Дядя самых честных правил 8 (СИ) - Горбов Александр Михайлович. Страница 29

— Иван Иванович Перерепенко и Иван Никифорович Довгочхун. Веришь, Костя, фамилии у них как раз подходящие. Сразу видно: лица не обезображены умом и честью.

— Вот и чудно, такие люди чувствуют силу за версту, им даже угрожать не придётся.

Бобров сокрушённо вздохнул: увы, его-то как силу и не воспринимали. Это мне, некроманту, просто людей до дрожи запугивать и трупы после себя оставлять, а Пётр хорош в решении хитрых дел и поиске разных сведений.

— Не переживай, — я хлопнул его по плечу, — у тебя достоинства в другой области. А для решения таких вопросов ты всегда можешь рассчитывать на меня.

— Ага, — Бобров задумался на секунду. — Да, вот ещё что. Костя, тебе же самому заниматься Павловым не с руки будет? А у меня есть один толковый знакомец. Из небогатой семьи, да ещё и третий сын, так что вовсе без наследства останется. Дослужился до поручика, но был уволен по ранению. Мне помогал в некоторых делах. Человек он щепетильный и надёжный.

— Сватаешь его на должность управляющего?

— Вроде того. Просить за него не буду, но посмотреть рекомендую.

— Талант у него есть?

— Слабенький. Но клятву на нём дать сможет.

— Как приедем, отправь ему записку. Глянем, что за человек такой.

Село Павлово спускалось по склону холма от церкви с высокой колокольней на вершине и до самой Оки, текущей у подножия. И напоминало скорее маленький городок, чем деревню. Добротные дома из брёвен, частенько в два этажа, кирпичные кузницы, на улочках проложены деревянные мостовые, а сами жители, хоть и крепостные, одеваются не хуже городских мастеровых. Впрочем, ничего удивительного — большинство населения Павлово ремесленники, а не крестьяне. Как рассказал Бобров, землю здесь тоже пашут. Но такую работу считают непрестижной и отправляют на неё либо провинившихся, либо совершенно безруких.

Хозяйская усадьба стояла на вершине холма, отделённая от остальной деревни яблоневым садом. Там-то нас и встречали: староста, седой сгорбленный орк, несколько слуг и девица с караваем в руках. Сцена живо напомнила мне, как я в первый раз увидел Таню, практически один в один. Только здесь девица хоть и была миловидной, но особого ума у неё во взгляде заметно не было. Так, обычная крестьянка, заглядывающая в рот новому барину.

Староста затянул было «песню», как все рады меня видеть, но я прекратил бесполезное славословие. Отослал всех заниматься своими делами и велел подавать обед. С дороги, знаете ли, аппетит разыгрался не на шутку. Не успели мы расправиться со вторым блюдом, как приехал старший опричник Иван Петров. Один из первых, кого привлёк на службу Камбов, дядька лет сорока со злым прищуром и хваткой бульдога. Я велел посадить его за стол и накормить, а во время обеда выслушал его доклад. Светлячок, тоже сидевшая с нами, кивнула Петрову, но в разговор вступать не стала.

Неприятности в Павлово продолжились и после отъезда Боброва. Дважды мастеровых, направлявшихся в Нижний Новгород, пытались грабить. Но опричники были начеку, присматривали за дорогами и легко разогнали бандитов. Ущерба почти не было, если не считать пары выбитых зубов у одного из крепостных и украденный бочонок с медовухой. Увы, поймать разбойников не представлялось возможным — те отлично ориентировались в лесах и с лёгкостью уходили от погони. Но одного из нападавших опознали как конюха помещика Перерепенко.

— А третьего дня столкнулись с Довгочхунскими. — Петров скорчил недовольную гримасу. — Они рощу стали рубить, хотя их уже три раза предупреждали, что она наша. Мы крестьян прогнали, так и пяти минут не прошло, как сам помещик явился с челядью. Вооружённые все «огнебоями» и пиками, человек тридцать, не меньше. Довгочхун орать стал, что это его земля и он будет делать всё, что хочет. Грозил всех перестрелять, чуть от злости не лопался.

— До стрельбы не дошло?

Опричник покачал головой.

— Как Пётр Данилович приказал, мы первые не начинали. А у этих кишка тонка, только грозить могут.

— Ещё что-то было?

Петров наморщил лоб и помотал головой.

