Мой бывший враг (СИ) - Навьер Рита. Страница 21
Наконец он поднял голову, как если бы захотел посмотреть прямо мне в глаза. Вблизи я отметила, как плохо он выглядит. Бледный такой, круги под глазами. Как будто болен. Я даже спросила:
– Как ты себя чувствуешь?
Но он, естественно, ответил:
– Нормально.
– А я сегодня сдала экзамен по конституционному праву на отлично, – сообщила я с притворной легкостью.
Господи, как жалко выглядела моя попытка увести разговор от страшного…
Но Дима улыбнулся, правда, как-то печально.
– Молодец. Поздравляю. Я нисколько в тебе и не сомневался.
Потом улыбка его погасла, и я поняла: всё…
– Тань, – произнёс он как будто тоже через силу. – Я больше так не могу.
– Как? – беззвучно прошептала я, от резкого спазма в горле у меня пропал голос. Но Дима услышал.
– Вот так не могу. С тобой быть не могу. Нам надо расстаться.
Я с болью проглотила ком. Судорожно вдохнула. Черт, лишь бы здесь не разреветься!
– Почему?
– Так будет лучше.
Он снова сидел, опустив голову. Я зажала рот ладонью, пытаясь совладать с собой. Наверное, если бы меня ударили ножом в грудь – мне бы не было и вполовину так больно, как сейчас, после его слов.
Наконец я смогла говорить дальше:
– Кому лучше, Дима? Кому? Уж точно не мне.
– Значит, мне. Да и тебе тоже.
– Нет!
«Не плачь, слышишь, не плачь. Не сейчас. Не здесь. Не при нем», – в мыслях кричала я себе.
– Дима, что ты такое говоришь? Дима, это же я! Твоя Таня. Мы же с тобой… мы же любим друг друга. Я же не могу без тебя.
– Таня, я правда не хочу делать тебе больно. Но ничего у нас не получится. Потом будет только хуже, больнее. Лучше уж сразу, сейчас.
– Как я буду без тебя? – все-таки всхлипнула я, до конца не веря в происходящее.
– Тебе всего девятнадцать. Вся жизнь впереди. Тань, – теперь он говорил мягко, даже ласково, словно утешал меня, как обычно и делал, когда я расстраивалась. И это казалось диким – потому что говорил он таким тоном страшные, убийственные слова. – Ты красивая очень, умная, самая замечательная. Ты еще сможешь найти настоящую любовь и будешь счастлива. Я тебе этого искренне желаю.
– Я уже нашла. Я тебя люблю. Я без тебя не буду счастлива.
– Это ты сейчас так думаешь. Ты просто привыкла ко мне. Но вот увидишь…
– Дим, а ты меня любишь? – перебила я его. – Скажи честно, ты меня ещё любишь?
Он молчал. Боже, как долго и мучительно он молчал! А потом сказал одно-единственное слово:
– Прости…
23
Дима ушёл, оплатив счет и оставив нетронутым свой кофе. А я будто к стулу приросла. Оцепенела в своем горе.
Я смотрела, как уходит любовь всей моей жизни и не могла двинуться с места, не могла даже звука издать. Не пыталась его остановить. Да и как? Он всё решил, он не передумает. Но самое страшное, что он меня больше не любит…
Это его финальное «прости» на мой вопрос – оно как контрольный в голову. Меня парализовало от шока. И эта прострация, это тупое онемение ещё пока защищало от боли. Потому что когда шок и ступор спадут, когда я до конца всё осознаю… я не знаю, как всё это вынесу. И вынесу ли…
Я не знаю, как вернулась домой. Не знаю, почему, вернувшись, вдруг взялась готовить ужин. И главное, зачем, для кого я наделала целую кастрюльку жаркого?
Обычно я готовила с запасом, чтобы Диме было что поесть в течение дня, пока меня нет. А теперь куда это всё девать?
Я в отупении уставилась на кастрюлю, томящуюся на плите. Господи, с ума я, что ли, схожу? И вот тут меня прорвало. Тут до меня дошел весь ужас того, что случилось: я потеряла Диму. Он меня бросил. Он меня разлюбил…
Там же, на кухне, я сползла по стенке на корточки, тихонько подвывая, но через несколько секунд уже ревела во весь голос, захлебываясь слезами. И успокоилась только ближе к вечеру, и то, наверное, лишь потому что рыдания истощили меня. Я поднялась, шатаясь, побрела в спальню и, как подкошенная, рухнула и уснула мертвым сном.
