Отвергнутая. Игрушка для Альф (СИ) - Рууд Рин. Страница 17

Оглядываюсь. Обращаются в огромных мохнатых чудовищ, рвут рубашки, штаны и кидаются ко мне волками. В своем безумии и отчаянии не замечают, что они совершили полный оборот.

Эрвин молниеносным прыжком накидывается на меня. Гранат раскалывается, я ору, а он вновь обращается в чудище, которое вместо того, чтобы откусить мне лицо, рвет когтистыми лапами юбки.

— Нет! — кричу я.

Вспарывает шнуровку на спине когтем, и толкает к Анрею, который с треском рвет корсет и отбрасывает в сторону, а затем и меня откидывает к креслам.

— Ты останешься!

Прижимаю ладони к вискам. Мой череп сейчас лопнет, а мозги разлетятся в стороны кровавой кашей.

— Это наш приказ!

Библиотека покачивается, плывет, и меня мутит. Кровь в венах вскипает ужасом. За дымкой реальности я вижу две белые размытые тени, а за ними тянутся оборванные призрачные нити. Нити Истинности.

На мгновение я ухожу во тьму, но затем выныриваю из нее, захлебываясь в страхе. Голубые огоньки ярости всматриваются в мои глаза, когтистая лапа крепко удерживает меня за волосы.

— Ты еще пожалеешь, что не дала нам сдохнуть, — рык Анрея отзывается в сердце частыми ударами. — И язык бы тебе вырвать, Ягодка, но он тебе еще пригодится.

— И не для разговоров, — шумный выдох Эрвина обжигает ухо, и он рвет мои нижние юбки и панталоны, а затем срывает и сорочку.

— Нет… — шепчу я. — Только не так…

Внутренности крутит и тянет. По внутренней стороне бедра скатывается вязкая капля, и я понимаю, что мое тело не принадлежит мне.

— Ты уже потекла, когда чай пила, — Анрей щурится.

Я взвизгиваю, когда он, впившись когтями в мои бедра, с клокочущим рыком врывается в меня. В глазах темнеет от очередного толчка, но Эрвин скалит клыки, дергает за волосы и возвращает в реальность, нырнув в сознание взбешенным зверем.

— Нет, Ягодка, — урчит он, — ты останешься с нами.

Рывок за рывком, и я не могу даже отвести взгляда от горящих голубых глаз. Мои крики обращаются в надрывные стоны, промежность охватывает вспышка жара, что сжигает нутро болезненными спазмами. Анрей с клекотом вжимается в меня, проскальзывая до основания и распирает раскаленной пульсирующей булавой.

Мое лоно обхватывает плоть Анрея тисками, и я чувствую, как его горячее семя изливается в меня мягкими выстрелами. Я задыхаюсь, оглушенная его ревом черного экстаза, которое утягивает и меня в бездну. Глаза его брата вспыхивают, и живот обжигают горячие вязкие капли.

Дергает на себя и впивается в мой рот жадным поцелуем, за долю секунды вернувшись в тело разъяренного мужчины. Я всхлипываю, когда он проталкивает язык за зубы, и растворяюсь в затихающей и болезненной волне судорог.

Я мычу в губы Эрвина, слабо вскидываюсь, когда Анрей грубо и резко выскальзывает из меня, а после оседаю на пол к ногам братьев. Они тяжело и хрипло дышат, а воздух все еще густой от их злобы. Я в плену у чудовищ, которых тянет на дно боль и безумие. Они и меня утопят.

Эрвин поднимает мое лицо за подбородок двумя пальцами:

— Глупость, Ягодка, наказуема. Мама тебя этому не научила?

Хмыкают, когда я поджимаю губы, и вальяжно падают в кресла. Молча сверлят взглядами трехъярусную бронзовую люстру, в подсвечниках которой торчат огарки свечей, и воют, кого-то призывая к себе.

Я подхватываю с пола разорванную верхнюю юбку и прижимаю к груди. Встать и сбежать не могу: Альфы не дали разрешения. Они сковали мою душу холодными цепями.

В библиотеку бесшумно входит тот самый Охотник, который явился за мной в город. Игнорирует мое присутствие.

— Найти тех, кто разорвал связь, и приволочь к нам, — Анрей убирает пальцем с лица влажную крошку бисквита и отправляет ее в рот.

— И ту, кто была обещана Матерью Луной, — Эрвин смыкает веки. — Живыми. И необязательно целыми. Объявляем Белую Охоту.

Глаза Охотника вспыхивают черным азартом.

