Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона - Ларина Елена. Страница 46
Завтракала я сегодня, сидя на носу пиратского фрегата. Ела йогурт и жевала яблоко, положив ногу с перевязанным коленом на пороховую бочку. К вечеру я и вовсе обнаглела – села на английский трон, поджала под себя здоровую ногу и стала раскачивать свисавшую с ветки голову анаконды.
– Дядя Яша, а куда вы сегодня ходили таким щеголем? – спросила я владельца всего этого чуда в Стеариновом переулке, где я нашла лучшее убежище от пошлости и жестокости этого мира. – Неужели на свиданье? Кто она, ваша Прекрасная Дама?
– Ну что вы, Светлана? – старичок замахал на меня руками, но было заметно, что ему мои слова приятны. – Какая может быть Прекрасная Дама, если вы здесь? Я ходил на свидание с избирательной урной. Вот и все свидание!
– И за кого же вы голосовали, дядя Яша? – спросила я и замерла в тайной надежде услышать его имя.
– За Лунина, конечно. Какие тут могут быть сомнения? Честность и благородство. А вы, Светлана, читали «Письма из Сибири» декабриста Лунина? Нет? На филфаке сейчас декабристов не проходят? У меня есть, можете полюбопытствовать. Что-то есть у нашего Лунина от его однофамильца-декабриста. А может, это его предок?
– Был бы предок, в биографии на избирательном пункте обязательно отметили. На всю губернию раструбили!
– Ну, Светлана, напрасно вы так! Я же говорю вам, что Сергей Лунин до конца был благороден. Даже на диспуте с этой Поливановой. Я специально ходил посмотреть в гости к своему старинному приятелю. У меня-то телевизора нет… Она всячески Лунина провоцировала, играла-таки на провокацию, а он был спокоен и выдержан. Ни разу не коснулся личности, говорил по пунктам программ, со знанием дела, грамотно так, толково.
Я похолодела. Перед глазами откуда-то возникла картинка: среди телевизионных декораций два тела, бьющихся в судорогах сладострастия. И ритмично двигающийся, знаменитый на всю страну круп Людмилы Поливановой…
– Светлана, вам больно? Вы побледнели! Надо перевязать ногу…
– Что вы, дядя Яша! Ваша мазь творит чудеса, – я взяла себя в руки и улыбнулась. – Я уже почти не чувствую боли. Это я еще по привычке.
– Да! Мазь эта чудодейственная. Старинный бальзам драчунов и дуэлянтов. Помните, у юного гасконца была какая-то целебная мазь от его матушки? Не исключено, что эта самая. Я вам дам ее рецепт! Такие рецепты не должны забываться! Что?
– Дядя Яша, принесите мне, пожалуйста, «Письма из Сибири», если вам не трудно?
– Сейчас, сейчас… Молодцом! Надо сразу же обращаться к книгам, к первоисточникам, если вдруг на ум приходят исторические и литературные параллели и ассоциации. Иначе никогда не стать образованным человеком…
Старичок удалился в бутафорский лес, в джунгли театральных декораций, в самом конце которых находилась его великолепная библиотека.
Зачем я попросила эту книгу? Чтобы помучить себя? Чтобы напомнить, что я разошлась с ним на перекрестках мироздания, разбежалась во время бандитской погони, так и не попав на свидание? Единственная ниточка, которая связывала нас благодаря современной сотовой связи, осталась у бандитов. Весь первый день я пыталась вытащить из памяти заветный номер телефона, чтобы все ему рассказать, объяснить. Повторяла различные сочетания цифр. Все напрасно. Поэтому-то я и пошла когда-то на филфак, что ненавидела эти цифры. Вот в очередной раз они меня и предали.
Дядя Яша вернулся с толстой книгой подмышкой и со стареньким приемником в другой руке.
– Вот тебе книга. А вот нам радио. Надо же послушать, кто победит на выборах. Хочется, знаете, победить, азарт какой-то молодой охватывает. Почему-то переживаю я за моего кандидата, как на президентских не переживал.
– Дядя Яша, а ведь уже почти полночь. Предварительные итоги уже известны. Включайте быстрей!
– Легко сказать! Этому приемнику лет двадцать. Он вам, Светлана, ровесник. Правда, батарейки я недавно покупал. Так… Сейчас мы… Так…
В тишину царства древних и волшебных вещей проник звук радиоэфира. Застучала бешеным ритмом музыкальная волна. Потом послышались позывные местного информационного канала.
