Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2 - Найфи Стивен. Страница 11
Более внимательный наблюдатель или близкий семье человек мог найти и другие приметы сходства странного сына и его респектабельной матери – помимо рыжих волос и голубых глаз. Винсент разделял ее опасливо-подозрительное отношение к миру. Так же как мать, он ценил бытовой комфорт и красоту вещей. Оба жилища, в которых взрослый Винсент обоснуется на долгий срок, – в Гааге и в Арле – он будет декорировать заново, сетуя в письмах брату, что его средств не хватает для воплощения всех идей. Страсть к порядку и удобству выразится также в его отношении к кистям, карандашам, бумаге и краскам.
Он перенял от матери одержимость социальными привилегиями, ее жесткие требования к себе и к окружающим, основанные на стереотипах о людях разного происхождения и статуса. «Велика ли беда в утрате некоторых из принципов, что вколачивали нам в головы, когда мы были детьми, – рассуждал Винсент многие годы спустя, – так ли важно всегда поддерживать статус в обществе, соблюдать манеры, следуя правилу № 1?» Несмотря на бросавшиеся в глаза нелюдимость и нервозность, Винсенту, как и его матери, не были чужды любезность, светская уклончивость и, даже в юном возрасте, некоторый снобизм. Как и его мать, он часто чувствовал себя одиноким и постоянно тревожился по разным поводам. Задумчивый и вечно чем-то обеспокоенный, Винсент, по мнению родни и знакомых, мало напоминал ребенка: «Он не казался юным… его лоб уже тогда был исчерчен морщинами».
От матери он унаследовал потребность в непрерывной, судорожной деятельности. С того момента, как она научила его писать, его рука не знала покоя. Он научился водить карандашом по бумаге задолго до того, как понял смысл копируемых букв. С тех пор сам процесс письма всегда доставлял ему самостоятельное каллиграфическое удовольствие («Перо должно покрывать лист бумаги [чернилами], подобно тому как плющ покрывает стену»). Как и его мать, Винсент писал с лихорадочной скоростью, словно пытаясь убежать от праздности, своего главного врага, и победить пустоту – свой главный страх. «Ничего не делать – значит поступать неправедно», – предостерегал он. Какой удел более «жалок», чем «жизнь в бездействии»? «Сделай многое или умри».
От матери Винсент получил и первые художественные навыки. В захолустном Зюндерте дать детям утонченное воспитание было непросто, но для Анны это было делом чести. «Любой, кто имеет хоть сколько-нибудь вкуса и достатка, почитает своим долгом обучить детей музыке, рисованию и искусству составления изящных писем». Всем своим дочерям Анна лично преподавала игру на фортепиано; все дети брали уроки вокала. Когда старший сын подрос, мать стала учить его рисованию (в местной школе такого предмета не было). Вдохновляя Винсента собственным примером, некоторое время Анна, вероятно, продолжала и собственные любительские занятия живописью: известно, что, когда Зюндерт посетили сестры Бакхюйзен – дочери знаменитого гаагского художника и подруги Анны, втроем они ходили на этюды.
Амбар и фермерский дом. Карандаш. Февраль 1864. 20 × 27 см
Неизвестно, сопровождал ли их Винсент в тот день, но в детские годы мать определенно была его главным проводником в мир искусства и творчества. Так же как он копировал в альбомы стихи, юный Винсент учился рисовать, копируя гравюры и работы матери – натюрморты с изображением нарядных букетиков; использовались для этих целей и специальные учебные пособия по рисунку. Среди немногих сохранившихся детских опытов будущего художника – рисунок с амбаром и фермерским домом (образцом послужила, вероятно, какая-то гравюра), его подарок отцу ко дню рождения в феврале 1864 г. Желая запечатлеть окружающий мир, Винсент пытался рисовать с натуры. Его сестра вспоминает случай с наброском домашней черной кошки, карабкающейся по стволу яблони: разочарованный результатом, Винсент сразу же уничтожил рисунок. Мать считала, за все то время, что он прожил в родительском доме, больше ни одного рисунка с натуры Винсент так и не сделал. Впоследствии сам художник пренебрежительно отмахнется от своих детских работ, назвав их «жалкими почеркушками». «Настоящее искусство, – утверждал он, – начинается лишь тогда, когда художественное чутье разовьется и созреет в упорном труде».
