"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза". Страница 136

В итоге я пришёл к выводу, что самым страшным оружием Японии в предстоящей войне будут не её флот и армия. И даже не Стессель с Куропаткиным. Самой могучей силой страны Восходящего Солнца станет военное искусство русской армии.

Однако же, как ни странно, разуверил меня в этом именно тот, кто и натолкнул на столь непатриотические мысли. Во время очередного посещения "института" где-то через неделю он просто спросил — а чего, собственно, я хочу добиться. И, где-то через полтора месяца принёс свои соображения, на восемнадцати листах.

На девятнадцатом и двадцатом были письма к его старым товарищам, несшим службу в Маньчжурии. Причём штабс-капитан фон Шлиффен, как оказалось, служил как раз при штабе у Засулича.

Собственно, подробный отчёт о происходившем я получил как раз от него.

Об открытии сахалинской нефти в столичных газетах не писали. Публику всегда больше волнуют подробности последнего скандала в "Яру", театральные премьеры или начало продаж новых английских унитазов. Но в том, что о нефтяных месторождениях на дальнем Востоке максимум через месяц узнали все, кому эти подробности были бы интересны — я не сомневался. И в том, что за моими вложениями в освоение Желтороссии — продвигаемое название русских владений в Корее и Китае — будут с интересом наблюдать, сомнений не было никаких.

Поэтому строительство нефтяной скважины чуть в стороне от Тюречена я особо и не скрывал. Так что японцы, безусловно, были в курсе того, что простой русский миллионщик Волков планирует на обнаруженной им очень крупной нефтяной линзе отстроить весьма мощный нефтепромысел. А полученный продукт по реке сплавлять вниз к Дагушиньской "консерватории" а там, морем, везти до Порт-Артура. Потребности флота в топливе постоянно росли, а с ростом торгового оборота, спрос бы увеличился и у коммерсантов.

К началу войны, правда, промысел построен ещё не был. Помимо некоторого количества жилых бараков, на моей земле стояли только склады, куда заблаговременно было завезено большое количество консервированных продуктов для непривычных к местной кухне строителей и инженеров, равно как и разный строительный инструмент. И дорогие, качественные трубы для будущей нефтедобычи. И, разумеется, для охраны ценного имущества от местных любителей тащить всё, что плохо лежит, была привезена казачья полусотня.

Так что, даже если у Куроки Тамэмото и возникали мысли отойти от единственно правильного исторического пути, приманка была слишком жирной.

Откровенно говоря, я почему-то считал, что Засуличу просто не повезло — он слишком доверился приказам Куропаткина. Мне казалось, что если подкинуть ему немного правильных мыслей, да добавить сил — и японцы будут разгромлены. Но характеристика, которую сообщил мне всё тот же жандарм, веру в военное руководство поколебала изрядно. "Их Высокопревосходительство окончил Константиновское артиллерийское училище. Правда, в те времена, когда оно ещё не было артиллерийским. Восемь лет в штабс-капитанах… Во время русско-турецкой выслужился в полковники и понахватал орденов. Шестнадцать лет в полковниках — слишком огромный срок для знающего офицера. На полк поставлен через девять лет после получения полковничьего звания. Семь лет на полку, пять на бригаде. Откровенно говоря — обычный служака, военное дело знает посредственно, как командир ничего из себя не представляет. Разве что исполнителен весьма. Я бы предположил, что такая серость поставлена была на корпус исключительно за выслугу лет, потому как более ценимые генералы так далеко от столиц забираться любят разве что на запад…"

Ход сражения в моей истории я помнил весьма условно, поэтому детали мне ни о чём не говорили. Александр Борисович фон Шлиффен, с которым я до того разве что списывался несколько раз через курьеров-казаков, наверное, что-то из зиминского письма применил, но на результате это сказалось слабо. Японцам удалось, под огнём русских пушек, переправиться на неукреплённый русский берег под прикрытием речной флотилии и, после боя, прорваться к артиллерийским позициям. Бой некоторое время ещё продолжался, но довольно скоро Засулич приказал, в соответствии с распоряжением Куропаткина, отступать к основным силам.

