Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона - Ларина Елена. Страница 41

– Ты – стерва!

– Хорошо. Полегчало? Хочешь, я тебя поцелую, девочка моя?

Я действительно чувствовала себя девчонкой, которая попала на взрослый киносеанс. С интересом наблюдала за происходящим на экране, что-то про себя отмечала, над чем-то хихикала, а когда пошли титры, обнаружила, что ничего не поняла в этой взрослой жизни. В зале зажегся свет, и я сидела совершенно обалдевшая.

– Неужели такая мелочь, как мимолетный секс с подростком и угрозы этого жлоба, были таким уж страшным испытанием для тебя? – вопрошала Поливанова, театрально воздевая руки вверх. – Запомни, дорогуша, господь никому не посылает невыносимых испытаний выше сил человеческих.

Последняя фраза так неожиданно вылетела из уст этой змеи, что я очнулась.

– Хорошо, Люда. Допустим, все так и будет, как ты планируешь. Но почему ты решила, что непременно победишь на выборах?

– Мне кажется, что рейтинг жены будет ненамного ниже, если не выше, рейтинга мужа. Народ всегда говорил, муж и жена – одна сатана. К тому же все эти дни я не только мелькала рядом с Поливановым, я была в центре его избирательной кампании, – рассуждала змея. – А потом особых конкурентов я не вижу. Есть только единственный достойный противник – Сергей Лунин… Кстати, как он тебе? Как мужчина? Я, например, обязательно сделала бы его своим любовником. Между прочим, это мысль. Представь себе, Светка, такую картину. Телевидение. Дискуссия кандидатов в губернаторы в прямом эфире. Поливанова и Лунин. Мы ругаемся, критикуем позиции и программы, обливаем друг друга грязью, еще немного, и начнется потасовка. Передача заканчивается. Мы встречаемся за кулисами, приближаемся друг к другу, сцепляемся в объятьях. И прямо там, среди фанерных декораций, выключенных камер, занимаемся любовью… Как тебе такая картинка?

Последнее время мне все чаще приходила мысль о смертоубийстве членов семьи Поливановых. В прошлый раз мне недоставало указки, теперь мне стоило только протянуть руку и взять полупустую бутылку вина. Поливанова была хорошим режиссером. Я так явственно увидела всю эту сцену, во всех подробностях, даже узнала в этой картинке своего воображения некоторые особенности фигуры Поливановой и ее сексуальные повадки.

– Я не понимаю, Свет, – Людмила внимательно смотрела на меня: – Ты меня сейчас хочешь или ты меня сейчас хочешь убить? Я перестаю тебя угадывать…

Я пожалела, что не обладаю ядовитым, как у настоящего скорпиона, жалом, которым бы могла сейчас ужалить ее.

– Не обращай внимания. Я просто перевариваю все, что ты мне только что сказала, и еще что-то сильно запьянела…

– Так вот про Лунина, – недоверчиво окинув меня взглядом, говорила змея. – Поливановская команда состряпала против него какую-то информационную бомбу, уже отпечатала ее, размножила и держит тираж на аптечном складе. Ждут самого удобного момента, чтобы ее взорвать. Я точно не знаю, что там, но, как говорят эти ребята, а им можно верить, Лунину грозит не просто поражение на этих выборах, но вообще политическая смерть. Хотя посмотришь в телевизор – все эти политические трупы живут себе, причем неплохо… Но ведь грех не воспользоваться уже готовой бомбой? Разве я не права, Свет? А, Свет?..

Гувернантка навсегда

Клоун Поль был хорошим собеседником. Он умел кивать головой, покачивать ногой, протягивать руку. Его лицо становилось то сочувственно-грустным, то доброжелательным и веселым. А что еще надо для задушевного разговора? Жаль только, приходилось все время дергать за веревочки, а я не всегда верно находила их, поэтому и клоун изредка улыбался не в такт. Вот с грустью он всегда угадывал в моем нынешнем положении.

Как-то пару лет назад я попала на выставку художников-авангардистов. На улице был дождь со снегом, зато в залах выставки было сухо и тепло. В благодарность за кров я решила посмотреть картины. Всех художников, представленных на выставке, объединяло одно – они не умели рисовать. Все эти кукиши, растущие, как грибы, из земли, слоны в противогазах, деревья, пилящие человека двуручной пилой, были отвратительного исполнения в смысле техники живописи.

