"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Божич Бранко. Страница 98

– Запрещенные книги есть у всех, кто сколько-нибудь интересуется наукой. И твое заявление снова похоже на ложь, и похоже больше, чем на искреннее заблуждение.

– Даже если у Важана есть запрещенные книги, он не дает их подросткам, – проворчал Йока.

– Это уже ближе к искреннему заблуждению. Умывайся, одевайся, и мы пойдем завтракать. Я покажу тебе станцию и лабораторию.

Профессор Мечен скорым тяжелым шагом направился к выходу.

Йока посмотрел ему вслед и подумал, что этот мрачун либо всей душой ненавидит чудотворов, либо всей душой ненавидит других мрачунов. После войны с Важаном в школе профессор Мечен не показался ему опасным противником. И вообще, он вызывал отвращение, а не страх.

Столовая на станции напоминала скорей хороший ресторан в Славлене и нисколько не походила на школьную столовую: столики на четверых, белоснежные скатерти, живые цветы в вазах и солнечные камни, затемненные матерчатыми абажурами разных цветов. Йока уже привык к легким подземным толчкам и даже находил в них некоторое удовольствие, а в столовой каждый такой толчок сопровождался мелодичным перезвоном хрусталя и постукиванием фарфора.

Завтрак давно закончился – Йока проснулся довольно поздно, – поэтому в столовой было пусто. Приветливый официант предложил на выбор множество блюд, но Йока выбрал яйцо всмятку, гречу с домашней колбасой и стакан молока. А вот профессор, напротив, заказал рулетики из ананасов с форелью, какой-то замысловатый паштет и огромное блюдо разнообразных канапе. Пил он кофе по-восточному, с пряностями и перцем. Гурмана Мечен не напоминал, и Йока решил, что в своем закрытом Брезенском университете профессор питается баландой из брюквы.

– А вот и я, господа! – раздался голос над головой, когда Йока покончил с яйцом и придвинул к себе тарелку с кашей. Он сидел спиной ко входу и не заметил приближения Инды.

– Инда! – Йока и не думал, что так обрадуется.

– Здравствуйте, доктор Хладан, – Мечен встал и кивнул – словно поклонился.

Инда ничего не ответил на это приветствие и сел за столик, сделав знак официанту; тот не заставил себя ждать.

– Будь любезен, стаканчик мангового сока и фруктовый салат, – велел Инда и повернулся к Йоке: – Я вижу, профессор Мечен тебе уже представился.

– Мы почти подружились, – вместо Йоки ответил «наставник» с широкой фальшивой улыбкой.

– Я рад, – холодно кивнул ему Инда. – Йока, я в самом деле не могу все время проводить с тобой. Профессор Мечен – один из самых квалифицированных наставников такого рода. Мне кажется, он расскажет тебе много интересного. Но как только представится возможность, я попытаюсь взять тебя за пределы свода. Думаю, это будет самое главное твое впечатление от нашей поездки. А?

– Конечно, – сладко ответил за Йоку профессор, – какой же мальчик не мечтает побывать за пределами свода?

Йока посмотрел на Мечена, сдерживая усмешку, и промолчал.

– А кем ты хочешь быть, Йока? – спросил профессор, снова растягивая рот в улыбке.

– Я точно знаю, кем быть не хочу, – фыркнул тот, – профессором Брезенского университета.

– Напрасно, – Инда взялся за ложку, – Брезенский университет дает отличные возможности для занятий наукой. И не только. Кстати, в Брезене есть закрытый лицей для старших школьников. И я бы на твоем месте расспросил профессора, как туда можно поступить.

– А профессор Мечен там преподает?

– Нет, он ведет научную работу в университете, а преподает в другой школе, рангом пониже. Для детей-сирот. Это самоотверженная и неблагодарная работа, но она дает множество фактов для развития прикладного оккультизма.

Йока вспомнил слова Стриженого Песочника о школах для мрачунов-сирот. Интересно, Мечен преподает тем, кому прямая дорога на виселицу?

– Очень интересно, – Йока сделал умное лицо, – наверное, тяжело быть сиротой с самого рождения, не иметь даже воспоминаний о родителях…

– Большинство моих воспитанников осиротели в сознательном возрасте, – покачал головой Мечен, – но, мне думается, это еще тяжелей. Тому, кто никогда не видел родителей, не с чем сравнивать. Я же своей основной задачей вижу создание для моих подопечных доброй, семейной атмосферы.