Разумеется, не забыв отдать приказ казакам Забайкальской бригады срочно выдвинуться к моему посёлку, дабы сжечь склады — запасы никоим образом не должны были достаться врагу. Серость серостью, но наставления и приказы генерал стремился исполнять всегда и везде. Чего он не знал, так это того, что спустя буквально минуту, его штабной офицер, передав командиру бригады запечатанный конверт, решил лично "проконтролировать" процесс и помчался вслед за эскадроном "поджигателей".

На "промысле", у речки с непроизносимым названием Хантухэдзы, народ спешно готовился. Без лишней паники — "нефтяные трубы" и "специальные консервы" были распакованы ещё с первыми ночными выстрелами. Прибытие забайкальцев, намеревавшихся всё незамедлительно пожечь, было воспринято безо всякого энтузиазма — "мои" казаки же с ходу предложили им не валять дурака и присоединиться к правому делу. С тому моменту, как почти догнавший эскадрон фон Шлиффен прибыл на промысел, там уже выясняли, кто из них более казак, а кто так, в третьем поколении — и уже почти достали шашки из ножен…

Александ Борисович сумел найти нужные командные слова и предотвратить наметившийся идиотизм на передовой. Как он объяснил, приказ Засулича имел тайное продолжение, и потому потребовал уточнения — для которого он и явился. Склады Волкова, безусловно, надлежало сжечь — но только если продуманная военная хитрость окажется проваленной, а возникнет реальная угроза их захвата. А до тех пор эскадрону надлежало оставаться при ополченцах и, при необходимости, помогать тем в обороне тщательно перерытых, под предлогом подготовки к строительству, позиций. На логичный же вопрос — неужели этими несколькими трубами будут рассеяны японцы — хорунжему тихо было предложено не считать себя умнее генерала, тем более вслух и при младших чинах.

Миномёты были объединены в три батареи, по восемь штук в каждой. По крайней мере, слаженные действия трёх батарей на полигоне отработать успели. Отдельно пришлось разориться на телефоны, формально закупленные для конторы управляющего на будущем нефтепромысле. И тракт был ополченцами пристрелян давно, ещё до того, как японцы вытеснили русские охотничьи команды с Хусанских высот на левом берегу Эйхо…

Передовые японские части шли, как и положено, колоннами. Не знаю, собирались ли они развернуться дальше, на подходе к складам — или так и думали зайти в них походным строем. Насколько я слышал, Куроки был очень осторожным военачальником, и сюрпризов не любил. Но провести разведку местности до боя он всё же не мог — левый берег в окрестностях Тюречена хорошо контролировался русской армией.

Александру Борисовичу пришлось наглядно убедиться, что есть задачи, которые "одной батареей трехдюймовок" не решаются. Зато решаются согласованным огнём двадцати четырёх стволов, пусть и весьма неточным из-за естественного разлёта. Ибо сотни осколочно-фугасных мин на ограниченной площади по плотной колонне — это действительно страшно.

Японские солдаты побежали. Надо отдать им должное — вперёд, в атаку. Но бежать через заботливо вырытые многочисленные метровые полузатопленные грунтовыми водами канавы (а под водой регулярно попадалась и арматура), под вой мин и грохот разрывов, было сложно. Особенно учитывая винтовочный и пулемётный огонь ополченцев и спешившихся казаков. Тем более, что задние части колонны ещё не понимали, что происходит и пытались пройти вперёд. Развернуть же полевую артиллерию было просто негде, да и некогда.

А как только наступление увязло, миномётчики (слава телефонам!) перенесли огонь на следующую отметку, дальше по дороге, отсекая уже разбитые части от возможных подкреплений. Забайкальцам долго объяснять оказалось не нужным — эскадрон вывел коней и, вслед за ополченцами, бросился в атаку на залёгшие остатки головных японских частей. Кроме двоих, галопом понёсшихся к заблаговременно перенаправленной приказом фон Шлиффена бригаде.