В тупиковом зале я остановилась перед большим полотном, на котором были изображены две марионетки. Ими управляли марионетки побольше. Над этими возвышались третьи марионетки, дергающие за ниточки. Дальше нить уходила в «темноту и вверх», как в песне Макаревича. Сюжет был не нов, но картина поражала как раз техникой исполнения. Самые нижние куколки изображались в технике примитивизма. Фигурки второго ряда были выполнены как бы кистью художника-импрессиониста. Самые большие были уже сюрреалистичны. Но самый главный эффект, которого, может быть, и хотел добиться художник, фамилию которого я, к сожалению, не запомнила, состоял в том, что зрителям очень хотелось увидеть – кто же дергает за самые верхние ниточки. Кто он такой? В какой манере исполнен? Есть ли над ним кто-то еще?

Где в этой схеме мироздания мое скромное место? Чьей кистью я буду исполнена? Кто там наверху?

Сегодня я увидела, наконец, того, кто дергал наверху за мои веревочки. Еще вчера мне казалось, что я, пусть не очень умело, но нащупала ниточки, отвечающие за деньги, секс, дружбу, политику в семье Поливановых. Это было что-то вроде фэн-шуй, только совершенно реально. Вместо мифических энергетических потоков, которые никто не видел и не ощущал, я, казалось, тянула за нужные ниточки. Куклы еще бунтовали, хватали за ноги кукловода, лезли под юбку. Но еще немного практических упражнений, и я могла бы разыгрывать с моими марионетками настоящие представления по моему личному сценарию!

Все оказалось совсем не так, как виделось с высоты моего роста. Я не замечала тонких веревочек, которые были ловко присобачены к моим рукам и ногам. Когда сегодня я услышала голос сверху, который захотел, чтобы марионетка, наконец, узнала своего настоящего хозяина, я увидела фотогеничное лицо Поливановой и ее хищную улыбку. Вот кто водил меня эти дни по усадьбе, укладывал то в одну, то в другую постель, раздвигал мои ноги, двигал моими тряпичными суставами.

Но когда марионетка начинает поднимать голову, она уже не может быть послушной. Она или порвет веревки, или ей вывихнут кукольные конечности. И еще марионетка, смотрящая вверх, вдруг постигает весь ужас, всю бездну этой веревочной пирамиды. Она пытается заглянуть в страшную темноту и видит только черный квадрат Малевича.

Тогда ей больше нечего терять, просто нужно открыть ночью свои глаза-пуговицы, сесть, глупо растопырившись, и сдвинуть крышку ящика. Потом перекинуть безвольное тельце, шлепнуться в темноту и бежать на непривычно мягких своих ногах туда, куда глупо глядят ее глаза-пуговицы.

Бежать отсюда. Здесь меня ничего не держит. Кроме…

Моя Дианка спала, протянув кому-то во сне ручонку. Кудряшки рассыпались по подушке. Одеяло странно топорщилось под ногами. Я достала непонятно как там оказавшегося плюшевого зайца.

Спи, моя самая любимая девочка! Я не смогу сказать тебе: «Прощай, мы никогда больше не увидимся!» Я не хочу придумывать тебе сказку про то, что переменился ветер и мне, как Мэри Поппинс, пора лететь к другому малышу… Только у англичан волшебство может быть связано с погодными условиями! Я могу порвать веревки, за которые меня дергает кукловод, но я никогда не смогу разорвать ту невидимую ниточку, которая связывает нас с тобой. Ангел мой! Если ты будешь стоять на крыльце и смотреть, как я иду к воротам усадьбы, мне не сделать ни шагу. Мне не разорвать это расстояние. Я останусь здесь навсегда, как статуя гувернантки. Сюжет скульптурной композиции о том, как гувернантка не смогла покинуть свою воспитанницу и упросила богов превратить ее в камень. Как же мне покинуть тебя? Как оставить тебя одну в этом мертвом доме? Что сделают они с твоей светлой душой?

Я вспомнила университетский семинар по фольклору и запричитала шепотом:

Кудрявый повозник,

Кудрявый повозник,

Погоняй скорее,