«К этому часу уже известны предварительные результаты выборов губернатора области. В выборах приняло участие семьдесят процентов избирателей… »
Ну же! Ну что они тянут?!
«…Подчеркнем, что на этот час располагаем только предварительными данными. Но, по мнению специалистов, результат для всех очевиден… »
С ума можно сойти! Так издеваться над людьми!
«…За Сергея Лунина проголосовало шестьдесят два процента избирателей, за Людмилу Поливанову – тринадцать процентов… »
– Победа! Светлана! Это победа! Великолепно! Какой восторг! Надо выпить за нового губернатора! Ничего, что у нас нет хорошего вина. Хотя бы выпьем чаю! Поздравляю вас и себя! Победа!
«… Можно уже с уверенностью сказать, что в первом туре победил Сергей Лунин. Имя нового губернатора уже известно!»
Мне было радостно и тоскливо одновременно. Конечно, я радовалась его победе, в которой была и моя заслуга, и несчастного Димы Волгина. Где он теперь? Что с ним? Да, это была моя победа! Мой ответ семейке Поливановых!
И в эту же минуту я поняла, что мне никогда больше не спешить к нему на свидание, не слышать в трубке его голос, не плыть по прозрачному озеру, глядя на его смущенное лицо. Новая жизненная волна подхватила этого удивительного человека и уже вознесла на такую высоту, что вряд ли он вспомнит некую гордячку-гувернантку, которая так и не пришла на первое свидание, даже не позвонив ему в свое оправдание.
Гувернантка и губернатор! Слишком большая разница!
Это и был конец, Света! Интересно, а есть у дяди Яши театральная табличка «Finita la commedia»?
– Сейчас мы с вами выпьем чайку, Светлана, – говорил дядя Яша, сияя от радости. – Что же вы так грустите? Не печальтесь, все будет волшебно хорошо, вот попомните старика! Волшебно хорошо!
– У меня к вам просьба, дядя Яша.
– Исполню любую просьбу!
– Можно мне в честь праздника надеть вон то платье Марии Стюарт?
– Конечно! Как я сам не догадался попросить Прекрасную Даму примерить наряд, больше подходящий ее истинному образу, чем эти современные джинсы… Прошу вас, Светлана!
У меня не было практики наряжаться в такие платья. Я постеснялась попросить дядю Яшу помочь мне одеться, но, поверьте, без помощи служанки это сделать было крайне трудно. Я провозилась почти час. Когда же я готова была предстать перед старым волшебником во всем великолепии, в дверь сильно и громко постучали.
– Кто бы это мог быть так поздно? – пробормотал старичок и пошел открывать.
Я замерла, к тому же в этом платье я могла двигаться только плавно и медленно.
От входных дверей до меня донесся непонятный возглас. Что там происходит? Я сделала первые шаги в королевском платье, и они были тревожными. Что-то зацепилось за подол. Какая-то стойка, какое-то картонное дерево. Я рванулась, потом еще раз. Потом сильнее. И почувствовав, наконец, неожиданную свободу, я выскочила в проход…
Дядя Яша обнимался с высоким мужчиной и от удовольствия даже притоптывал на месте. Наконец тот поднял на меня глаза…
Его бровь, перебитая перламутровым шрамом на две равномерные половинки, от удивления соединилась, как петербургские мосты через Неву.
Я рванулась, наступила на какие-то сложные юбки, потеряла равновесие и полетела вперед, как во сне протягивая к нему руки. Падая, я ощутила вдруг такую уверенность, что со мной ничего больше плохого не случится, пока Сергей будет рядом. Будто я летела во сне.
Сильные руки поймали меня, легко подхватили и закружили меня среди рыцарских замков, индийских джунглей и китайских пагод.
Мы хотели сказать друг другу какие-то слова, похожие по звучанию, но разные по смыслу. «Гу… » – успела сказать я. «Гу… » – только и сказал Лунин. Губы наши соединились, теперь мы говорили и думали одно и то же…
Детям до шестнадцати
Я падала и взлетала опять. Мое падение было нестрашным, потому что тело мое уже мне не принадлежало. Глагол «отдаться» всегда казался мне грубым, варварским, напоминал о сдаче города на разграбление агрессору и предвещал пир победителей на телах побежденных. Этот глагол превращал женское тело в подручный материал для удовлетворения чужой, посторонней похоти, но за счет тебя – живой, чувствующей, страдающей, предназначенной для совсем иного. Теперь он звучал для меня по-другому.