"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Божич Бранко. Страница 19

Хозяина во дворе не было.

Зимич вернулся в дом, зачерпнул из ведра ледяной колодезной воды, от которой ломило зубы, и пил; останавливался, чтобы отдышаться, и снова пил.

— Холодно? — спросила Стёжка.

— Холодно, — ответил Зимич и поставил кружку на стол.

— Иди у печки погрейся.

Зимич покачал головой, надел валенки, накинул полушубок и снова вышел на мороз.

Дальше отхожего места он не бывал с тех пор, как попал в этот дом.

Мороз выхолаживал из головы тошнотворный туман, санный след вел к реке. Ни ветерка… Сосновые ветви гнулись под тяжестью снежных шапок, заиндевевшие иглы матово проблескивали в солнечных лучах. Наезженный путь скользил под ногами, а сугробы по обеим его сторонам доходили до пояса. Хорошая зима, снежная… Надежно укроет озимые, а весной напитает землю влагой. Зимич подумал об этом непроизвольно и сам удивился пришедшей в голову мысли. Какое ему дело до озимых? Неужели за три года он настолько сроднился с Лесом, что стал мыслить как простой деревенский мужик?

С тех пор как он сбежал из Хстова (чтобы не жениться на дочке булочника), жизнь его изменилась так круто, что он начал забывать университет, мостовые городских улиц и звонкий цокот копыт, веселые попойки, румяных девчонок, которых сажал на колени, кулачные бои на рынке по воскресеньям…

Угрюмых лесных людей Зимич видел и в Хстове. Их, в отличие от городской черни, принимала за равных даже знать: гордые охотники хоть и считались диким мужичьем, но заставляли себя уважать и с собой считаться ничуть не менее, чем с заезжими зажиточными купцами. Драгоценные меха составляли основное богатство Млчаны.

В отличие от купцов, охотники не любили ночевать в городе и, приезжая торговать, лагерями становились снаружи, возле Торговых ворот. Конечно, помериться силой с лесными людьми можно было и на базаре, и этим студенты тоже не брезговали: не так легко было студенту устоять в бою против молодого охотника. Но кулачных боев при всем честном народе, со строгими правилами и въедливыми судьями, студентам было мало — их тянуло на подвиги позабористей. И время от времени они предпринимали вылазки к охотникам, это называлось «за девками». Шалость, конечно, невинной не была, а охотники насмерть стояли за своих дочерей и сестер, что и требовалось бездельникам-студентам. Впрочем, так развлекались многие поколения хстовских парней.

В ход шли ножи и острые колья, но серьезных ранений Зимич почему-то не припоминал. Зато не раз и не два студенты оказывались в меньшинстве — когда охотники, сговорившись, встречали их сразу двумя или тремя лагерями. Вот тут студенты получали по первое число, и Зимич не был исключением: и тяжелые кулаки, и кондовые палки охотников запоминались надолго. Но если удавалось уволочь из лагеря молоденькую девчонку, даже одну на всех, студенты засчитывали победу себе. Все лесные девки были одинаковые: визжали и сопротивлялись, царапались и кусались, но, оказавшись вдали от своих спасителей, успокаивались. Очутившись в каком-нибудь кабачке, сначала смущались и прятали глаза, а потом, выпив вина и разрумянившись, показывали себя истинными жрицами любви. Все знали, что у охотников девственность не в чести и в жены они стараются брать либо беременных, либо успевших родить. Может быть, поэтому студенты в стычках с охотниками оставались живыми?

Это потом Зимич понял, что для охотников «шалости» студентов тоже были игрой, верней, не вполне игрой — ритуалом, а потому лесные люди относились к этому серьезно и по-деловому. И дрались честно, в полную силу: зачем отдавать своих девчонок слабакам? Охотники верили, что дети этих «шалостей» рождаются сильными и удачливыми.

