Ненужная королева. Начать сначала (СИ) - Верховцева Полина. Страница 31

— Ко мне кто попало не ходит, — все так же скрипуче отозвалась старуха, — дорогу найдут только те, кому я разрешила…или те, кому разрешение мое не требуется.

Она отложила в сторону веточку и обернулась. Оба ее глаза были затянуты мутной белесой пленкой, а вокруг дряблого рта залегли глубокие складки.

— Я не вижу тебя, — с интересом произнесла она, — личина хорошая и отвод сильный.

Любопытно.

— Я тоже тебя не вижу, — я села на жесткую лавку напротив нее. Взяла один лист из общей кучи и, растерев его между пальцев, понюхала. Незнакомая трава, по мне так пустая, но…

— Аккуратнее. На лицо попадет – через пять лет струпьями покроешься.

Я отбросила смятый лист и вытерла руку о подол:

— Так кто ты, старая? Не Темная, не Светлая. Сил не чувствую.

— Так и нет их, — усмехнулась она и снова принялась обдирать веточки, — верно ты сказала – старая я. Беззубая, да ослепла давно. Откуда силам взяться?

— А может ты просто дитя Пустоты? Дряхлое и слепое. То, которое не должно было родиться.

Улыбаться она перестала. Уставилась на меня пристально и хотя видеть не могла, но я чувствовала, как она прощупывает, пыталась рассмотреть, что спрятано за личиной.

— Кто ты? — ее голос стал похож на воронье карканье.

Я протянула ей руку. Однако притрагиваться ко мне старуха не спешила. Хмурилась, пытаясь понять, что к чему, и от волнения над верхней губой и по вискам выступили капельки горького пота.

Потом медленно, словно перед ней была не раскрытая ладонь, а оскалившийся стальными зубьями капкан, протянула руку. Коснулась и тут же отпрянула, но я не отпустила, сжала ее сухие, шершавые пальцы, не позволяя разорвать контакт.

Ее белесые глаза широко распахнулись, рот тоже, словно она пыталась дышать, но не могла сделать ни вдоха. Их горла вырвался надсадный хрип.

И правда дитя Пустоты. Сгубившее при рождении Светлую мать и Темного отца, заставив их силы схлестнуться и выжечь друг друга, оставив взамен черную дыру. Во всех мирах такие как она вне закона. Проводники, сквозь которых Низшие могут прорваться на поверхность.

Я отпустила ее.

— За мной пришла? — надсадно вдохнула старуха и отложила веточку, которую все еще сжимала в другой руке. Потом вытерла ладони о замызганный передник, и смиренно произнесла, — что ж я прожила долгую жизнь. Не скажу, что хорошую, но времени потоптать эту землю у меня было предостаточно…

— Как тебя зовут?

Старуха сморщилась и через силу произнесла:

— Дарёна.

Я попробовала имя на вкус. Настоящее. Не обманула старая.

— Мне твоя жизнь без надобности. — Я поднялась из-за стола и прошлась по закопчённой землянке: — Смотрю, ты отварами балуешься?

— Дар у меня — из простого клевера хоть любовное зелье сварю, хоть отраву, — просто ответила она, — больше ничего не умею, а вот листочки всякие да травинки чувствую.

— А не варила ли ты недавно это любовное зелье для Юджина из Сандер-Вилла?

— Для него – нет, — Дарёна покачала головой, — для его папаши – да. Сказал, что девку наглую усмирить надо. Мол, совсем от рук отбилась и забыла, где ее место…

Она осеклась и побледнела:

— Неужто тебя поили?

— Меня.

— Прости, — старуха задрожала еще сильнее и торопливо склонилась передо мной, — знала бы для кого снадобье, никогда бы не сделала. Прости дуру старую. Что мне сделать, чтобы искупить вину?

— Ответь на вопросы, а потом видно будет. Что еще ты варила для Эберли?

Дарёна на миг задумалась, а потом начала перечислять:

— Для сердца варила. Он жирный, как боров и давно бы помер без моих снадобий. Потом для сна готовила, и для того, чтобы заставить человека правду говорить. Чтобы воли лишить – и такое было. Отраву медленную, что силы выжигает и человека постепенно в гроб сводит…

— С сивайем?

— С ним.

Теперь ясно откуда у никчемного мужа Лилии взялась эта отрава.

