Сердце варвара (ЛП) - Диксон Руби. Страница 41

«Хорошо».

«Ты можешь переночевать у нас, охотников. Хорошо».

Почему это хорошо? Я не понимаю.

— Вот мы и приехали, — объявляет Харрек, когда Бек останавливает сани. Харрек протягивает мне руку, чтобы помочь спуститься.

Пашов с рычанием отталкивает его в сторону.

— Оставь ее в покое.

Охотник лишь смеется и пожимает плечами, не обращая внимания на мрачные взгляды, которые бросают на него Бек и Пашов. Я озадачена такой реакцией

Харрек всегда был близким другом Пашова. Откуда такая внезапная неприязнь к нему сейчас?

Происходит ли что-то еще, о чем я не знаю? Неужели он забыл свою дружбу с Харреком? От этой мысли у меня в животе холодеет. Не поэтому ли Пашов держится отстраненно? Он забывает все больше и больше?

— Хорошо, что мы вернулись, — говорю я себе, стараясь не паниковать. Целитель здесь. Она будет знать, что делать.

Я надеюсь.

Пашов забирает у меня Пейси и помогает мне слезть с саней. Приятно размять ноги, но я не могу удержаться и смотрю на ущелье, к краю которого мы стоим слишком близко.

Они сказали, что это была долина? Это больше похоже на версию Большого каньона ледникового периода. Я вздрагиваю при виде этого и придвигаюсь ближе к своей паре.

— И это появилось из ниоткуда? После землетрясения?

Бек хмыкает.

— Кто-то говорит, что это, возможно, было покрыто толстым слоем льда и что лед треснул во время землетрясения.

Должно быть, это был какой-то чертов лед.

— Как… насколько это глубоко?

— О, много-много рук в глубину, — жизнерадостно говорит Харрек. — Мэтлаксы и снежные коты не осмеливаются спуститься сюда, потому что они не смогут подняться обратно!

Это… не заставляет меня чувствовать себя намного лучше.

— Как нам спуститься? — спрашиваю я.

— Веревка, — объявляет Харрек, указывая на место на краю. У края каньона возвышается скала, и я вижу веревочную петлю вокруг нее, ведущую вниз. Я делаю шаг ближе к краю.

И сразу же закружится голова. Это глубоко. О Боже. Действительно глубоко. Я всхлипываю и дергаюсь назад, бросаясь в объятия Пашова.

— Ш-ш-ш, — бормочет он, гладя меня по волосам.

— Что такое? — спрашивает Харрек.

Я не могу говорить. Я задыхаюсь от ужаса. Мое сердце бешено колотится в груди, и все мое тело покалывает от страха. Я не могу этого сделать. Я не могу. Это слишком высоко, если упаду.

— Ерунда, — говорит Пашов. — Вы не могли бы разгрузить сани, пока я поговорю со своей парой?

Они приступают к работе, и Пашов мягко уводит меня от них — и от края пропасти.

— Будь спокойна, моя пара.

Я прижимаю руку ко рту только для того, чтобы почувствовать, как дико дрожат мои пальцы.

— Я уже упоминала, что боюсь высоты? — говорю я с нервным смешком. — Потому что я боюсь. Очень, очень боюсь. Мы не можем спуститься пешком?

— Если бы был способ спуститься, я не думаю, что они воспользовались бы веревкой, — говорит Пашов, и в его голосе слышится веселье. — Все будет хорошо, я обещаю. И тебе придется сделать это только один раз. — Он гладит меня по щеке. — После этого ты будешь в безопасности и вернешься домой.

О, конечно, ему легко говорить. Я дрожу, пытаясь стереть мысленный образ зияющего ущелья из своего мозга. Я не могу оставаться здесь, наверху. Я должна спуститься вниз. Должна. Внизу — деревня, и люди, и безопасность. Я просто должна добраться туда.

— Я не думаю, что смогу карабкаться и нести Пейси одновременно, — говорю я ему.

— Я понесу его, — легко говорит Пашов. Он продолжает гладить меня по щеке, делая все возможное, чтобы унять мою панику. — Тебе от этого станет лучше?

— В лифте я бы почувствовала себя лучше, — говорю я с водянистым, нервным смешком. Я пытаюсь не терять хладнокровия, но это трудно. Все, что я хочу сделать, это развернуться и убежать… что глупо. Мы зашли так далеко, и возвращаться нам не к чему. Я пытаюсь снова взглянуть на каньон, и тошнотворное чувство снова сжимается у меня в животе. — Я думаю, мне нужна минута, чтобы подготовиться.

