Соблазнённый (ЛП) - Кент Рина. Страница 19

Глупое сердце надеется на последнее.

Другой вариант: он не может пройти через этап расчетов, когда находится рядом со мной. Я мысленно качаю головой, чтобы не питать больших надежд.

Все это может быть частью его плана, чтобы я ослабила бдительность, и он поглотил меня.

Больше, чем сейчас.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, все еще сжимая простынь на груди. Если он посмотрит на меня такими сексуальными глазами или, что еще хуже, прикоснется ко мне, наши рты будут заняты не разговорами, а мне отчаянно нужно поговорить с ним. Я сбита с толку, и мне нужно понять, почему, черт возьми, я не прекращаю наши отношения.

Через месяц возобновляется учеба в колледже, и мне придется оправдываться перед родителями за то, что сбежала без их одобрения.

Доминик не двигается, пристально глядя на меня, как будто я все еще сплю. Затем до меня доносится его слегка хрипловатый голос. Прохладный британский акцент всегда заставлял меня быть начеку.

— О чем ты думала?

Он понял, что я не сплю. Неужели он знал и все остальные ночи?

— О многом.

— Например?

— Например… — я замялась, не уверенная, что хочу ступать на эту территорию. Мне ведь нечего терять — разве что быть выгнанной из квартиры.

Возможно, именно поэтому мой язык завязался в узел. При этой мысли мое сердце опускается в темные ямы желудка.

Я не хочу уходить.

— С каких пор ты боишься говорить мне все, что у тебя на уме, Кам?

Раз он использует мое прозвище, значит, хочет быть ближе ко мне.

Fils de pute (с фр. Сукин сын).

Не могу поверить, что я мысленно записываю все эти подробности о нем. С таким же успехом можно написать книгу о Доминике.

— Я не боюсь. Это…

— Почему ты колеблешься? — он опускает руки, его густые брови нахмурились. — Ты не умеешь колебаться. Что случилось, малышка?

— Ты случился, Дом. Тебя не так-то просто понять, если ты не заметил.

Он приподнимает бровь.

— Похоже, у тебя не было проблем, когда ты раскусила меня в том кафе.

— Я не разгадывала тебя. Только наблюдала, — я издаю невеселый смешок. — Даже когда я приблизилась, читать тебя по-прежнему чертовски трудно.

Он делает паузу, и, если мне не показалось, его плечи напрягаются.

— Ты жалеешь об этом?

На этот раз я искренне улыбаюсь и указываю на татуировку на его боку.

— Не жалею.

Я по-прежнему считаю, что Доминик — мое самое большое приключение. Эту историю я бы рассказала своим внукам:

«— Послушайте, дети. Ваша бабушка сбежала в Англию и бросилась в объятия социопата. Ей было так весело с ним, что она не замечала его сущности и концентрировалась только на положительных сторонах. Возможно, ваша бабушка в то время была настолько обведена вокруг пальца, что не понимала, что ее разыгрывают».

Способ рассказать самую тревожную историю несуществующим внукам.

— Могу с уверенностью сказать, что мне потребуются годы, чтобы понять тебя.

Его губы дрогнули в легкой улыбке.

— Хорошо.

— Почему это хорошо?

— Мне нравится быть твоим подопытным. У тебя есть столько лет, сколько ты захочешь, чтобы покопаться во мне своим любопытным носом.

У меня нет лет. Месяц — это все, что я получаю.

Глупая, склонная к самоубийству часть, которая не сможет прожить достаточно долго, чтобы увидеть своих внуков, хочет остаться. Я могу изучать его. Может быть, даже…

Нет. Я отогнала эту мысль так же быстро, как она появилась. Если я пойду по этому пути — остепениться и жить нормальной жизнью, в которую Дом даже не верит, — я окажусь самым большим неудачником в этой игре.

Не знаю, когда начала считать это игрой. Возможно, с того дня, когда он бросил мне вызов, чтобы я отпустила свою темную сторону.

Доминик не из тех, кто проигрывает. Никогда. Но и я тоже. Может, он и старше меня на десять лет, и его мозг меня восхищает, но я никогда не считала себя ниже него.

— Куда ты опять ушла, Камилла? — он раздражен. Некая черта характера Дома? Ему нравится владеть всем моим вниманием, как и каждым сантиметром моей кожи.