Следующие три дня стали для меня сущим кошмаром. Я, конечно, ходила в универ и даже каким-то чудом умудрилась сдать ещё один экзамен, но всё это было как-то по инерции, в автономном режиме. В клинике я и вовсе не появлялась. Позвонила только Руслану и сказалась больной. Он, к счастью, не стал допытываться, что к чему, просто разрешил не выходить и пожелал скорее поправиться. И мне ничуть не было стыдно за свою мелкую ложь. Хотя по большому счету я не врала – я и правда чувствовала себя больной. Да что там – еле живой. Мне казалось, что внутри разверзлась рана, огромная, кровоточащая, пульсирующая, будто сердце из груди вырвали…
А вокруг все готовились к Новому году. В торговых центрах, на улицах, в универе – всё светилось, мерцало и буквально дышало приближающимся праздником. Только мы с Филимоновой, две страдалицы, сидели в столовой универа и жалели друг друга. Точнее, она меня.
Обычно было как раз наоборот. Я выслушивала, как ей плохо, как Шаламов её не замечает, как она измучилась вся. Утешала Верку как умела. Сначала говорила, что всё само собой как-нибудь уладится. А в последнее время советовала просто забыть его и переключиться на кого-нибудь другого.
Долго думала, говорить ей или нет о том, что он поцеловал какую-то преподшу. Причем не просто поцеловал ради прикола, а что-то между ними было посерьезнее, чем обычный флирт, так мне показалось. Ну и не смогла ей этого рассказать. Решила, к чему сыпать соль? Шаламов и так свел их общение к обычному «привет-привет». Вот если бы они как прежде встречались, а он её обманывал, был бы смысл раскрыть глаза, а так просто – зачем добивать?
Сегодня же я и на утешение оказалась неспособна. Слушала её и сначала кивала, мол, да-да, понимаю, сочувствую. А потом сама едва не расплакалась. И лишь потому, что за соседним столиком сидела влюбленная парочка. Они держали друг друга за руки, щебетали всякие глупости и постоянно целовались. И ведь я по жизни вовсе не завистливая, но видеть сейчас чужую любовь – как ножом по сердцу.
Я закусила нижнюю губу и на несколько секунд зажмурилась, прогоняя выступившие слезы. Филя замолкла, оглянулась на них, недоуменно посмотрела на меня:
– Тань, ты чего? Что случилось?
Я мотнула головой, мол, забей. Но она не отставала:
– Да что с тобой? С учебой плохо? Боишься сессию завалить? На работе проблемы? Или кто-то что-то сказал?
– Меня Дима бросил, – скорбно выдавила я и уткнулась лицом в ладони.
– Как это? Рощин? Бросил? Тебя? Да быть такого не может!
У меня вырвался судорожный всхлип.
– Господи, Танька, да это какой-то бред. Он же тебя так любит.
– Уже нет, – выдохнула я. – Он сам сказал.
– С ума сойти… Так прямо и сказал, что не любит? Но как? Почему?
Я пожала плечами. Филя молчала, заглядывая мне в лицо с жалостливым выражением. Потом, вздохнув, погладила меня по предплечью и пробормотала:
– Ну ничего, как-нибудь всё уладится.
Если бы не искреннее сочувствие в её лице я бы решила, что она меня передразнивает. Но нет, Верка сокрушалась совершенно искренне:
– Да как же так? Он ведь всё для тебя… на всё был готов. Он ведь любил по-настоящему. Жизнью ради тебя рисковал… Я такое только в книгах встречала и в кино. И вдруг ни с того ни с сего разлюбил и бросил?
– Ой, Вер, не береди ты мне душу, и так невыносимо, – простонала я.
Но она продолжала, будто меня не слышала:
– Ты же всего лишь на той неделе рассказывала, что он тебе праздник крутой устроил на день рождения? И что, за два дня разлюбил? Так не бывает. Нет, ладно, я поняла бы, будь он нормальный… – она осеклась. Потом смущенно продолжила: – Я имела в виду другое, извини. Если бы он куда-то ходил, с разными людьми общался, кого-то мог встретить… а так…
Она пожала плечами, типа, странно всё это.
– Ты с ним после этого ещё разговаривала?
Я покачала головой.
– И не звонила? А знаешь, мне почему-то кажется, что он тебя любит. Ну невозможно разлюбить так резко и внезапно. Или у вас что-то произошло плохое? Нет? Ну вот.