Три песо (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 45

— Да, ситуация из разряда таких, что не позавидуешь, — произнес в ответ Рамос, пожав плечами. И негромко добавил, причем в голосе прорезался метал — его бывший подчиненный изменился, стал властным, такому правителю, именно правителю, лучше на дороге не вставать. И мысленно Сервера прикинул, что было бы, если дон Серхио был бы королем вместо покойного монарха — вряд ли бы тогда Испания превратилась в европейское захолустье. Встряхнул бы страну, придавил бы тех, кто мешает ее поступательному развитию. Хотя сейчас «Хунта» прижала клерикальную партию, но все может измениться в любой момент, достаточно будет тем почувствовать, что хватка военных ослабла, с наступлением мира.

— Но в наших силах, и власти, изменить страну, которой нужна «большая чистка». Если Испания хочет воссоздать империю, то она должна кардинально измениться — из власти должны уйти те, кто будет мешать этому. А если эти деятели не захотят, то тогда сама империя, вернее «Нуэва Эспанья» будет в силах изменить Испанию!

От спокойно сказанных слов дыхнуло великими потрясениями тех основ, что давно стали фундаментом королевства. Но не сказать, чтобы это напугало Серверу — он, как и многие другие испанские деятели, желал перемен к лучшему. Вот только любые реформы тормозились сильнейшей партией, состоящей из влиятельных персон — князей церкви, придворных, генералов и адмиралов, старшего офицерства из тех, кто с приставкой «дон», крупных землевладельцев. Последние вообще не желали никаких перемен, ведь с арендаторов всегда извлекались платежи, а на миллионы голодающих и нищенствующих крестьян им было наплевать.

Сломить сопротивление такого сонма влиятельных людей, самых богатейших в Испании, было невозможно — они буквально захватили все более-менее значимые посты, и теперь надеялись на «Новый Свет», уже там распределяя «прибыльные» должности. Невдомек им всем, что сейчас перед ним сидит настоящий правитель, ставший такой могущественной персоной, что другим шею быстро сломает. И Сервера мысленно возблагодарил небеса, что вовремя выбрал правильную сторону.

— Нужно «чистить» верхушку, адмирал, но вначале избавиться от высших генеральских чинов, с которых никакой пользы, и одни лишь затруднения. Это просто — всех достигших предельного возраста, а это скопище, отправить в отставку с мундиром и пенсией. Молодых офицеров отправлять на службу в «Новый Свет», там все получат должную выучку и придут к взаимопониманию и согласию с местными креолами. И главное — никаких испанских порядков в «Нуэве Эспанье», там коррупционеров и «князьков» хватает и так. Потихоньку почистим, лет так за двадцать, новая «поросль» на замену придет, идейная элита так сказать, единства испанского мира. И песни новые будут петь — «когда народ един, он непобедим»!

Сервере на секунду показалось, что лицо Рамоса исказила ужасающая гримаса, но посмотрев еще раз, он подумал, что ему померещилось. А тот, усмехнувшись, произнес негромко:

— Конечно, торжественная встреча, чин генералиссимуса и «спасителя отечества», знаменитая «колада» Сида Компеадора — это все красочно. Но мне нужна реальная власть, чтобы я на бумаги из Мадрида плевать мог…

— Как плевать⁈ Но ведь…

Сервера чуть ли не задохнулся от удивления, а Рамос в своей привычной манере раскурил сигару и негромко пояснил:

— Как плевать? Слюной! Испанские законы и постановления правительства в «Нуэве Эспаньи» неприемлемы! Причем любые! Сами подумайте — Мексика пышет ненавистью, Вест-Индия тоже, Техас с Калифорнией скорее в новую Конфедерацию войдут, там янки половину жителей составляют. И мне кондиции выдвинули определенные, и я их соблюдать свято буду. А силой никого не принудить, если мадридским политиканам такая мысль в голову взбредет, пошлют сразу, всерьез причем. И Конфедерация поддержит — им нужен адекватный союзник. Армия и флот достаточно убедительные доводы приведут, а здешние гарнизоны поддержат. Все народы, говорящие на родном испанском языке, должны измениться, и в первую очередь в самой Испании. А потому начнем с клерикалов и латифундистов — они получат предложение, которое воспримут крайне серьезно, смею вас заверить, дон Паскуаль. Но в свою очередь для укрепления королевской власти нужно будет выполнить следующее, причем без промедления…

