Отвергнутая. Игрушка для Альф (СИ) - Рууд Рин. Страница 35

— О чем? — испуганно шепчет Даза.

— Поблагодари Советника Вестара за его помощь, — сипло отвечаю я и присасываюсь к флакону.

Закрываю глаза, театрально выдыхаю и вновь решительно смотрю на Дазу. Она ни черта не понимает, что происходит. И она устала от меня и от того бардака, который я каждый раз оставляю после нашествия на ее уютную кухню.

— Передашь? — понижаю я голос и бессовестно проскальзываю в ее мысли, вкладывая в них, что очень важно передать Вестару, как я что-то выпила из флакончика, как поплакала и как поблагодарила его за помощь.

— Да, передам, — Даза медленно моргает.

— Благодарю тебя, — слабо улыбаюсь и спешно покидаю кухню.

— Я так и не поняла, — летят мне в спину недоуменные слова Дазы, — пирожные получились в этот раз?

— Да. Сделка закрыта.

— И ты покидаешь замок?

— Именно!

Дальше я совсем уж наглею. Приказываю слугам подать мне карету. Не стану я бежать из Леса ни человеком, ни волчицей, которую я усилием воли загоняю в темный угол, чтобы она своим звериными инстинктами не сдала меня спящим близнецам.

Ее опять накроет восторгом, что станет скоро мамочкой, а эту радость поймает среди грез Анрей или Эрвин.

Плакал тогда мой гениальный план выйти из игры победительницей.

Карету подают мне со всеми почестями, и прячут взгляды, потому что я ведь вышагиваю босая и в одной тонкой нижней сорочке.

Но я не позволяю себе краснеть. В конце концов, их Альфы вообще могут по замку шастать голыми и никого не стеснятся. Потому что они — оборотни.

Я теперь тоже оборотень. И могу пройти к карете голой или даже мохнатым чудищем. и только пусть кто-нибудь фыркнет.

Сожру.

И, видимо, мой настрой бледные слуги уловили, раз глаза испуганные тупят в пол.

— И ты нас все-таки покидаешь? — раздается насмешливый и высокомерный голос в предрассветной серости, когда моя босая ступня касается холодной подножки кареты.

— Сделка завершена, — я даже не оборачиваюсь.

— Это да… Можем придумать новую?

— Придумывайте новые сделки для Истинных, к которым рванул ваш Советник, — небрежно бросаю я. — И да, их двое. И они тоже близняшки. Как вам повезло. Можете меняться ими каждой ночью для разнообразия.

— Что ты несешь?

— Это уже неважно, — ныряю в салон кареты и захлопываю дверцу. — Я покидаю это проклятое место.

Выходит громко и истерично.

Я чувствую недоумение Анрея, и его желание выволочь меня из кареты, чтобы затем потащить в замок и кинуть под бок спящему брату.

Но сделка закрыта. И нет никакой другой причины, чтобы остановить меня и заставить поспать в их объятиях.

Я продолжаю давить в себе волчицу и громко топаю ногой. В воздухе свистит хлыст. Всхрапывают лошади, поскрипывают колеса, и я крепко зажмуриваюсь, когда слышу вой Анрея.

Я ему не отвечу, ведь улавливаю в его зове издевку, что я не забуду двух наглых близнецов из Северных Лесов.

Не забуду.

Но и им не видать малиновых пирожных. Даже от Истинных, если восстановление их связи возможно.

Звери-то найдут покой в мохнатых подружках, а мужчины, у которых теперь запрет на малиновый десерт?

Глупая Сладкая Ягодка тоже останется в их памяти. В памяти мужчин, которые делили одну женщину на двоих.

— Выкусите, — зло шепчу я, когда карета выезжает за ворота.

Верчу в пальцах флакончик из темного стекла.

Какой- же Вестар подонок, раз решил напоить меня отравой.

Поэтому никто и не любит оборотней. Бессовестные и развращенные мерзавцы.

И сама стала такой же.

И тоска по жадным поцелуям двух мужчин и их объятиям останется навсегда со мной.

Глава 51. Будет вдвое больше слез

— Сделай мне немедленно амулет, — трясу маму за плечи, — который скроет… скроет…

— Что скроет? — мама обеспокоенно вглядывается в мои глаза.

— Я беременна! — взвизгиваю я, со слезами отступаю и хочу криком повторить свои слова, но мама кидается ко мне и прижимает холодную ладонь ко рту.