— Скажи мне что-нибудь, Дом. — Я сажусь, прижимая простыню к груди. Светлые пряди падают мне на лоб, и я откидываю их назад. — Почему ты пригласил меня на свидание в тот день?

— Ты вроде как нравишься мне.

Мое глупое сердце делает кувырок. Не знаю, шутит он или на самом деле, но поскольку он Доминик, я выбираю первый вариант и качаю головой.

— Я серьезно.

— Я тоже серьезно.

За моей грудной клеткой образуется воздушный шар, и, клянусь, мое сердце вот-вот разорвется.

Ух ты. Полегче, сердце. Мы пытаемся покончить с собой из-за того, что можем нравиться Доминику? Это так недальновидно.

Я сглатываю и продолжаю закрывать свое сердце от игры. Возможно, это один из методов давления Доминика.

— У тебя был скрытый мотив, почему ты пригласил меня на свидание. Какой?

— Почему ты согласилась? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Я слишком любопытна для собственного блага. Ты интригуешь.

— Хм-м-м…

— И? — подталкиваю я.

— «И» что?

— Я сказала тебе о своих причинах. Теперь назови мне свои.

— Ты не должна ожидать, что к тебе будут относиться так же, как ты относишься к другим, малышка.

— Перестань коверкать слова и скажи мне. — Я использую свой властный голос.

— Я отшлепаю тебя за такой тон, — его глаза сверкают. — Ты делаешь это нарочно, не так ли?

Я прочищаю горло.

— Не знаю, о чем ты говоришь. — Я облизываю языком нижнюю губу, и Доминик повторяет это движение. — Скажи мне, и я позволю тебе делать все, что хочешь.

Он хихикает, но это скорее мрачно, чем забавно.

— Я и так делаю с тобой все, что хочу.

Да. Делает. Это был слабый козырь. Я берусь за убийцу.

— Дом... пожалуйста?

Его спокойный взгляд переходит на мое лицо.

— Ты наблюдала за мной.

— Ты привлекаешь внимание. Многие люди наблюдают за тобой. Почему я?

На какое-то время он выглядит задумчивым.

— Ты фыркнула.

— Что?

— Когда я разговаривал со своим другом Джейком, ты фыркнула, проходя мимо.

Я озадаченно смотрю на него. Моя челюсть, наверное, падает на пол.

— Мое фырканье скрепило сделку?

— Ты знала, что я лгу. — Его темные глаза впиваются в мои. Как будто они оголяют меня и собирают заново. — Я заметил, что под этим мешковатым фартуком скрывается привлекательная женщина.

Шарик, который я надула раньше, сжимается от разочарования. Теперь все слишком ясно. Я — вызов для Доминика. Кто-то, кто не ест с руки, как его друзья-снобы или остальные члены общества.

У меня защемило сердце. Ну что ж, он — мое приключение, а я — его вызов. Думаю, мы можем считаться квитами.

Тогда почему слезы грозят пролиться по моим щекам?

Но я ценю его честность. Больше всего в Доминике мне нравится то, что он никогда не притворяется рядом со мной. Он оставляет это для своих фальшивых друзей.

Поскольку я всего лишь вызов, пройдет не так много времени, прежде чем я ему надоем. Шарик взрывается.

Да какая разница? Я все равно уеду через месяц.

— Рада быть остановкой на твоем путешествии с вызовами. — В моих словах больше колкости, чем я хотела.

La vache (с фр. Черт возьми).

Это проявление эмоций, и хищники, вроде Доминика, улавливают это.

Я готовлюсь к удару.

Доминик говорит мрачным зловещим голосом:

— Я же говорил тебе. Я уничтожаю своих соперников. Ты больше, чем вызов, Кам.

— Меня сбросят с Марса? — мой тон дразнящий. — У тебя там есть приспешники Дьявола, которые помогут в моем полном уничтожении?

Он смеется, звук глубокий и искренний.

— Я сказал, что ты мне нравишься, не так ли? Я не уничтожаю тех, кто мне нравится.

Воздушный шар возрождается. Глупое сердце.

— Но я должен был знать, с кем имею дело, и расспрашивал о тебе, — добавляет Доминик с греховной ухмылкой.

— Это называется преследованием.