В то лето по Лесу прошел мор, и целые деревни бежали от него в надежде спрятаться за каменные стены. Городские ворота закрыли наглухо, и беженцы лагерями стали вдоль хстовских стен: жгли одежду и прихваченный с собой скарб (по указу Государя). Новичков к лагерям не подпускали, боялись, что те принесли из Леса заразу. Некоторым разрешали войти в город (если в лагере за месяц никто не заболел): ссориться с охотниками Государю было невыгодно, но мало кто из горожан это понимал. Голодные, тощие, грязные, одетые в рубища с городской свалки, они проходили через ворота, низко пригнув головы. Их селили в купеческой слободке, пустовавшей с весны. В городе голод еще не начался, хватало накопленных припасов, но охотникам нечего было менять на хлеб.

Хстов дрожал от страха, в людей Леса бросали камни и поливали их помоями, трижды за лето горела купеческая слободка; гордые охотники, спасавшие своих детей, молча сносили унижения, словно собирая злость.

И только бесшабашные студенты, все лето изнывавшие от безделья, продолжали искать приключений. Вылазок за городскую стену не устраивали, ума хватало, но, пьяными шатаясь по городу, нет-нет да оказывались возле купеческой слободки. Старшие охотники равнодушно слушали обидные выкрики студентов и надеялись удержать от драк молодых — опасались обвинений в разбое. Поэтому стычки случались по ночам, и в них уже не было ни шалостей, ни ритуалов: озлобленные охотники защищали свою поруганную честь и отстаивали право считаться мужчинами.

Однажды Зимич встретился с парнем из Леса один на один — на рассвете, возвращаясь домой из кабака. Они столкнулись нос к носу и с минуту смотрели друг на друга, соображая, что к чему. Зимич, понятно, был пьян, а вот почему так долго думал охотник, ему было невдомек. Но тот первым взялся за нож на поясе и, отскочив на шаг, приготовился к бою. Лицо парня сделалось таким отчаянным, будто он собирался принять свой последний бой. Зимич тоже выхватил нож, и они долго кружили друг возле друга, как боевые петухи. Охотник прыгнул в бой первым, и сразу стало ясно, что ножом он владеет много лучше, чем Зимич. Впрочем, с ножами они играли недолго: Зимич выбил нож у противника и, подчинившись пьяно-благородному порыву, отбросил в сторону свой. Охотник благородства не оценил, тут же впившись ногтями ему в глотку, лбом рассек Зимичу бровь, ударил коленом в пах — в общем, напрочь забыл о правилах честного боя. Они катались по пыльной мостовой и мутузили друг друга, словно не поединок это был, а банальная драка. Зимич лишь раз сумел как следует замахнуться и ударить противника кулаком в лицо, как вдруг тот обмяк, захват его разжался и голова откинулась на мостовую. «Неужели убил?» — мелькнула в голове мысль, прогоняя хмель. Зимич вовсе не хотел никого убивать!

Лекарь жил в одном с ним доме, в пяти минутах ходьбы от места схватки — Зимич недолго думая взвалил отяжелевшее тело охотника на плечо и потащил к себе домой.

Да, он был пьян, поэтому лекарю пришлось подняться с постели, впрочем, как и всем его соседям: стучал Зимич громко и настойчиво. Окровавленное лицо не произвело на лекаря впечатления, он уже хотел захлопнуть дверь, когда Зимич скинул к его ногам свою непосильно тяжелую ношу.

— Вот. Посмотри.

Сначала лицо лекаря потемнело от испуга, он шагнул назад, и Зимич вдруг понял, что того напугало: зараза. Но, видно, любопытство пересилило страх, лекарь нагнулся к лицу охотника, а потом скроил недовольную и презрительную мину.

— Ну и чего ты его сюда притащил? Обморок у него, просто обморок. От голода это. Забирай его отсюда. Ни днем ни ночью от вас покоя нет.

От голода?

Зимич не знал голода: род Огненной Лисицы был в меру знатен и в некотором смысле богат. Не сказочно, конечно (и кое-кто даже называл его захудалым), но вполне достаточно для того, чтобы и во времена мора его отпрыск не испытывал нужды. Отец Зимича не баловал, передавая деньги поверенному, который платил за комнату в хорошем доме, за учебу, покрывал расходы на покупку еды и одежды. В руки непутевого наследника попадало совсем немного денег, и расчет отца был верен: Зимич за год мог бы промотать все состояние родителя. Однако гордость такое положение все же уязвляло, поэтому Зимич никогда не просил денег сверх положенного, из всех передряг выкручивался сам.