— Вроде всё. Только в деревне пожар вчера случился. Мастерская, что Пётр Данилович поставил, ночью загорелась. Хорошо, углядели вовремя да сразу тушить кинулись.

Мы с Бобровым переглянулись. Готов поспорить, не само оно загорелось. Наверняка поджог устроили!

— Та-а-ак, — я отбарабанил пальцами на столе первые такты Преображенского марша. — Далеко до усадьбы этого Довгочуха?

— Довгочхуна, — поправил меня Бобров, — вёрст десять будет.

— Светлячок, — я посмотрел на девушку, — пусть люди закончат обед и сразу же прогуляемся, навестим этого милейшего человека. Иван, — я повернулся к Петрову, — ты своих тоже бери, поедем большой компанией.

— Оружие?

— Брать. Если нас плохо примут — немного постреляем.

Петров широко оскалился, показав крупные зубы.

— Сделаем, ваше сиятельство. Разрешите выполнять?

— Действуйте.

Петров и Светлячок тут же встали из-за стола и вышли.

— Костя, может, не стоит так резко? — спросил Бобров. — Зачем лишние жертвы, ты их вроде пугать хотел.

— Не переживай, я знаю, что делаю. Дорогим соседям надо преподать урок хороших манер, а ты сам знаешь — любой урок в школе начинается с розг.

— Но ты же в своей школе запретил пороть детей!

— Так то мои люди, они доброе слово понимают. А эти судари мне чужие, и жалеть я их не собираюсь.

Глава 20

Два помещика

На «прогулку» мы выехали верхом большой дружной компанией человек в тридцать. Приятно, знаете ли, заглянуть в гости к соседям в сопровождении улыбчивых вооружённых людей. Если не пробовали, то очень рекомендую такой формат общения. Даже самый нелюдимый хам становится вежливым и приветливым.

Опричников я разделил на три отряда. Один под командованием Светлячка, другой Петрова, ну и себе оставил пять человек, приказав им прикрывать Боброва. Он у нас не слишком боевой, а о своей безопасности я как-нибудь сам позабочусь. Серьёзных угроз я не ожидал, но даже временному отряду лучше иметь чёткую командную вертикаль, а не шататься толпой.

Пока мы ехали через Павлово, нашу кавалькаду сопровождала стайка ребятишек-орчат, с гиканьем нёсшихся рядом. Некоторые гарцевали на палках, изображавших лошадей, и размахивали прутиками вместо сабель. Да уж, мальчишки всегда остаются мальчишками, какой бы век ни стоял на дворе. На околице я козырнул им, приложив пальцы к треуголке. Чем вызвал бурю восторгов и криков.

Дорога отвернула от берега и змеёй заползла в лесок.

— Туда — дорога на Муром, — пояснил Бобров на развилке, — а вон там, в версте, жгут уголь для кузниц. Я приказал поставить нормальные печи из кирпича, чтобы не терять дёготь.

Лес поредел, пыльная дорога нырнула в ложбинку, тут же забралась на пригорок, и перед нами расстелился неширокий луг. На другой его стороне белой стеной стоял березняк, среди которого суетились маленькие фигурки. Оттуда же доносились звонкие удары, будто стволы долбила стая дятлов-переростков.

— Вот скоты! — Петров в полный голос добавил ещё пару крепких выражений, помянув родственников соседских помещиков и свои близкие отношения с ними. — Опять наш лес валят! Константин Платонович, разрешите, мы их…

— Спокойно, сейчас разберёмся. Иван, бери людей и обойди их слева. Светлячок, ты со своими — справа. Постарайтесь окружить, чтобы никто не ушёл.

Опричники разделились и молча разошлись в стороны. Я подождал минут десять, тронул пятками коня и кивнул Боброву.

— Поехали, посмотрим, кто ворует мой лес.

Мы неспешно потрусили через луг в сторону березняка. В предвкушении отмщения своих мучений Бобров ухмылялся с нескрываемым злорадством. Бесконечные нападки и пакости сумели довести до ручки даже добрейшего Петра.

Нас заметили поздно, шагов за пятьдесят, если не меньше. Крестьяне заволновались, стали что-то кричать и показывать на нас пальцем. А затем чохом кинулись прочь. Но буквально через минуту, обнаружив, что их окружают вооружённые всадники, заметались между деревьями. Тонким голосом завопила какая-то баба, затесавшаяся среди мужиков: