После возвращения в Асоллу он не стал сажать Мелену на цепь, а оставил в статусе прислуги, позволив тем самым перемещаться в пределах замка. Однако даже с большой натяжкой это нельзя было назвать свободой.

Стражники были предупреждены о том, что она из себя представляет, и были начеку. Куда бы он ни шла, где бы ни появлялась — ее всегда сопровождали чужие настороженные взгляды. Но это еще не все. Стоило только приблизиться к воротам, ведущим за пределы замка, как ошейник начинал пульсировать. Сначала предупреждающе, почти не больно, а потом сдавливал с такой силой, что перед глазами темнело, и сколько бы она ни пыталась вдохнуть — ничего не получалось. В такие моменты рядом с ней неизменно появлялся кто-то из стражников или кхассеров и молча тащил обратно.

Сам император не пришел ни разу.

После того, как они добрались до столицы, Маэс потерял к ней интерес. Не забирал к себе в комнату, не узнавал, где она, и что делает. Теперь все его время и внимание занимал разрыв границы, установленной между Милрадией и долиной Изгнанников.

В отличие от многих остальных Морт был безгранично рад вторжению андракийцев. Тот самый ученый, который готовил машину, чтобы раздавить захватчиков, теперь был неистово увлечен идеей, как помочь им сокрушить древнюю защиту. От головоломки такого масштаба он приходил в дичайший восторг и, едва на востоке занимался рассвет, бежал на полигон, чтобы с головой погрузиться в работу. Он с упоением занимался любимым делом и, кажется, даже помолодел на десяток лет. Бегал по замку, окрыленный своими идеями и всегда улыбался.

Когда Мелене доводилось с ним сталкиваться, она невольно приходила к выводу, что прежде никогда не видела его настолько счастливым. Морт радостно ей махал и останавливался поболтать, будто они были хорошими знакомыми, встретившимися на увеселительной прогулке. Спрашивал, как дела, чем она занимается, не понимая того, насколько нелепо звучали его вопросы. Как могут быть дела у пленницы с ее характером, да вдобавок с ошейником, готовым придушить за малейшую оплошность? Чем она может заниматься, кроме как угрюмо выполнять свою работу и строить планы побега?

Он этого не понимал, а Мелена и не стремилась что-то объяснять. Она давно знала, что лучший друг — это тишина, и что доверять можно только самой себе.

Андракийцы перевернули все вверх дном: дамы, которые блистали при дворе Вейлора, теперь были посудомойками и уборщицами, щеголи — стонали от непосильной работы на конюшнях. Кто-то изнывал за решеткой, кого-то выслали из замка в шахты, и никого не осталось на прежних позициях.

Маэсу было плевать на положение, родовые отличия и богатство, на сомнительные заслуги перед прежним королем. Он возвышал и даровал свое благоволения тем людям, которые были нужны ему самому. Таким как Морт, полностью перешедший на их сторону, Магистр Рамэй, который оказался крайне полезным, лекари, придворные звездочеты. Даже один из опальных генералов, которого Вейлор обвинял в недостаточном рвении и жестокости по отношению к изгоям в Долине, и тот нашел свое место при новом императоре.

Простой прислуге, которая раньше исполняла приказы короля оказалось проще. Теперь они просто подчинялись другим хозяевам, и далеко не все были этим возмущены.

Главная повариха, наоборот, светилась от счастья, потому что здоровенные варвары с огромным аппетитом уплетали ее стряпню и не скупились на похвалу. Никому из них и в голову бы не пришло устраивать скандал из-за того, что хлеб нарезан недостаточно изысканно или листья салата пожухли, не дождавшись ужина. Они ели, хвалили и не отказывали в помощи, если нужно было сделать что-то сложное. Например, достать тяжелые баки с полки. Обычно для этого требовалось двое поварят, а любой рослый андракиец справлялся с этим в одиночку, причем без видимых усилий. Если требовалось перетащить мешки из одного склада в другой, то приходило сразу несколько воинов. Работа шла быстро и весело, и полюбоваться на красивые, сильные тела собирались не только те, кто работал на кухне, но и остальная прислуга.

Простой народ Милрадии был в растерянности. Вековая вражда и насаженная уверенность в том, что по ту сторону Драконьих Гор обитают лишь враги, не могла испариться по мановению волшебной палочки. Магия была злом для многих поколений милрадийцев, кхассеры — самым ярким воплощением этого зла, но сейчас, когда столица пала и захватчики плотно обосновались там, все было не так, как пророчил Вейлор в своих пламенных речах.

Любые волнения подавлялись жестко, неповиновения Андракис не терпел, но бессмысленной резни не было. Крылатые звери не собирали младенцев по деревням, чтобы сожрать их на ужин, озабоченные воины не сновали по домам в поисках невинных девиц, над которыми можно было бы надругаться целой толпой, никто не пытался отобрать те крохи, которые простые люди бережно хранили на черный день, а маги не использовали свой дар, чтобы проводить демонические ритуалы.

Они, наоборот, помогали. Когда первый целитель пришел в деревню и предложил свои услуги, к нему никто не вышел, кроме мужчины, который был умелым кузнецом, но потом его поразила неведомая хворь, и половина тела перестала слушаться. Он подволакивал ногу, ничего не мог взять правой рукой, и даже половинка рта была некрасиво опущена.

Целитель починил его за пару минут. Мужчина выпрямился, выставил перед собой обе руки, сжимая поочередно то один кулак, то другой, подпрыгнул, присел, а потом громко рассмеялся.

Следом за ним, испуганно переглядываясь, пошли и другие. Целитель вылечил каждого. Ему по силам были те хвори, на которые прежние лекари разводили руками, советовали смириться и пить отвар мать-и-мачехи, потому что лекарств не было.

Люди начинали оттаивать и подозревать, что все совсем не так, как говорили прежние правители, но до мира было еще далеко.

И уж точно для него не осталось места в сердце Мелены. У нее была своя война.

Каждый день, после возвращения в Асоллу, она думала о том, как добраться до Вейлора, сидящего в клетке посреди двора, под неусыпным присмотром стражников, и заставить его ответить за то, что он сотворил много лет назад.