Лабиринт для троглодитов - Ларионова Ольга Николаевна. Страница 26

— Надо бы спуститься, -задумчиво проговорил Вуковуд.

— Еще чего!

Вылезла наконец громадная персиковая луна — которая уже по счету! — и в ее обманчивом нежарком сиянии лица людей, потянувшихся цепочкой от вертолета, казались загорелыми и совсем не утомленными. Первым шел Сусанин, угрюмый и голодный, что было на нем прямо-таки написано, и Варвара подумала, что знает его всего месяца четыре, а ведь угадывает любое его выражение; трусил Кирюша, похлопывая себя по оттопыренным карманам, неизменно восторженный и преданный Сусанину, как аполин; Ригведас, всегда и у всех бывший на побегушках, был навьючен, как скоч; Дориан шествовал небрежно и устало, он умудрялся всегда выглядеть так аристократично, что даже скафандр, кажется, ниспадал с него античными складками — иллюзия, аналогичная несуществующим каналам Марса; Сегура все время оборачивался к Грише Эболи, порываясь его поддержать; а замыкал шествие победоносно шагающий Гюрг. От усталости, недосыпа и всей этой неправдоподобной эпопеи сегодняшней бесконечной ночи у Варвары голова шла кругом, и ее нисколько не интересовало, какие же там победы одержал командор Голубого отряда.

Ее внезапно поразило простейшее открытие: а ведь все, что произошло между нею и Гюргом, уложилось всего в несколько дней… Она пристальнее вгляделась в своего бывшего командора и поправилась: все, чего НЕ произошло между нею и Гюргом, который сейчас вышагивал, как римский легионер. Но поразило-то ее совсем другое: а ведь ей и Вуковуду отпущена всего одна ночь. Бесконечная, сумасшедшая, неповторимая, но всего одна!

Да что же это за жизнь такая…

Но горевать о жизни такой было уже некогда, потому что через порог переваливались и сразу же обмякали, оседали на пол страдальцы из вертолетной группы, как бывает всегда с людьми, мечтающими только об одном — добраться до родного дома. Родным домом был пол в шлюзовой камере, и теперь каждому надо было помочь, что-то расстегнуть, расшнуровать, отвинтить и вообще — вытряхнуть из скафандра, а потом подставить плечо и проводить на камбуз, а вот Гришу на свободную коечку прямо в медотсек, где, хвала черным небесам и живой Вуковудовской крови, все еще теплился желтый прямоугольник. И она нагибаясь, присаживалась на корточки, обламывала ногти, подставляла колено или спину, наливала кружки, включала тостеры, утирала салфетками, подсовывала кусочки, отбирала кости — словом, вела себя, как и подобает женщине, в дом которой после трудного похода вернулись усталые мужчины. А когда случайно подняла голову и глянула в дверной проем, то увидела через площадку Вуковуда, стоявшего, прислонясь к лифтовому люку, и глядевшего на нее так, как, наверное, смотрят на уплывающую в иллюминаторе Землю — когда лицо безразличное, а глаза остановившиеся и отчаянные…

Прожевали, проглотили. Столпились, естественно, у входа в госпитальный — прапрадедовский способ «живой крови» повторили и чуточку успокоились, отодвинув отлет на полчаса. Спящих решили не трогать, хотя самая глубокая фаза сна уже миновала и обоих мучили видения: Боровиков жалостливо всхлипывал, а Тарумбаев продолжал причмокивать и мычать. Сусанин наклонился и разобрал бесконечно повторяемое «Почему… почему… почему Монк».

— Что значит — «почему Монк»? — спросил он Вуковуда.

— Вероятно, если бы из вашей команды случайно выбрали кого-то — не вас — и обрекли на мучительную смерть, вы тоже до конца дней мучились бы вопросом: почему он, а не я?

— Это само собой, — кивнул Сусанин, — но все-таки: почему они выбрали Монкорбье? Действительно случайность?

— Не думаю. Монк был самым экспансивным, и когда их связали, вряд ли он оставался безучастным. Вероятно, бился, старался разорвать веревки или что там у них… Ругался, и виртуозно. Я так себе это представляю. Наверное, это и навело чартаров на мысль…

Он запнулся, увидев лицо Варвары. Сусанин оглянулся, следуя за его взглядом, отрывисто бросил:

— Приглядела бы за разгрузкой!

