Река надежды - Мармен Соня. Страница 71

– Воронам будет чем попировать на рассвете…

Александер смотрел на него растерянно, и виандот объяснил ему:

– Я шел за тобой следом, Макдональд. Я ждал, когда ты придешь ко мне поговорить. Потом я увидел тебя и пошел навстречу, но тут ты столкнулся с этим чиппева. Мне стало любопытно, и я решил пока не показываться. Я слышал ваш разговор. Я не мог позволить этому безумцу привести мой народ к воротам смерти…

Он по-прежнему задыхался, нож дрожал в его руке.

– Ради безопасности Тсорихиа я решил узнать, на чьей ты стороне.

Ноньяша повернулся уходить, но Александер схватил его за руку.

– Значит, ты все знаешь?

– О золоте? Теперь да, я знаю все.

Ноньяша помолчал немного, потом посмотрел белокожему мужчине в глаза.

– Это золото нам не принадлежит. Оно лишает людей разума. Мне оно не нужно. Но тебе…

– Мне оно тоже не нужно, – без тени сомнения заявил Александер.

– Значит, пусть лежит там, где лежит. А нам пора уходить. Я не знаю, на чьей стороне на самом деле Ланглад, и не собираюсь это выяснять. Также мы не знаем, кто еще здесь знает правду о том, кто ты на самом деле, Шотландец, поэтому нам нельзя тут оставаться. Тела мы сейчас сбросим в реку, а потом я пойду готовить лодки, а вы с Матиасом сходите за Тсорихиа и прихватите с собой провизию.

Подмигнув, молодой виандот протянул Александеру ружье Brown Bess.

– Раз ты предпочитаешь эти ружья, держи! Оно тебе понадобится! Я напомнил Жаниссу, что он был должен отцу, но так и не заплатил. Мы поплывем на север, там сейчас славная охота…

Лето прошло, наступила осень. Пришло время подумать и о зимовке. Мехов за охотничий сезон набралось много, и Александер, Матиас и брат с сестрой отправились в факторию форта Микиллимакинак. На деньги, вырученные от продажи искусно выделанных Тсорихиа шкурок, они приобрели сани, пять ездовых собак и большое количество продуктов, которых должно было хватить на период холодов. Ноньяше не хотелось задерживаться возле форта, и он предложил обосноваться на востоке, на озере Верхнем. Так они и поступили. По приезде на северный берег озера они поставили две хижины, которые вскоре укрыло снегом.

В тумане времени, словно в лесу, Александер блуждал, кружил, терял путеводную нить. Помимо охоты приходилось выполнять работу, без которой им было не выжить, и дни пролетали незаметно. К вечеру он так уставал, что попросту падал на ложе из сосновых веток. Засыпал не сразу, порой часами наблюдал, как Тсорихиа, не жалея глаз, делает снегоступы и шьет зимние мокасины. Она сшила по два старых одеяла между собой и набила получившийся «карман» гусиным пухом, который отлично сохранял тепло. Теперь, когда не было недостатка в рукавицах, искусно расшитых иголками дикобраза, хлопчатобумажных рубашках, верхней одежде на меху и бобровых шапках с клапанами, защищающими уши и шею сзади, зима уже не казалась такой страшной.

Летом рацион индейцев отличался большим разнообразием – они могли позволить себе в достаточном количестве черепашье мясо, моллюсков, лягушатину, птичьи яйца и дичь, но в зимний период приходилось несколько ограничивать себя. Сейчас они в основном питались рыбой, которую вылавливали из-подо льда, мясом животных, которых удавалось подстрелить, купленными продуктами и припасами, которые сами насушили, закоптили и сложили в небольшой погреб. Когда охота оказывалась неудачной, они довольствовались другими дарами природы. Так, Александер узнал, что саранча очень приятна на вкус, особенно если подать ее без крыльев и ножек, что у вареного мяса ужа вкус курятины и что извлеченные из трухлявых пней крупные личинки, которыми так любят лакомиться медведи, в поджаренном виде тоже могут сойти за деликатес.

