Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна. Страница 20

И уж совсем таинственным было призрачное зеленоватое свечение, теплившееся в подлиственнои глубине.

Бесшумно ступая, она приблизилась вплотную к свисающему до самой земли щетинистому лиственному пологу. Осторожно протянула руку в боевой перчатке. Торчавшие ребром, точно изготовившиеся для режущего удара, серебристые листья царапнули по рукаву жавровой куртки, издав тот нестерпимый для слуха скрежещущий звук, словно она задела ножом по стеклу. Она отпрянула и на всякий случай включила фонарик — и тотчас же там, где высветился желтый кружок, все листья начали с мертвенным скрежетом медленно обращаться к свету своей глянцевитой поверхностью, образуя непроницаемую броню.

Она почесала нос, прикидывая, есть ли у нее еще немного времени на то, чтобы попытаться проникнуть под этот панцирный полог — и замерла: из глубины древесного массива до нее донеслась несомненная звериная возня: шелест, причмокивание, затяжные вздохи, похожие на зевки; эти звуки она распознала безошибочно — так громадная кошка, пробудясь после сладкого сытого сна, вылизывает себе лоснящуюся шерсть. Еще не зная, отступать ей или приготовиться к долгожданной охоте, мона Сэниа осторожно достала десинтор и перевела его на ближний бой. Однако презентовать мужу такой охотничий трофей — это наверняка схлопотать себе очередное ограничение полетов. Уж лучше ретироваться подобру-поздорову, и поискать живность помельче и желательно — где-нибудь подальше отсюда.

Она сделала скользящий шаг назад, и в этот миг до нее донеслось нежное и жаркое:

— Любый мой…

6. И лавина снегов…

Легкий, размашистый шаг. Вперед — назад. И снова вперед — назад. Только несчастные колокольчики похрустывают. Постукивают костяшками сжатые кулачки. Что же теперь сказать Юргу? И как? Слетала так, на минуточку и без мужнина ведома на Невесту, и что уж совсем недопустимо — без обязательного эскорта. Кстати, ничего ведь и не случилось, няньки ей не нужны, не то что некоторым…

Между прочим, надо бы поторопиться, пока все семейство не вернулось с вечернего купания. Гнев командора (если честно себе признаться, то справедливый) будет страшен. Пережить такое желательно при минимальном количестве свидетелей. Лучше бы и вообще без оных. Так что наилучший вариант — подождать до позднего вечера, нежаркое (по сравнению с невестийским) джасперианское солнышко все равно уже движется к закату. Пожалуй, в качестве предварительного извинения за самовольство стоит учинить не то чтобы маленький пир, но изысканный ужин, можно даже велеть Эрму, чтобы прислал из замка ее любимые канделябры с подставками из лилового порфирита…

А вот что будет после ужина, заранее загадывать не надо — тут уж ей поможет ее прирожденная склонность ко всяким упоительным экспромтам; и только после всего этого, когда она почувствует, что у ее нежного супруга и грозного повелителя не осталось уже никаких сил на командорский гнев, она спохватится: а кстати, дорогой, еще сюрпри-и-из…

Она остановила, наконец, свое нервное кружение — уж если речь зашла о канделябрах, то стол следует накрыть в шатровом покое. И поскорее.

Принцесса перенеслась туда и суетливо принялась за дело, с легким вздохом отмечая про себя, что у некоторых женщин это получается автоматически. А она впервые ломает голову над тем, как не то чтобы обмануть мужа — да спасут ее от такой мысли все древние боги! — а всего лишь оттянуть до ночи неизбежное признание. И во всем теле такое ощущение, словно по жилам растекся сок незрелых кислых ягод.

Кстати, неплохо бы пошушукаться на эту тему с обаятельнейшей Ушинюшкой — вот уж кто умеет поддерживать в семье атмосферу безмерного согласия и радушия. Но это потом. А сейчас…

Она круто повернулась на каблуках — и остолбенела: на пороге ее дома четко означился силуэт громадного нахохлившегося крэга.