Варвара безропотно повернулась, вышла в тамбурную. А Вуковуд-то не знает, что у нее слух как у летучей мыши — даже здесь, в проеме выходного люка, она слышала его приглушенный голос: «Судя по всему, Монка подвесили за ногу, а он пытался изогнуться, схватиться за веревку. А им только этого и надо было…» — «С-с-сифаки бесхвостые… Он был жив?» — «М-м… когда?» — «Ну, когда вам удалось бежать?» — «Нет. Но я бы предпочел не задерживать вас сейчас подробностями». — «Как вышло, что у вас не было с собой парализаторов?» — «Были и парализаторы, все было. Стрелять по людям не могли». — «Люди… Это ж хуже людоедства!» — «Да нет, то же самое. Эмоциональное насыщение за счет чужой жизни. Но попади вы каким-нибудь чудом в прошлое нашей Земли, во времена хомо хабилис, а то и попозднее, стали бы вы стрелять в своих предков из-за того, что они предаются каннибализму? Пеленки человечества, к сожалению, в довольно страшненьких пятнах…» — «Боюсь, Вуд, вы путаете голод с развлечениями!» — «Я не путаю, я ставлю между ними знак равенства. На этой планете, во всяком случае, с ее чудовищными ночами».

Сзади послышались шаги; не оглядываясь, Варвара узнала Гюрга. Не вытерпел-таки, пришел. Дышит в темечко.

— То, что разгружают скочи, — все для вас, Варенька. Умыкнул прямо на глазах у зверья! — Прямо фонтан самодовольства.

— Ну и как глаза?

— Жуть! Бессмысленные, остановившиеся, как у лунатиков. По-моему, я их оставил без ужина. Но зато вы получите новорожденного слоненка леопардовой окраски. Эй, Фофель, не сюда, тащи все на второй корабль! — крикнул он из-за ее плеча своим скочам, опустошающим багажник вертолета. — И две гаттерии, только чуть-чуть зажаренные…

— Плохо им придется без ужина, — сурово проговорила Варвара. — Ночь-то — сорок два часа с минутами. Попробовали бы сами, а то не успели вернуться, и стрелой на камбуз.

— Ну, наконец-то, — обрадовался командор стратегов, — узнаю прежнюю мохнатую кобру! А ведь, между прочим, пока вы здесь сидели, у нас во рту, как говорится, маковой росинки…

Варвара круто развернулась и даже поднялась на цыпочки, чтобы очутиться лицом к лицу.

— Я вам хобот зажарю, — сквозь зубы процедила она. — Хобот слоненка крапчатого и спаржу в майонезе!..

Командорово счастье — взвыла-заскулила сирена аварийного старта; как ошпаренный, выскочил Сусанин:

— Нашли время любезничать! Варька, останешься, погрузишь вертолет на второй «пюсик». Зонд-спутник откалибровать, барахлишко все подобрать, чтоб в ненужную сторону тутошнюю цивилизацию не двинуть. Гюрг тебе в помощь, а мы стартуем — этому парню опять хуже.

— Скоча оставь!..

— Всех бери. Управишься — автоматом на буек, мы там спасательного катера дождемся. Темп!

Да, это по-сусанински. Она только успела выхватить из кубрика свой рюкзак, а из тамбурной уже летели вниз скафандры, запасное оружие — Гюрг уже стоял на траве, ловил все. По-лягушачьи выметнулась четверка скочей с непременными генераторами, Варвара спрыгнула следом, чуть не угодив одному из них на спину. Оглянулась, чтобы хотя бы помахать рукой, — по ступеням неторопливо спускался Вуковуд, уже в своем мышином скафандре. Скочи похватали поклажу, помчались прочь, за световую черту, отброшенную иллюминаторами; Варвара, ничему не удивляясь, только кивнула Вуковуду, и они тоже побежали бок о бок, точно держась за руки, и световой круг под ногами вдруг исчез — на иллюминаторы опустились заглушки. Девушка невольно оглянулась: с верхушки корабля скатился видеодатчик и, поблескивая, как росинка, заскользил вниз. Из люка высунулась рука, цапнула датчик, и люк захлопнулся. Дико взвыла ненужная сирена, не догадались выключить, и две стаи крыланов, обезумев от ужаса, заметались над долиной. Разбираться с ними было уже некогда, и «Дункан» плавно пошел сквозь их мельтешащий рой, словно это была туча майских жуков, и утягивал за собой тех, кто попадал в зону невесомости.

Они забрались на пустой корабль, казавшийся заброшенным домом, загнали скочей.

— Давайте разберемся с вахтами, — деловито предложил Гюрг, оглядывая чужую рубку. — До рассвета часов шесть…