Часто по вечерам молодой шотландец подолгу смотрел на линию горизонта. Ему очень хотелось повидать кузена Мунро. Больше года прошло с того дня, когда Этьен Лакруа с приспешниками напали на отряд ван дер Меера. Мысль о том, что Мунро считает его погибшим, была Александеру неприятна, и он все чаще подумывал о визите в Гран-Портаж. Правда, было одно «но»: с тех пор как он услышал о Джоне и о том, кому он служит и чем зарабатывает на жизнь, Александер стал бояться, что их с братом пути снова могут пересечься.

Тсорихиа наблюдала за своим спутником, не говоря ни слова. Интуитивно она догадывалась, что именно его мучит. Александер рассказывал ей и о кузене, и об этом брате-близнеце, с которым его все время путали. Она знала, что Джон время от времени является ее возлюбленному во сне – точно так же, как и та, другая, женщина.

На рассвете, еще не проснувшись как следует, он утолял с ней свой плотский голод. В такие минуты Тсорихиа снова-таки молча ждала, когда волна тревоги, которая на время их разделяла, схлынет и он снова вернется к реальности, в которой было место и для нее. Она понимала, что «Тот, кто говорит взглядом» ей не принадлежит и принадлежать никогда не будет. Она это знала и только поэтому каждый день принимала отвар трав, препятствующий зачатию. Он хотел, чтобы она родила ему ребенка, он сам ей об этом сказал. Но если ей удастся пережить боль расставания, сколь бы жестокой она ни была, навязывать эту боль малышу Тсорихиа не хотела.

Однажды серым мартовским утром их ждал неприятный сюрприз: в погребе похозяйничал разбуженный оттепелью медведь. Поскольку продуктов осталось мало, друзья решили отправиться в деревню оджибве, обнаруженную во время охотничьих походов. Она находилась на берегу озера в нескольких лье к северу. В дорогу планировалось поехать на санях, прихватив с собой несколько качественных шкурок и старое запасное ружье, чтобы обменять все это на маисовую муку.

Александер нагрузил сани и запряг собак. Матиас в это время насыпал порох в походные рожки-пороховницы и принялся отсчитывать патроны. Имена двоих, кому предстояло отправиться в поход, определил жребий. До отъезда оставалось несколько минут. Тсорихиа заблаговременно приготовила снегоступы и смастерила некое подобие защитных масок, которые должны были защитить их от «снежной слепоты» [109]. Предполагалось, что даже при неудачном стечении обстоятельств поездка должна занять меньше недели.

На прощанье Александер с Тсорихиа обнялись и поцеловались, пообещав друг другу скорую встречу, и все это время чувствовали на себе ревнивый взор Матиаса. Ноньяша пожелал своим товарищам удачи. Звонкий возглас «Mush!» – и энергичные псы потянули упряжку вперед.

До деревни они добрались к вечеру. Сани то и дело увязали в подтаявшем снегу, и их приходилось вытаскивать. Наконец впереди показались вигвамы. И почти сразу же у Александера появилось ощущение, что что-то не так. Еще через пару минут он понял, в чем дело: берестяные жилища казались покинутыми, ни над одним не вился дымок.

Естественно, путешественники расстроились. На ночь они устроились в холодном вигваме, съели лишь половину дневной порции продуктов и, покуривая, долго размышляли, что делать дальше. Отсюда до Гран-Портажа было не меньше тридцати лье. Если повезет с погодой, до места можно было добраться за два дня – в хороший день собаки пробегали до двадцати пяти лье.

На следующий день утро выдалось ясным. Мужчины с легким сердцем запрягли собак и отправились в путь. Как и во время путешествия на каноэ, каждые три часа они делали остановку, чтобы покурить и дать собакам отдохнуть.

Во время четвертой остановки небо стало заволакивать тучами. Во время шестой на землю, резко ограничивая поле зрения, посыпался мелкий снежок. Когда пришел черед седьмой, поднялся ветер и принялся швырять хлопья снега в глаза людям и собакам. С яростным воплем «Wo!» Матиас остановил упряжку. Если они продолжат путь, то легко затеряются на просторах озера…

Не найдя другого укрытия, мужчины устроились под деревом – вырыли в снегу пещеру, набросали на «пол» сосновых веток и засыпали снегом входное отверстие. Трех собак они привязали под сосной, чтобы ее хвоя защитила их от метели, а двух взяли с собой, чтобы согреться. Ночь обещала быть долгой.