Осколки чужой жизни - Захарова Татьяна Александровна. Страница 3

– Не дойдет, – прокомментировал солдат, завязывая веревку на детской ручке.

– Понесу, – твердо произнесла Нели, присаживаясь на корточки рядом с дочерью. Софи залезла ей на спину, а Рута помогла повязать шаль так, чтобы она надежно удерживала ребенка.

Их гнали по весенней распутице, не обращая внимания на слезы и мольбы женщин и детей. Старики держались, особенно мужчины, только матерились вполголоса, скользя по утру на гололеде. При этом старались пробивать ледяную корку ботинками, чтобы следом идущие не поскользнулись. Упадет один, завалится вся связка. Кормили в пути плохо, утром и вечером по миске непонятной бурды с черствым хлебом и кружкой воды. Софи поначалу отказывалась от такой еды, а у Нели не было сил на уговоры. Она отдавала весь хлеб дочке, давясь несъедобной кашей. Спасали леденцы, что она засунула в карман. По конфетке в день, чтобы хоть чуть-чуть компенсировать недостаток еды и приглушить голод. Иногда Софи доставалось и два леденца. Соседи, если и замечали конфеты, то стойко молчали о них.

Уже тогда солдаты начали предлагать привлекательным женщинам «быть поласковее» с конвоирами. Дразнили вкусной едой и ароматным горячим чаем. Нели молча отворачивалась, обнимая Софи покрепче. Кто-то пытался бунтовать, и тогда Нели закрывала дочери уши, но это не спасало: выстрелы оглушали. Спали они в обнимку: Нели расстегивала пальто и на себе и на девочке, чтобы можно было обменяться теплом. Сверху Рута накрывала их шалью, а после прижималась к спине ребенка грудью, обеспечивая дополнительным обогревом.

В их связки до лагеря дошли все. В других были потери, но Нели старалась не считать погибших. Все надеялись, что в колонии будет легче. Но они ошиблись.

Поселение было большим, поделенным на сектора. Как оказалось, сюда отправляли всех астрийских пленных: основная линия фронта уже далеко отошла от границы. Военнопленные содержались отдельно, за высоким забором с колючей проволокой. Вокруг лагеря тоже был забор, а за ним магические ловушки и мины.

Повсюду была грязь, так как настилов никаких не было. А ещё чем-то отвратительно воняло. Вскоре они узнали чем. Недалеко велась добыча серной руды, и именно этой работой «добрые» гильгенцы обеспечили пленных.

Пленным из Куштейна выделили несколько бараков в одном из секторов: женщин поселили отдельно от мужчин: стариков и подростков. В самом помещении плотненько стояли двухэтажные кровати.

Приползли в лагерь они уже к вечеру, поэтому все тут же повалились на койки. Но вскоре всех вывели на построение. В чем-то им повезло: старший офицер их сектора не позволял солдатам издеваться над пленными и трогать женщин без их согласия. В мужчине чувствовалась военная выправка, даже его хромота не сразу бросалась в глаза.

Со временем соседки стали с интересом поглядывать на него: внешность у Барга фон Ларсена была привлекательной. Однако Нели избегала его всеми возможными способами. Часто чувствовала его взгляд на себе, но не поднимала примечательных ярко-голубых глаз, проходя мимо. Но вскоре стало не до чего: из-за ребенка ей была установлена полуторная норма добычи серной руды. А кормили здесь так же плохо, как в дороге, и всего два раза в день. Софи уже не капризничала (конфеты кончились ещё на подходе к лагерю), ела невкусную кашу наравне со всеми. Первое время Нели брала её с собой на карьер, но Гаврис объяснил, что газы там ядовиты. И в тот же вечер она из обрывков нижней юбки сделала повязки на лицо. И больше не рисковала здоровьем девочки – уговаривала дежурных по бараку присматривать за девочкой днем. Не всегда женщины соглашались легко, иногда требовали плату, и она отдавала свой хлеб – больше у неё ничего не было.

С нормой ей по первому времени помогали соседи с Лавандовой улицы. Но вскоре из-за скудной еды у них уже не оставалось сил на помощь. И Нели не могла их винить. Но сама она с трудом набирала одну норму, поэтому и без того скудный паёк ей урезали до одной порции еды на них двоих с дочкой. Хлеб же приходилось отдавать дежурным. Рута делилась своим кусочком с Софи, и уже за это Нели была ей благодарна.

