Участковый. Назад в СССР (СИ) - Подус Игорь. Страница 49

С этими мыслями я прошёлся по сваленной колонне и внезапно заметил, что, кажется, в будущем она лежала чуть дальше от стены. Конечно, фотографий с места преступления у меня сейчас на руках не было, но в своё время я сотни раз рассматривал серии снимков из разных дел. Везде было одно и то же, так что кое-какие детали я запомнил навсегда.

Непонятно только одно, зачем убийце понадобилось передвигать колонну, где-то на полторы метра и как он это сделал, ведь этот кусок кирпичной кладки весит не меньше полторы тонны. Размышляя об этом, я немного отступил назад и в этот момент почувствовал, что кто-то буравит взглядом мою спину.

Правая рука тут же нырнула в карман пиджака и сжала выкидной нож, а левая полезла в брюки и нащупала трофейный кастет. Не делая резких движений, я начал медленно оборачиваться и увидев замершего в десятке шагов человека. Причём я его сразу узнал.

Вот так встреча. Подобной я уж точно не ожидал. Передо мной стоял тот самый осуждённый и позднее расстрелянный за убийством мужик. На голове кепка, в правой руке самодельный садок с барахтающимися внутри карасиками, а в левой — связка колен бамбуковых удочек.

— Гражданин, что вы здесь делаете? — строго спросил я и засветил красные корочки, разумеется, не предъявив их в развёрнутом виде.

При этом мужик явно стушевался, и это никак не соответствовало его внешности.

— Так, я, это, с рыбалки иду — сказал он и поднял садок с рыбой.

— И часто ты здесь, через развалины ходишь?

— Так почитай раз или два в неделю.

— А почему ты выбрал именно этот путь, ведь тропа в посёлок проходит вон там — я указал в сторону подлеска.

— Да я не знаю. Как-то тянет меня здесь проходить — вполне искренне ответил мужик.

Даже короткий диалог, дал понять, почему именно на него повесили убийство. Долгий опыт допросов подсказал, на такой податливый человеческий материал, можно повесить вообще всё что угодно.

— Короче, так гражданин. Если я ещё раз увижу тебя на территории режимного объекта, то пеняй на себя. И штрафом ты тогда точно не отделаешься. Тебе всё ясно? — с нажимом спросил я.

Мужик часто закивал, а я указал ему на подлесок с проходящей через него тропой, тем самым дав понять, что сегодня он тоже здесь не пройдёт. А после того, как он ушёл, я тоже засобирался в обратный путь.

А уже стоя на полустанке, в ожидании электрички, меня начало преследовать странное чувство удовлетворённости. Казалось, что я сделал нечто правильное, способное изменить хоть одну сломанную судьбу.

Глава 23

Родня

Вернувшись в микрорайон, я по дороге домой решил заглянуть в продовольственный магазин. Разумеется, в универсам заходить не стал, иначе Зина может воспринять визит как предложение явиться на очередное свидание. А сейчас мне точно не до этого.

Местом для покупки продуктов, выбрал небольшой магазинчик, находящийся в частном секторе. Его называли сельским. Несмотря на то что его торговая площадь была в десять раз меньше, ассортимент товара был схож. А иногда здесь можно было найти нечто эксклюзивное, как, например сейчас.

Я же обещал матери икры. Вот и купил по случаю большую жестяную банку. В это время она уже была дефицитом, но мне, видимо, повезло. Кроме икры, купил кое-что для одной старой знакомой и самую дорогую коробку молдавских шоколадных конфет с вишней на коньяке. Из спиртного взял по две бутылки Советского шампанского и армянского трёхзвёздочного коньяка.

Себе десятилетнему, надумал подарить подарок, который здесь точно не купишь. Вспомнив, как мечтал о кассетном плеере в старших классах, я решил пристроить трофейный SONY в надёжные руки. Одно плохо, кассет имелось всего две. Одна находилась внутри девайса, а вторая была та самая, изъятая у московских мажоров. В сложившейся ситуации я её так и не успел вернуть.

Появление подобной вещи в десять лет я бы точно не забыл. Так что если удастся задарить плеер, то вполне возможно и другое поменять удастся.