— Я возьму лучших, — говорит он и обнажает крупные зубы в улыбке. — И с возвращением. Мы верили.

Делает сдержанный поклон головой и выходит, тихо прикрыв за собой двери.

Оглядываюсь на Анрея и Эрвина. Сглатываю и сипло шепчу:

— И что ждет тех, кого они схватят?

— А это тебя не касается, Ягодка, — Анрей устало запрокидывает голову. — Лучше почитай нам.

Глава 25. Тебе нравится нас дразнить

— И взял Шатли леди Розалинду за руку, и она зарделась от смущения… — поднимаю взгляд.

И то, что я вижу, меня совсем не радует. Анрей и Эрвин сидят бледные в мелкой кровавой испарине. Смотрят в одну перед собой, медленно дышат через нос. Напряженные.

— Продолжай, Ягодка, — шипит Эрвин.

Им настолько противная романтичная история любви между разбойником и благородной леди, что они потеют кровью?

— А на чем я закончила? — тихо спрашиваю я.

Они мне не отвечают, и, похоже, совсем не следили за сюжетом.

— Вы в крови, — сипло отзываюсь, и у самой руки холодеют.

Им больно. Я вижу, как из мышцы на плечах едва заметно сокращаются под судорогами, и чувствую слепую ярость Зверя, которого они сдерживают в себе.

Мама сказала, что я в силах Анрея и Эрвина укротить, но я — не она. Я не умею себя вести с мужчинами, очаровывать их и соблазнять, чтобы отвлечь от боли и внутренней борьбы со Зверем, который обезумел.

Или мне попробовать?

— Мальчики, — тихо шепчу я с нотками кокетства и улыбаюсь так, как улыбалась мама папе, когда хотела напоить его волчьей кровью.

Переводят на меня мрачные взгляды, и я веду плечиком:

— Вы в крови…

И хлопаю ресничками. Хлоп-хлоп. Молча сверлят меня горящими глазами. Чувствую себя дурой, а не роковой обольстительницей, но продолжаю улыбаться.

— Что ты делаешь? — наконец, спрашивает Эрвин и недоуменно хмурится.

Теперь очередь кокетливого смеха? Прижимаю пальцы к губам и хихикаю.

Анрей и Эрвин переглядываются и опять смотрят на меня, не мигая. Неужели получается?

— Я немного смущена тем, что… мы с вами ведем беседу… нагими…

Анрей медленно вытирает ладонью кровавую испарину с шеи и приподнимает бровь, не спуская с меня взгляда.

— Вы порвали мое второе платье.

Почему бы под соусом кокетства не предъявить им претензии, что они грубые мужланы, у которых ни стыда, ни совести.

— Я не понял, — Анрей медленно моргает, — ты с нами заигрываешь?

— Возможно.

Очень не хватает кружевного веера, за которым бы я с улыбкой спряталась и постреляла глазками.

Анрей и Эрвин опять переглядываются.

— И кто тебя такому заигрыванию научил? — Эрвин приглаживает волосы пятерней.

— Сама научилась, — отвечаю с женским самодовольством. — Я талантливая Ягодка.

Мне стыдно, неловко и хочется зажмуриться, спрятав лицо в ладони, но моя цель — укротить двух мерзавцев, чтобы потом задавить их женской властью. Подчинить себе и отыграться.

— А еще мы слышим твои мысли, Ягодка, — Анрей усмехается.

— Блин, — фыркаю я и с досадой отворачиваюсь. — Это нечестно.

Аж плакать хочется от несправедливости.

— Задоминировать нас решила? — с тихой угрозой спрашивает Эрвин.

— А что? — вскидываю подбородок. — И такое может быть. Я в Лесу спасла ваши задницы, а теперь и волчар ваших психованных вытащила на свет. И потеть кровью вы внезапно перестали.

— Твоя глупость настолько обескураживает, что остается только недоумевать, откуда ты такая вылезла, — Анрей зло щурится. — И мы тебе книгу приказали читать, а не кривыми улыбками, как у пьяной проститутки, тут обольщать.

Возмущенно открываю рот, а по щекам катятся слезы. Обидно. Это мой первый опыт обольщения, а они опять меня унижают.

Утробно рычат в ответ на обиженный всхлип. Это в книгах мужчин трогают за душу женские слезы, а в моей страшной реальности все иначе: волки Анрея и Эрвина видят во мне врага.

— Тогда отпустите меня домой, — шепчу я. — Если я вас так раздражаю, то не держите меня в Лесу.

— Еще одно слово, Ягодка, — медленно выдыхает Анрей, — и мы тебя в темнице запрем.