Винсент был нежно привязан к матери. «Я до сих пор храню первые детские воспоминания… Вспомнишь все это – и снова не существует никого, кроме меня и мамы», – писал он в 1889 г. По его собственному признанию, сделанному уже взрослым человеком, при виде матери с ребенком его «сердце таяло» и на глазах «выступали слезы умиления». Образы и занятия, которые ассоциировались с материнскими заботами, – составление букетов или шитье, покачивание колыбели или просто сидение у камелька – не только неизменно вызывали у него умиление, но и интересовали в качестве предмета изображения. Повзрослев и покинув отчий дом, он продолжал страстно желать материнской ласки и по-детски радоваться ее проявлениям: получив от матери в подарок пару перчаток, двадцатидвухлетний Винсент пришел в такой восторг, что даже взял их с собой в постель. Периодически он ощущал острую (порой болезненную) необходимость завоевать или вернуть былое расположение матери. Винсент мучительно переживал недостаток материнского участия в собственной судьбе и, возможно, потому так любил играть «материнскую» роль в жизни других людей.
За два года до смерти Винсент написал портрет матери, изобразив ее такой, «какой она сохранилась в моей памяти». В то же время и в той же цветовой гамме он написал свой автопортрет.
Несмотря на особую привязанность к матери, а может быть, как раз из-за того, что такие отношения неизбежно ведут к разочарованию, Винсент становился все более непокорным и раздражительным. С самого детства его вспыльчивость проявлялась в приступах ярости, которые даже заслужили упоминания в семейной хронике. Столкнувшись с одной из таких «невыносимых» вспышек, бабушка Винсента по отцу (в одиночку вырастившая одиннадцать детей) в конце концов потеряла терпение, надрала ему уши и выставила вон из комнаты. Спустя годы и сама Анна жаловалась: «Никогда у меня не было больше забот, чем тогда, когда я была занята только Винсентом». В воспоминаниях других членов семьи, обычно эталонных по части сдержанности в оценках, сплошь и рядом встречаются похожие упреки. Винсента называют упрямым, неуправляемым, своенравным ребенком, на которого нельзя найти управу; он чудаковатый, поведение его странное, а характер сложный. Служанка даже спустя шестьдесят лет в красках живописала, каким непослушным и буйным был Винсент, называя его «самым неприятным» из всех детей Ван Гогов.
Он был шумным и раздражительным и «не обращал ни малейшего внимания на то, что в свете называется „декорум“», – сокрушалась сестра Винсента. Он часто отлынивал от семейных выходов, которые всегда тщательно готовились матерью (и подразумевали посещение одного из самых респектабельных домов в округе). «Если бы наш Винсент чаще делал это [наносил визиты] в прошлом, он стал бы более практичным и легче осваивался бы в обществе, что, несомненно, помогло бы ему вести дела и облегчило жизнь», – писала Анна в 1876 г. Кроме того, он проводил недопустимо много времени с девушками из прислуги, которые, так же как и он, занимали комнаты в мансарде. Если вдуматься, многие выходки Винсента выглядят как целенаправленный бунт против матери, столь ценившей порядок и ревностно следившей за соответствием меркам своего класса. Когда мать однажды похвалила фигурку слоника, которого Винсент вылепил из глины, он разбил ее о землю. Анна и Дорус пытались наказывать сына – все авторы семейной хроники сходятся в том, что Винсента наказывали чаще и строже, чем кого-либо из его братьев и сестер, – но безрезультатно. «Он как будто нарочно напрашивается на неприятности, – жаловался Дорус. – Он постоянно испытывает наше терпение».
Винсент, со своей стороны, все больше чувствовал себя никчемным, непонятым и отвергнутым. Эти чувства поселились в его душе на всю жизнь так же прочно, как благочестивое смирение – в сердцах его родителей. «Семья, – жаловался Винсент спустя годы после того, как покинул Зюндерт, – это роковое сочетание людей с противоположными интересами. Все противостоят друг другу, и прийти к единому мнению двое или несколько могут, только если объединяются против другого члена семьи».