Легендарный меч знаменитого испанского полководца Сида Компеадора, сейчас хранящийся в Бургосе. Для русских это были бы такие воители как князья Святослав или Владимир Мономах…

Глава 60

— Дон Серхио, ваши песни очень печальны — разлука, скорбь, расставание, смерть. Можно представить, сколько вам всего пришлось пережить…

Королева Мария Кристина отнюдь непритворно приложила платочек к глазам, на которых выступили слезы — душещипательные романсы и шансон второй половины следующего века на нее и ее дочерей произвели определенное впечатление. Все же сейчас люди более искренние и эмоциональные, кровавые мировые бойни еще не оставили своего отпечатка, как и бесконтрольная власть денег, что размывает любую нравственность.

Принцесса Астурийская, которую Рамос мысленно именовал «старшая Мария», расчувствовалась как ее мать, вдовствующая королева, и тоже была изрядно опечалена, и не старалась этого скрыть. А вот младшая на два года сестра, шестнадцатилетняя Мария Терезия наоборот, сидела с раскрасневшимися щеками, которые можно принять за гневный румянец, если бы не ее блестящие глаза, к тому же буквально горящие светом боевых прожекторов — такое на секунду пришло в голову доступное для моряка сравнение.

— Так и моя жизнь, донья Мария была устлана если и розами, то только без лепестков, с одними шипами…

— Мария, зовите меня просто Мария, когда мы в семейном кругу, кругу, мой дорогой кузен… брат… Вы ведь вполне могли бы быть отцом не только моим дочерям, но и мне самой…

Королева неожиданно смутилась, прикрыла поалевшее лицо веером, а Сергей Иванович скрыл улыбку — так изящно стариком его никогда не называли, хотя в свои пятьдесят восемь лет он себя дряхлой развалиной не ощущал. Просто в это время люди его возраста считались стариками, в лучшем случае пожилыми, а в 21-м веке зрелыми. Разница за прошедший век с четвертью ощутимая, но так и в уровне развития медицины между столетиями огромная «пропасть», да и сам старался бережно относиться к собственному здоровью — хронических болячек нет, зубы целые, и седые волосы только появились, чуть виски припорошило — благородная такая седина.

Да и смущение королевы вполне понятно — ведь события, как говорится, «понеслись вскачь», и все карты у игроков смешались. Такого жесточайшего удара по «старым порядкам» никто не ожидал, кроме самого Рамоса, разумеется. Он ведь не зря объехал все штаты, земли которых входили раньше в «Нуэва Эспанью», начистоту говорил с губернаторами и влиятельными людьми, такими как фабриканты, бизнесмены и владельцы газет, далеко «задвинув», понятное дело, стойких сторонников федеральной власти, большинство из которых просто бежало, покинув земли.

Рамос не собирался кардинально изменять местные устои, и тем более устанавливать испанские порядки, которые являлись абсолютно неприемлемыми для местного населения. А вот нанести «косметический ремонт» было ему вполне по силам, как и совершить «промывку мозгов», чем он и занялся. Пусть жители, главная масса которых европейские эмигранты, больше считают себя калифорнийцами и техасцами, а отнюдь не «кондовыми» янками. Потому и увеличил территорию этих двух штатов за счет четырех остальных, постаравшись расширить «собственные владения» также, бросить изрядный «кусок» пустующих земель Мексике, но отнюдь не в полное владение «порфириата», а на достаточно жестких и весьма «интересных» условиях. И даровал индейским племенам автономию на их землях, запретив выселять «краснокожих» в резервации, что было повсеместным явлением.

Земли ведь не просто много, чудовищно много — два миллиона квадратных километров, а населения едва на шесть с половиной миллионов жителей, с учетом Оклахомы, Колорадо и Юты, с которыми придется повозиться, особенно с последним, где закрепились мормоны. Впрочем, пусть болит голова у техасцев, теперь им там управлять, найдут как-то общий консенсус в «едином союзе» из пяти бывших штатов, ставших одной федерацией, только под названием Техасской. И «янками» там себя отнюдь не чувствовали, привыкли к своевольству, подкрепленному силой.