Ближе к осени одна из женщин, старая Сара повысила оплату до двух кусков хлеба. Один выдавали утром, один вечером. И Нели чуть не расплакалась от отчаянья.

– Дура ты, – припечатала Майя, заматывая портянки на ноге – колготы у всех уже износились до дыр. – И себя и ребенка погубишь. Присмотрись к солдатам, некоторые же глаз с тебя не сводят.

Осознав, о чем говорит женщина, Нели застыла. Кровь бросилась в лицо. Сара же, ухмыльнулась с издевкой.

– Вечером отдам второй, – прошептала Нели, сглатывая ставшей горькой и вязкой слюну. Хотелось крикнуть, что ни за что и никогда, но она заставила себя промолчать. А вот не думать об этом варианте уже не получалось

Спустя неделю она впервые не выполнила норму – остальные женщины тоже подняли тариф. Рута и Гаврис отдали по ведру руды за неё, хотя даже ведро переработки поощрялось. Где-то через декаду на кухню привезли полусгнившие овощи вместо нормальных, и весь лагерь отравился. Софи совсем ослабла, и, глядя, как выворачивает дочку, Нели приняла самое сложное в её недолгой жизни решение.

На следующий вечер она тщательно умылась, пощипала бледные щеки и, попросив Руту присмотреть за девочкой, направилась к лейтенанту Баргу фон Ларсену. Шла и малодушно надеялась, что его вызвали в центральный дом офицеров. Ожидая на крыльце возращение солдата, мысленно молилась, чтобы он просто не принял её, отправив восвояси. Но он приказал впустить её.

В коттедже невыносимо вкусно пахло картошкой тушенной с мясом, отчего живот сводило от голода. А Нели стояла и лепетала о том, что никак не может выполнить план по добыче. И дело не в её лени, у неё просто сил нет на работу из-за урезанного пайка. Рассказывала и про трехлетнюю дочурку, которая в силу возраста никак не может ей помогать с добычей руды. А желудок при этом все громче урчал от голода. И Барг сжалился: предложить ей поужинать с ним за компанию. Отказаться Нели не смогла.

Однако съев пару ложек, вспомнила о голодной дочери. И словно ком встал в горле. Нели хотела было попросить пару кусочков хлеба для Софи, но так и не смогла выдавить просьбу вслух. Кусала губы, беззвучно плача, и мяла в руках злосчастный кусок хлеба. И лейтенант заметил заминку. Обхватив её подбородок, он заставил её посмотреть на него.

– У тебя очень красивые глаза, – глухо пробормотал он, вытирая слезы с её лица. – Я решу вопрос с твоей работой, только не плачь.

И словно не в силах больше бороться с собой, поцеловал её. Сильно и глубоко. Сжав ладони в кулак, Нели заставила себя не сопротивляться.

Барг был осторожен и терпелив. И явно старался доставить удовольствие и Аннели. Вот только она словно одеревенела…

Вернувшись в барак, долго ревела, уткнувшись лицом в подушку. Не выдержав её приглушенных всхлипов, Рута спустилась к ней со второго яруса.

– Ты всё сделала правильно, – шептала она, поглаживая по спине. Но Нелли ей не верила.

– Я же не смогу Арону посмотреть в глаза, – прорыдала Нели, уткнувшись в плечо приятельницы. Рута замерла в недоумении: по умолчанию всех пограничников считали погибшими. Но спустя минуту произнесла, аккуратно подбирая каждое слово.

– Он поймет, что у тебя не было выбора.

Но Нелли от этих слов только сильнее расплакалась. Так и задремала, все ещё всхлипывая. Утром отдала Софи украденный леденец. А после построения к ней подошел солдат и отвел на новое место работы: в столовую. В тот же день Нелли договорилась с главной кухаркой Мартой насчет дочери. Теперь Софи постоянно крутилась рядом с ней, и от этого Нелли было легче. Работы было много: она не только помогала с готовкой, но и посуду мыла и убиралась в общей столовой. Но главным было то, что ели они теперь досыта. Постепенно она смогла вытащить к себе Руту, «проговорившись» Ларсену о том, какой вкусный хлеб она пекла. Гавриса, у которого в первую зиму погибла жена, взяли помощником: колоть дрова и таскать воду. Именно он просил за двух осиротивших братьев- подростков, их пристроили на раздачу.