– И у вас получается? Кем становятся ваши выпускники? – Йока изобразил искреннюю заинтересованность. – Я слышал, воспитанники приютов часто сворачивают на кривую дорожку. Моя мама входит в попечительский совет одного из славленских приютов, мы жертвуем на приюты много денег.

– В моей работе, как и во всякой другой, бывают неудачи. Ко мне в колонию попадают именно трудные дети, с тяжелой судьбой. Но некоторыми я могу гордиться. Ты слышал о Горе Празане?

– Да, конечно. Я даже читал в журнале его статьи о вулканах.

– Это мой выпускник. Между прочим, далекий потомок Тубы Празана, знаменитого архитектора. Ему удалось из нашей колонии перейти в Брезенский лицей, а потом закончить университет.

– Это здорово, – Йока серьезно кивнул. Профессор Мечен даже не догадывается, что над ним смеются. «Добрая семейная атмосфера» для детей мрачунов… К детям мрачунов Йока не испытывал ни жалости, ни неприязни, но принял на веру слова Стриженого Песочника о школах за колючей проволокой. Если все они ненавидят чудотворов – туда им и дорога. Но зачем изображать из себя воспитателя, если твое призвание – тюремщик?

Инда Хладан садился в вездеход, переваривая собственные сомнения. Откуда мозговед Вотан выкопал этого Мечена? Надо было самому взглянуть на эксперта, прежде чем доверить ему наставничество. Вместо того чтобы испытывать тревогу и страх, обещанные Вотаном, мальчик выставил шипы во все стороны. Этого, конечно, стоило ожидать – будь проклято воспитание Йеры Йелена, – но изначально Инда надеялся, что Мечен победит. У кого еще такой богатый опыт работы со строптивыми подростками? Во всяком случае, Вотан ручался за это. За завтраком Инда сделал однозначный вывод: Мечен не только не победит, Мечен испортит все дело. Он не умеет играть и притворяться, его фальшь очевидна даже для ребенка. Он не сможет всерьез напугать.

Вряд ли мозговед так плохо разбирался в людях. Он, конечно, доктор нейрофизиологии, а не психологии, но, насколько Инде было известно, Вотан изучал и способности к внушению (довольно узкая и почти забытая чудотворами тема), а это предполагает знание тонкостей человеческой психики.

Но если Вотан хороший психолог, то зачем он предложил Йоке в наставники этого откровенного лизоблюда? Инда вдруг по-другому взглянул на свою ничем не обоснованную неприязнь к Вотану: что если это снова его пресловутая интуиция, чутье? Мечен, чего доброго, оттолкнет Йоку от чудотворов. И даже скорей всего оттолкнет. Но зачем это мозговеду? Чего он добивается?

Нет, во многом Инда был с ним согласен. Подростки редко испытывают страх, но смешно надеяться на одну только добрую волю. Добрая воля – переменчивая штука: восторженный подросток может искренне верить в свою любовь к чудотворам, но его любовь способна с легкостью превратиться в ненависть. Что помешает ему завтра обидеться на весь мир? Что помешает ему сделать свои наивные выводы о несправедливом устройстве мира? Он еще не понимает, что «справедливого» мира быть не может, а долго дурить ему голову сказками не получится.

Но… зачем же с первых шагов выставлять мрачунов на службе чудотворов в столь неприглядном свете? Нет, что бы ни говорил Вотан, а Мечена надо убирать. Теперь это будет не так просто: найти подходящего человека и доставить его на метеостанцию можно дня за три-четыре, не раньше. Пусть Мечен покрутится рядом еще немного, а потом его следует убрать так, чтобы мальчику стало ясно: чудотворы не одобряют таких профессоров. Хоть какая-то будет польза.

Простая мысль вдруг пришла в голову: а что если Вотан хочет перехватить кураторство над Йокой у него, Инды? Глупая была мысль, но не глупей предположения об оборотничестве чудовища. Так к чему выдумывать сложности?

Вездеход переваливался с боку на бок, Инда держался за поручень и смотрел в узкое окошко, забранное толстым огнеупорным стеклом, по которому стекали дождевые струи. Во что превратили они этот мир? Почему именно его поколению выпало исправлять фатальные ошибки предков? Исправлять последствия прошлых – чужих – решений? Впрочем, еще сто лет назад знания чудотворов не позволяли смотреть на мир в комплексе, теоретический мистицизм не имел четкой энергетической модели двух миров. И сейчас она далека от совершенства.