В первый миг ей показалось, что это — поводырь ее отца; но крылатый монстр встряхнулся, как обыкновенная курица, и медленно поднял изящную тонкоклювую головку. Что-то сверкнуло и заискрилось над нею, точно хрустальные иглы, и мона Сэниа с ужасом поняла, что это — венец.

Страх был не за себя — она уже пережила весь кошмар подчинения такому чудовищу; но уж если венценосный крэг рискнул предстать перед ней, то, значит, он хорошо обдумал, кому и чем он будет угрожать. Потому что просто так, для светской беседы, крэги не являются.

Вероятно, обладатель искрометной короны ждал от нее приветствия — что ж, пусть подождет еще. Из хоронушек детской памяти всплыло королевское наставление: как правило, в дипломатических стычках проигрывает тот, кто начинает.

Молчание затягивалось.

— Подойди, — прозвучал, наконец, хрипловатый, как у старого ворона, голос.

— Я отчетливо тебя слышу, — с ледяным спокойствием произнесла принцесса, не трогаясь с места. — Говори.

— Ты меня боишься?

Брови под аметистовым обручем насмешливо дрогнули. И только. Другого ответа и быть не могло

— Ну, хорошо, — примирительно согласился крэг. — Я думаю, твой отец уже сообщил тебе, что некогда счастливый Джаспер раздирают мятежи и смуты.

— И ты решил поставить это в вину мне? — прозвучало почти презрительно.

— Вина в том твоего отца и твоего супруга. Но с твоей помощью мы надеемся исправить то, что они принесли твоей родной земле: один — своей неспособностью править, а другой… другой — просто своим появлением на Джаспере. А теперь твоим именем должны быть восстановлены закон и порядок, добро и свобода.

Ой, какие слова-то хорошие…

— Моим именем вы уже пытались это сделать. В результате я — здесь, — с горечью констатировала принцесса. — В чем-то вы оказались не так уж мудры, как сами себя посчитали.

— Да, — просто согласился венценосный повелитель всех крэгов. — Каждая подвластная нам планета требует уникальной специфики управления, и мы добиваемся своих целей методом проб и ошибок. Это наиболее дешевый способ, хотя он и требует значительных временных затрат. Но у нас ведь в запасе целая вечность.

Про вечность она уже один раз слыхала — на Тихри. Сейчас гораздо интереснее было бы узнать, в каких это величинах они оценивают дешевизну… Но она снова воздержалась от замечаний, вкладывая в это молчание все свое высокомерие, за которым только и можно было укрыть неистребимый материнский страх. Ведь если что — ее десинтор остался на лугу вместе с курткой, а Гуен, занимающая сторожевой пост на верхушке шатрового корабля, не может видеть того, кто расположился на его пороге. Значит, надо тянуть разговор, пока с моря не вернется хоть кто-нибудь — ведь ни Юрг, ни дружинники никогда не расстаются с оружием. А звать их на помощь опасно — неизвестно, что может мгновенно выкинуть эта летучая мразь… или тот, кто переправил крэга сюда.

Но экс-поводыри джасперян не любят долгих разговоров.

Повелитель всех крэгов тоже, похоже, понял, что пора переходить к сути:

— Я решил, что старого короля следует заменить. Однако! Обычно это решают не крэги. Хотя… В истории королевства много темных мест.

— Но все твои братья так же слабовольны, празднолюбивы и узколобы, как и он.

Если бы это посмел произнести кто-нибудь из рода людского!.. Но перед нею был не человек. И притом — куда он клонит?

— Сожалею, но ни у одного из моих братьев нет сыновей, — как бы между прочим бросила она.

— Да. И я это знаю. — Это прозвучало, как приговор.

Но тогда оставалось одно — немыслимое, ошеломляющее, долгожданное: освобождение от островного плена!..

— На Джаспере существуют вековые законы престолонаследия, — произнесла она твердо, — и я первая стану на их защиту.

— Я слышал, что твоих братьев преследует злой рок; когда никого из них не останется в живых, наследник престола определится сам собой.

— Его Величество король Джаспера сообщил мне об этом. — Она собрала всю свою волю, чтобы не позволить кипевшей ненависти вылиться в словах. — Ты убиваешь моих братьев. Но рано или поздно кто-нибудь из них окажется сильнее тебя!