— Еще делала зелье, вызывающее ломоту, кровь из горла и мертвый сон, и противоядие к нему.

А вот этим Лилия якобы травила бедолагу Юджина, и за это ее изгнали из Сандер-Вилла.

— Ты не смотри на меня так. Не по доброй воле я здесь живу и выполняю то, что прикажет. Поймал он меня, привязал так, что не дернуться. Я бы и рада уйти в лес, да помереть среди древних сосен, но не могу.

— Хочешь искупления и свободы? — я подступила к ней вплотную, пытливо вглядываясь в старое лицо.

— Больше всего на свете.

— Тогда публично во всем признайся.

— Как скажешь, Верховная, — старуха почтительно склонила голову, — расскажу все, что ведаю, если обещаешь отпустить.

— Я свои обещания всегда держу. Завтра с утра буду ждать тебя на подъезде к городу. Не явишься – пеняй на себя.

Из землянки я выходила со смесью злости и облегчения. Теперь главе Эберли придется ответить за содеянное. Мне не терпелось увидеть его лицо, когда все раскроется.

Эля ждала возле Сэма. Сидела на камне, поросшем мхом, и жевала травинку, а при моем появлении взволнованно подскочила:

— Я помогла?

Я невольно улыбнулась:

— Помогла. Спасибо.

— Теперь ты мне поможешь?

— Чего ты хочешь? — я остановилась возле нее, глядя сверху вниз.

— Вернуться к маме, — Эля жалобно шмыгнула носом, — я знаю, что она жива и ищет меня. Но я слишком маленькая и бестолковая, чтобы найти ее самостоятельно. А ты можешь…я знаю.

Во взгляде, обращенном на меня, было столько надежды, что в груди дрогнуло:

— Я подумаю, что можно сделать.

Глава 43

Старуха не подвела.

Я еще только подходила к городу, а она уже сидела на большом, нагретом первыми солнечными лучами камне и задумчиво ковыряла землю путевой палкой. С утра Дарёна выглядела чуть моложе, чем ночью в землянке, да и приоделась, подготовившись к выходу в люди. Вместо серого замызганного передника – кокетливый голубой с цветочками и оборкой по краю, а вместо тапок со смятыми задниками – вполне добротные ботинки. Волосы она тоже разобрала, и взамен косматой мочалки на макушке красовался тугой пучок.

Меня встретил все тот же задумчивый белесый взгляд. Он не мог оценить зелень травы и красоту крыльев бабочки, но видел гораздо больше.

— Надень вот это, — я протянула ей плащ с глубоким капюшоном, — не хочу чтобы о твоем приходе прознали раньше времени.

Дарёна понятливо кивнула и накинула плащ на плечи, после этого мы направились в город.

— Это плохое место, — тихо произнесла она, когда мы брели по одной из мощеных улочек.

Я не торопила ее – спешить некуда. Ее палка глухо стучала по камням, шаги были неровными, а морщинистые губы недовольно подрагивали.

— Что не так?

— Не знаю. Но меня в хорошие места не притягивает. Еще когда сюда начали стягиваться светлые, я подумала, что не к добру. А теперь ты появилась…

— Я не выбирала это место.

— Судьба выбрала за тебя.

Что-то странное было в словах дитя Пустоты. Что-то тревожное. Я и сама все чаще задавалась, что же не так с солнечным Сандер-Виллом, но ответ ускользал.

— Куда ты ведешь меня? — всю дорогу старуха держалась и не задавала этот вопрос, а тут не выдержала. В дребезжащем голосе не было страха, только усталость. Вся ее жизнь – непрестанные борьба за существование и попытки спрятаться от посторонних глаз.

— Сначала надо наведаться к Надзирателю из Столицы.

— К Светлому, — убежденно произнесла она.

— К Светлому, — согласилась я. И внезапно подумала, что давно мне на глаза Охотник не попадался. Уехал что ли? Или ловит кого-то?

Даррена дома не оказалось. Я чувствовала его в другом месте, где-то посреди торговой улицы, поэтому мы отправились туда. Прошли мимо молочной лавки, мимо прилавков скорняка и ярких ковров ткачихи Вельзы. Мимо крохотного закутка старьевщика, и посудной лавки. Все дальше и дальше. И с каждым шагом внутри ширился протест, потому что сердце вело к магазину портниха. Светлого я ощущала именно там, и рядом с ним темненькую Киану.