Он кивает и запечатлевает поцелуй на моем лбу.

— Я помогу им разгрузиться. Ты можешь подержать Пейси, пока мы не будем готовы?

Я забираю своего ребенка обратно и крепко обнимаю его, игнорируя его тихий возглас протеста от моего крепкого сжимания. Ветер подхватывает и треплет мою кожаную тунику вокруг тела, и я дрожу, представляя, как земля под моими ногами движется, как во время землетрясения. Здесь, на краю обрыва, все кажется очень хрупким и нестабильным… но, возможно, это просто мое воображение. Мне кажется, что если я слишком сильно наклонюсь в сторону, то перевалюсь через край и упаду в овраг. Что безумно, учитывая, что я стою примерно в двадцати футах от края, но я ничего не могу поделать со своими чувствами.

Я наблюдаю, как трое охотников разгружают сани, небрежно бросая узел за узлом меха вниз, на дно ущелья. Они самозабвенно разбрасывают вещи, а затем Бек хватает веревку и спускается следом. Харрек помогает Пашову разобрать сани, и они выбрасывают длинные кости, которые будут повторно использованы для других целей, потому что ша-кхаи ничего не тратят впустую. Затем Харрек исчезает за выступом, и тогда здесь остаемся только я, Пашов и Пейси.

Пашов поворачивается ко мне.

— Ты пойдешь первой. Мне не нравится мысль о том, что ты будешь здесь одна, пока я буду внизу. — Он протягивает руки к ребенку. — Давай положим моего сына в переноску мне на спину, и я спущусь следом за тобой.

Я киваю, пытаясь сдержать нервозность, хотя позыв к рвоте становится сильнее с каждым мгновением. Мне это не нравится. Мне также не нравится мысль о том, что Пейси будет спускаться в ущелье, но я знаю, что это просто мое беспокойство говорит само за себя. Он будет в полной безопасности за спиной Пашова, потому что Пашов не допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось. Я укладываю Пейси в переноску и трижды проверяю ремни. Малыш в хорошем настроении, машет в воздухе своими маленькими кулачками и радостно бормочет что-то себе под нос. Хотела бы я быть такой беззаботной. Я еще раз проверяю ремни и понимаю, что тяну время.

Сейчас я ничего не могу сделать, кроме как спуститься по веревке. Я делаю глубокий вдох.

Пашов поворачивается ко мне и обхватывает мои щеки своими теплыми большими ладонями.

— С тобой все будет в порядке. — Когда я медленно киваю, он продолжает. — Сними рукавицы, чтобы крепче ухватиться за веревку. Двигайся так медленно, как тебе нужно. Упрись ногами в стену, это поможет двигаться.

— Поняла, — выдыхаю я.

Я подхожу к краю обрыва и хватаюсь за веревку. Через каждые несколько футов завязаны узлы, так что карабкаться вверх и спускаться легче, но у меня так сильно дрожат руки, а ладони так вспотели, что я чуть не роняю веревку.

— Стей-си…

— Я в порядке, — говорю я ему. — Действительно. Я могу это сделать.

Я снова хватаюсь за веревку, а затем заглядываю через край. Внизу, на заснеженной земле, разбросаны свертки, и Харрек с Беком уходят, нагруженные нашими вещами. Однако я не могу перестать пялиться в землю. Это по меньшей мере на глубине двадцати или тридцати футов (прим. ок. 6–9 м), хотя у меня слегка кружится голова от этого зрелища. Двадцать футов с таким же успехом могли быть сотней. Кроме того, это совершенно отвесный обрыв. Я придвигаю одну ногу ближе к краю и пытаюсь сообразить, как упереться ногами в стену, как сказал Пашов.

Мои руки соскальзывают, и нога тоже. Мое тело откидывается назад. Внезапно я оказываюсь распластанной на животе на выступе, мои ноги болтаются в воздухе над краем каньона. Испуганный всхлип вырывается у меня.

— Нет! — Пашов вскрикивает. — Нет, Стей-си. Остановись! — Его руки хватают меня за плечи, и он тянет меня обратно через выступ. — Остановись, — снова говорит он мне. — Должен быть другой способ.

— Прости, — говорю я, дрожа. Я цепляюсь за его шею, утыкаясь лицом в его грудь, когда он крепко обнимает меня. — Я пытаюсь.

— Я знаю. — Он гладит меня по волосам. — Я знаю. Дай мне подумать.