Адмирал Империи – 33 - Коровников Дмитрий. Страница 4
В такие моменты эмоции захлестывали его с головой, напрочь отключая доводы рассудка. Птолемей был готов броситься грудью на амбразуру, лишь бы доказать свою правоту и заставить критиков раз и навсегда умолкнуть. В запале спора он забывал о границах дозволенного, допуская непростительные вольности в общении со старшими по званию. Порой дело едва не доходило до прямых оскорблений и вызова на дуэль. Лишь в последний момент, каким-то чудом, Граусу удавалось спохватиться и вернуть себе самообладание.
Со временем, однако, Птолемей начал понимать, что эта несдержанность и горячность могут серьезно повредить его дальнейшей карьере на государственной службе. В конце концов, кому нужен чиновник, пусть даже семи пядей во лбу, который не способен держать себя в руках? Любой начальник предпочтет иметь дело с исполнительным и хладнокровным сотрудником, нежели с экспрессивным истериком, чье поведение непредсказуемо.
Птолемей был достаточно умен и дальновиден, чтобы осознать: путь наверх лежит через полный самоконтроль и беспрекословное повиновение старшим по званию. По крайней мере – до тех пор, пока он сам не займет достаточно прочных позиций во властной иерархии. И тогда уже никто не посмеет диктовать ему условия или ставить его компетентность под сомнение.
Поэтому со свойственной ему целеустремленностью и педантичностью Граус принялся планомерно искоренять в себе пагубную привычку следовать велениям сердца. Отныне на службе и в обществе он держался подчеркнуто сдержанно, даже отстраненно. Лишь очень немногие, самые близкие люди знали, каких усилий ему стоит эта демонстративная невозмутимость. Но маска бесстрастного сфинкса быстро стала для Птолемея второй натурой. Теперь он мог при необходимости быть холодным и расчетливым, как какой-нибудь хваленый андроид из фантастических романов.
Надо сказать, что эта новая линия поведения быстро принесла свои плоды. Непосредственное начальство оценило исполнительность и покладистость толкового выдвиженца из низов. Сослуживцы прониклись уважением к невозмутимому и собранному коллеге, который никогда не позволял себе ни единого неверного шага или резкого слова. Даже самые высокопоставленные персоны при дворе начали обращать внимание на многообещающего молодого человека, так разительно выделяющегося на фоне разболтанных шалопаев из аристократических родов.
В общем, карьера молодого чиновника, чья семья переселилась в столичную систему «Новая Москва», стремительно развивалась, и уже в двадцать пять лет он получил должность заместителя министра. К тридцати годам Птолемей стал министром новых территорий и одним из советников самого императора. Непревзойденное умение управлять всем и всеми, да еще и при любых обстоятельствах, сделало этого человека незаменимым в глазах Константина Александровича.
Особую ценность Граус представлял для монарха в то самое время после 1-ой Александрийской Войны, когда государь сел на трон и, будучи тоже молодым, нуждался в опытных, верных соратниках. Недавний боевой адмирал Константин Александрович получил корону в разгар затяжного конфликта с американцами, грозившего поставить Империю на колени. Новоиспеченный самодержец, оказавшись в эпицентре вселенского хаоса, лихорадочно искал точку опоры – людей, на которых можно было бы положиться как на самого себя.
И такой точкой опоры стал для царя Птолемей Граус – блестящий технократ с безупречной репутацией и энциклопедическими познаниями в любой сфере. Министр новых территорий стал для императора одновременно учителем, стратегом и верным товарищем – человеком, который помог юному монарху заново отстроить прогнивший государственный механизм, заменив обветшалые детали новейшими разработками. Неудивительно, что между императором и его первым советником быстро возникла самая тесная личная и духовная связь.
Они и впрямь во многом походили друг на друга – два незаурядных представителя нового поколения, призванные вывести одряхлевшую Империю из кризиса и повести ее к новым свершениям после поражения в 1-ой Александрийской Войне. Оба в те годы отличались недюжинной силой характера, живым умом и несгибаемой волей к победе. Тандем императора-адмирала и министра-технократа казался созданным самой судьбой для великих дел. Вот только если Константин Александрович по молодости все еще был подвержен сомнениям и приступам меланхолии, то зрелый не по годам Граус всегда сохранял необходимую трезвость рассудка.