Тяжело дышит, в глазах паника и недоумение.

— Что?

Она не чует во мне волчицу, потому что я ее изо всех сил давлю в себе.

— Это невозможно, — шепчет мама.

— Они меня обратили, — всхлипываю я. — И я не могу… показать себя, потому что тогда… мам, мне нужен амулет или чары… Слышишь? Я не хочу, чтобы они узнали… И мы должны немедленно уехать, как можно дальше. И где папа?

— В лесу, — шипит мама. — Побежал в Лес вызволять тебя и уши обрывать близнецам. Только кто слушает меня? Лес же его не пустит к Альфам!

— Как ты могла его отпустить?!

— Когда это мужчины слушают женщин, а? Особенно оборотни?!

— Не кричи на меня!

— Ты уверена, что…

— Уверена, — меня начинает трясти. — Вестар хотел помочь… Но я не могла…

Мама хватает меня за руку и тащит за собой:

— Идем.

Мы спускаемся в подвал, шагаем мимо мешков муки к деревянному шкафу, который мама с рыком сдвигает в сторону. Свеча в подсвечнике на стене зловеще вспыхивает.

— И от кого? — мама приваливается плечом к шкафу, а за ней зияет черный проход. — Или у нас тут тоже чудеса чудесатые, и ты сразу понесешь от двоих.

— Я думаю… от Эрвина…

— Думаешь? — сердито сдувает локон.

— Мам, я не виновата…

Виновата. Я же сама этой ночью решила поиграть в великую соблазнительницу, о ночи с которой должны были вспоминать с черной тоской.

Никто меня не принуждал. Не брал силой и не принуждал к близости.

— Значит, Эрвин, да? А Анрей в сторонке стоял?

— Ма-аааам, — всхлипываю я и прикрываю лицо руками. — Прекрати.

— Хотя какая разница, кто постарался, — мама ныряет в проход, суетливо подхватив юбки, — у них зверь один на двоих. Значит, оба папаши.

— Мам…

Семеню за мамой и ежусь, когда на стенах вспыхивают красные зачарованные свечи. Крохотная каморка с небольшим столом и несколькими ящиками с разным барахлом: склянки, кристаллы, ветки, мотки цветных ниточек. На стенах: пучки трав, амулеты из камушков и перьев, какие-то кривые и острые знаки.

— Мам…

— Что? — мама резко разворачивается ко мне. — Будешь мне нотации читать? Это мое увлечение, мой отдых и… большая часть из этого, — она разводит руки в стороны, — просто баловство. Чтобы закваска для теста готовилась быстрее, чтобы булочки дарили хорошее настроение. И не просто же так наша пекарня стала лучшей в городе.

— Просто у папы талант, — шепчу я.

— На таланте далеко не уедешь, — мама скрещивает руки на груди. — Мы будем возмущаться или решать твою проблему? М?

В маме пробивается злая стервочка, и я едва слышно отзываюсь:

— А под решить проблему ты…

— Вот какого ты обо мне мнения, да? Думаешь, я внука вытравлю из тебя?

— Но…

— Немедленно извинись, — мама зло щуриться на меня.

— Прости меня, — жалобно всхлипываю. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Мне просто очень страшно.

Мама привлекает меня к себе, обнимает, целует в висок, а затем торопливо лезет в один из ящиков.

— Тебе помочь?

— Найди в ящике в углу шкатулку с горным хрусталем, — кидает на стол кожаный шнурок. — Черная гладкая шкатулка без опознавательных знаков и не открывай.

— Почему?

— Потому что открыть ее надо с заговорами, чтобы кристалл остался чистым и пустым.

— Почему ты меня сюда никогда не приводила? — вытаскиваю шкатулку.

— Потому что, — мама лезет в другой ящик и выхватывает из него пузатую склянку, — у тебя должна была быть обычная мама, Тина, — выдыхает и повышает голос, — обычная, черт их всех дери! Обычная простая тетка! И ты должна была быть обычной!

— А что в склянке? — решаю перевести тему, потому что мама очень злиться и вот-вот расплачется.

— Кровь невинной нецелованной девы, — мама шмыгает и садится за стол.

— Что? — у меня лицо кривится. — Откуда и зачем?

— Во-первых, неважно откуда, — мама отставляет склянку, — во-вторых, у меня есть еще и кровь девственника.