Специалист технической поддержки 2 (СИ) - Якубович Александр. Страница 49

— А вот это уже ничего не значит, — наставительно сообщил Ким Бон-Со. — Я бы на твоем месте бежал изо всех ног и объяснился бы перед Джин Су, что ты ничего такого не планировал. Да и вообще, ты что, слепой?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, ты не видел, как она тебя под локоть держала и над твоими шутками весь вечер смеялась? — спросил хён.

— Смеялась и смеялась, — ответил я, доедая остатки лапши. — Не понимаю, причем тут это всё.

— Ой дурак… — покачал головой Ким Бон-Со. — Иди, поговори с девочкой, пока она там себе не навыдумывала. Да и сам подумай, как ты таким поленом вырос.

— И не полено я совсем.

— Полено-полено, совершеннейшее бревно, хубэ, поверь мне на слово.

Игнорируя дальнейшие насмешки старшего, я поднялся с бревна, на котором мы заседали с Ким Бон-Со до этого, и направился к группке сотрудниц нашего отдела.

— Джин Су… — начал я, окликая девушку.

В ответ моя коллега только дернула плечом и демонстративно отвернулась, показывая, что говорить со мной совершенно не желает.

— Послушай… — продолжил я, протягивая к Джин Су руку. — Давай отойдем и поговорим.

Девушка зло на меня зыркнула, но от компании отделилась. Мы отошли чуть в сторонку, и пусть на нас смотрел десяток пар глаз, все же начали разговор.

— Джин Су, послушай, то что было вчера… Мы весь вечер выпивали вместе, веселились, но ты перебрала. Я просто не мог бросить тебя у столов! Вон, хён вообще уснул лицом в кострище! Поэтому я тебя и затащил в палатку и уложил спать… Ты не подумай, я ничего такого сделать не хотел, или как-то тебя обидеть… — начал я под тяжелым взглядом коллеги.

— Ты придурок, Кан Ён Сок! — уверенно сообщила Джин Су. — Совершеннейший придурок! А кажешься таким взрослым и серьезным мужчиной, а сам ведешь себя как мальчишка!

— Что ты имеешь в виду? — не понимая, спросил я.

— Зачем ты со мной обнялся вчера⁈ — в лоб спросила Джин Су.

— Обнялся⁈ — переспросил я.

— Да! Я тебя обняла, а ты начал обзываться! Придурок!

— Подожди, подожди… — я совершенно не помнил того, что произошло в палатке.

— Если я тебе не нравлюсь, мог бы просто промолчать! Или сказать, что у тебя уже есть женщина! Все что угодно! Но говорить такое молодой девушке, да еще с такой мерзкой улыбочкой, будто бы тебе это все нравится… Ты просто ублюдок! — воскликнула Джин Су.

Я устало потер глаза, унимая поднявшуюся волной головную боль.

— Джин Су, честно, я совсем ничего не помню. Мне казалось, что мы просто легли спать в одной палатке. И я не хотел тебя обижать, как ты могла так подумать.

— Ну, уже наговорил! — вспыхнула девушка. — Ты омерзителен!

— Да что я такого вообще сделал и сказал⁈ — не выдержал я.

Щеки и уши Джин Су сейчас были пунцовыми от злости и стыда, девушка даже не смотрела мне в глаза.

— Ты весь день был таким милым… — начала Джин Су. — В палатке я тебя обняла, просто обняла! Мне казалось, что ты хороший, порядочный человек. Я тебя обняла, а ты в ответ улыбнулся и тут обозвал меня годзиллой! Это отвратительно! Обзывать девушек огромным уродливым динозавром! Все! Не хочу тебя видеть!

Джин Су топнула ногой, развернулась на пятках и, сжимая кулаки и широко размахивая руками, решительно направилась к ожидающим ее коллегам. Я же остался стоять на месте, гипнотизируя одну точку.

В моей жизни определенно что-то пошло не так.

К утру эти двое наконец-то ушли, и Пак Сумин смогла выйти из спальни.

Разговаривать с Юн Хян Ми или Мун Джином у нее не было никакого желания. Вчерашний срыв был продолжением копившегося внутреннего напряжения, которое давило на нервы девушки, парализовало мысли, не давало дышать.

Все крутилось вокруг этого проклятого северянина.