Птолемей платил своему повелителю самоотверженным трудом и верностью, несмотря на то, что являлся чистокровным аристократом, в среде которых верностью новой династии могли похвастаться далеко не все. Многие родовитые семейства, чье влияние простиралось на десятки звездных систем, лишь скрепя сердце присягнули на верность новоизбранному царю. Втайне они лелеяли надежду, что нынешний очередной Романов окажется слабовольным неумехой, неспособным удержать власть. И тогда появится шанс для реванша – либо путем дворцового переворота, либо в ходе сепаратистского мятежа на окраинах Империи…
Путь Птолемея Грауса на вершину власти был вымощен не только его личными достижениями и талантами, но и жесткой борьбой с бесчисленными завистниками и интриганами всех мастей. С первых же дней своего появления при дворе он вызвал ненависть у значительной части нового окружения. Аристократическая золотая молодежь, погрязшая в кутежах и мотовстве, презирала худородного выдвиженца. А влиятельные сановники старой закалки видели в Граусе выскочку и самозванца, бесцеремонно пробивающегося к вершинам власти.
Опытные царедворцы, долгие годы плетущие замысловатые интриги в борьбе за высочайшее расположение, не могли простить Птолемея его стремительного карьерного взлета. За спиной у Грауса собирались зловещие тучи шепотков, намеков и прямой клеветы. При дворе даже какое-то время активно муссировались слухи о том, что Птолемей добился своего положения, подсыпая императору в еду особый порошок. Якобы под влиянием этого наркотика одурманенный Константин Александрович и принимал все решения по наущению коварного советника. Чего только в голову не взбредет!
Другие недоброжелатели Грауса намекали на то, что он ведет тайные переговоры с врагами Империи – американцами и Лигой Свободных Колоний. Мол, министр новых территорий на самом деле двойной, а то и тройной агент. Конечная же его цель – захват трона и установление в России либо военной диктатуры, либо некой федеративной демократии по образцу той же Лиги.
Доходили до Птолемея и куда более экзотические обвинения. Якобы он состоит в тайном мистическом ордене могущественных псиоников, которые с помощью телепатии контролируют разум ничего не подозревающего императора. А в самых безумных слухах Грауса и вовсе называли замаскированным андроидом-шпионом, созданном в секретных лабораториях.
Поначалу Птолемею стоило огромных усилий сдержать свой пылкий нрав и не отреагировать на беспардонную травлю, развернутую против него. Он понимал: стоит ему хоть раз сделать неверный шаг, продемонстрировать малейшую слабость – и свора голодных шакалов мгновенно вцепится ему в глотку. Поэтому Граус продолжал невозмутимо и сосредоточенно трудиться, делая вид, будто не замечает всей это грязи.
Но в глубине души каждую свободную минуту он холодно просчитывал варианты ответных действий против своих противников. Прикидывал, кого из них можно перетянуть на свою сторону посулами и подкупом. С кем целесообразнее бороться, раскапывая нелицеприятные факты их биографии. А кого стоит без лишнего шума устранить с политической арены и даже из жизни, обставив все как трагическую случайность.
Мало-помалу министр новых территорий начал плести собственную паутину закулисных альянсов и теневых договоренностей. При этом он не гнушался самыми грязными методами – шантажом, наймом осведомителей в стане врага, тайным сбором компромата и дискредитацией конкурентов с помощью проплаченной желтой прессы. Словом, Граус милостью императора полностью развязал себе руки в деле укрепления личной власти.
Особенно эффективным его оружием против недоброжелателей стало создание разветвленной шпионской сети, охватившей все уровни имперской администрации. Верные Граусу агенты, зачастую завербованные путем подкупа или шантажа, исправно докладывали ему обо всех тайных помыслах и поступках врагов. Ни одно их слово, ни один их шаг не оставались без внимания министра.