Время до праздничного ужина оставалось немного, так что после магазина сразу отправился домой. Зайдя в квартиру, первым делом выложил на журнальный столик все трофеи и ещё раз пересчитал деньги.

Даже после небольших трат, мой капитал увеличился на две тысячи четыреста пятьдесят рублей с мелочью. Большинство фиолетовыми, четвертными и пара сотен красными десятками.

Для восьмидесятого года, огромные деньжищи, но для моих целей, маловато будет. К примеру, нормальную машинку я за это прикупить точно не смогу. А между тем она мне необходима как воздух.

Одно хорошо, теперь я способен пользоваться такси и, если надо для дела, сходить, к примеру, в ресторан, не считая последние копейки. Да и прикупить кое-что из шмоток у местных барыг, тоже не помешало бы. Короче, на расходы, можно не экономить.

Лежавшая на столе пачка денег начала порождать крамольные мысли. Возникло мимолётное желание забить на всё и рвануть на отдых в Ялту или Гагры.

Отогнав несвоевременные мечты, я спрятал деньги в диван, оставив себе пятьдесят рублей на текущие расходы, и начал собираться на праздник.

Если честно, то приближаться к дому, где я вырос, потом потерял родителей, и из которого ушёл в армию, было волнительно. А подойдя к забору, мне и вовсе захотелось развернуться и уйти.

Справившись с волнением, я добрался до деревянной калитки, в которой мне был знаком каждый выпирающий гвоздь. Чисто на автомате, засунув руку в специальную щель между досками, дёрнул вверх крючок и распахнул скрипнувшую створку. И в тот же миг я был атакован огромной немецкой овчаркой.

Бимка бросилась на меня, словно не видела сто лет и едва не сбив с ног, начала прыгать, пытаясь облизать лицо до самой макушки. При этом она радостно поскуливала и пару раз звонко гавкнула от переполнявших её чувств.

Если честно, то я тоже не сдержался и едва не пустил слезу. Запустив пальцы в её густую гриву, я обнял собаку. Ведь она прожила со мной прежним без малого восемнадцать лет.

— Бимка, ну ты чего дура? — спросил я, увидев, что от переизбытка эмоций у десятилетней суки потекли слёзы.

Отец забрал её из вольера со щенками, отбракованными милицейскими кинологами. И сделал это ровно через месяц, после моего рождения. Ему сказали, что это кобелёк, и потому он и назвал его Бимом. Когда же выяснилось, что Бим сучка, кличку не стали менять, а просто переделали на женский манер.

В итоге я рос вместе с ней. И Бимка единственная, кто осталась со мной после трагической смерти родителей. Когда она болела, я её лечил, а когда нагуливала пузо, помогал разродиться. Похоронил я её уже постаревшую тоже лично, прямо перед уходом в армию. И жалел потом только об одном, что не оставил щенка из последнего её приплода.

Конечно, после армии я всё равно заимел одного из её внучков и назвал его Бимом, но это уже совсем другая история.

— Саня, что-то раньше я особой любви между вами не замечал — задумчиво проговорил отец, появившийся в распахнутой настежь калитке.

— Петя, просто Бимка чует хорошего человека — ответил я.

— Что-то поздно она в тебе его учуяла. Десять лет равнодушна была, облаивала и во двор без нас не пускала. А тут вдруг столько любви.

Отец был прав. Насколько я помню, овчарка относилась к дяде Саше никак. Кусать не кусала, но, если он приближался к кому-то из родителей, косилась с подозрением. Неужели она учуяла своего хозяина даже в этом теле. А вот это уже интересно.

— Да не, наверное, она кости учуяла. — Я указал на десятикилограммовый пакет с говяжьими обрезками, который прикупил в магазине, специально для своей боевой подруги.

Отец скептически посмотрел на сумку. А пока он отвлёкся, я жестом приказал Бимке сидеть, и она выполнила команду.

— Ну и долго вы там будете с Бимкой обниматься? — спросила мать, выглянув из дверей летней кухни. — Давайте бегом за стол, а то через пять минут горячее поспеет.

Едва отойдя от встречи с давно потерянной четвероногой подругой, я прошёлся по устланной досками тропинке к крыльцу, и тут навстречу из веранды вышел я, но только десятилетний.