Она не хотела обидеть Кан Ён Сока, да и до этого этот мужлан совершенно спокойно реагировал на ее выходки. Пак Сумин было тяжело сдерживать внутреннюю желчь и спесь, которые были даны ей по праву рождения и которые лишь усилились, когда родня отправила ее учиться за границу. «Косоглазая сучка», так за глаза называли ее другие ученики закрытой школы, в которой она провела четыре долгих года, и в которой у нее так и не появилось друзей. Вонючие, лицемерные, лживые отпрыски элитных европейских семейств, все они смотрели на нее, словно на дикарку, хотя состояние их родителей и дедов вряд ли составляло даже половину богатств конгломерата Pak Industries. В глазах этих детей она была из тех, кого презрительно называют нувориши — быстро взлетевшая чернь, которая купила свой статус, вместо того, чтобы пронести его через столетия. Причем обязательно с французским выговором. «Nouveau riche». И никак иначе. Со временем она стала понимать, почему они относятся к ней подобным образом. У многих из их семей были виноградники и поместья пять-шесть раз старше, чем весь корейский конгломерат семейства Пак. И пока жив ее дед, Пак Ки Хун, окончательной смены поколений не произошло. Поэтому она и не являлась в их глазах ровней, не относилась к столь любимому европейцами классу «old money», берущими свое начало со времен европейских монархий, не относилась к капиталу, фундамент которого был заложен задолго до изобретения электричества или даже паровых машин.

За годы она привыкла к тому, что единственное, чего ждут от нее окружающие — проявление слабости. Друзей нет, есть только враги и ищущие выгоды. Даже Юн Хян Ми стала ей подругой не по своей воле; во всем было виновато влияние ее отца, Юн Донджина, и стремление ее деда свести внучку и дочь своего соратника. От этой дружбы Юн Хян Ми получала едва ли не больше, чем сама Пак Сумин. Во всяком случае, до недавнего момента. Если Пак Сумин провалится, ее онни всегда может отойти в сторону и укрыться за спиной отца или любовника. Ей же прятаться не за кем. Дед, словно маниакальный заводчик, стравливал сначала своих сыновей, единокровных братьев, пытаясь найти среди них достойнейшего, а теперь — еще и внуков. Если подумать, то Пак Минхо и Пак Хи Шунь были ей даже не двоюродными, а скорее троюродными братьями. Единственное связующее их звено — общий дед, но разные бабки. И это различие, факт того, что их отцы были не родными братьями, постоянно отдаляло Пак Сумин от семьи. Ставило ее отдельно ото всех прочих.

Наверное, поэтому ее и отправили учиться за границу, подальше от глаз следующего главы компании, Пак Бо Гома. Вот только почему дед не отобрал ее долю, почему не оставил в качестве утешительного приза один-единственный трастовый фонд, который основал ее покойный отец, оставалось для Пак Сумин загадкой. Не мог унять своих амбиций заводчика? Скорее всего Пак Ки Хуна до сих пор терзало любопытство, чем же закончится соперничество его сыновей. А так как младший погиб, то осталась она, Пак Сумин. И родной дед без всяких зазрений совести бросил ее в мясорубку семейных разборок, хоть она была к ним совершенно не готова.

Она ненавидела Европу, вот только вернувшись в Корею, никакого счастья и покоя она тут не нашла. Тут из второсортной богачки она стала полноправной элитой, но все еще без знака качества. Богатая капризная девчонка, которая топит свои проблемы в алкоголе. И едва она стала бороться за свое место под солнцем, едва чуть-чуть ослабила свою броню, все пошло наперекосяк. Еще и это похищение добавило проблем, лишило остатков покоя и нормального сна.

Единственное место, где она чувствовала себя более-менее спокойно, это квартира, в которой жил Кан Ён Сок. Или потому что он не крутился вокруг нее, и она не ощущала с его стороны потока постоянного настороженного внимания, как было с другими людьми, или потому что он был обычно холоден и отстранен, прямо как отец. В любом случае, когда этот северянин ушел из квартиры, хлопнув дверью так, что задрожали стены, внутри что-то дернулось.

Не надо было слушать Юн Хян Ми, надо было сдаться и отойти в сторону. Позволить дяде и братьям сожрать ее долю в компании, как-нибудь отстоять свой трастовый фонд. И, может быть, даже вовсе уехать из Кореи.