Моя простая курортная жизнь 4 (СИ) - Блум М.. Страница 51

Звезду вечера мы нашли в небольшой гримерке в одном узком коридоре.

— Проваливайте! — раздалось оттуда в ответ на стук в дверь.

— Ты в порядке? — Дана тем не менее осторожно заглянула внутрь.

— Что, пришла нож в спину вставить? — одна драмаквин театрально заломила руки.

Я даже пожалел, что здесь нет скрытой камеры — такой талант пропадает.

— Слушай, не переживай так сильно, — моя милашка бесстрашно зашла в гримерку. — Он все равно тебя не достоин…

— Ну, конечно, кому нужна я, когда есть такая замечательная ты! — едко фыркнули в ответ. — Чего притащилась-то? Посмеяться, поглумиться?

— Вообще-то, — Дана слегка нахмурилась, — хотела проверить, все ли у тебя хорошо.

— Утешать, что ли, пришла? Пфф… Думаешь, ты такая прям супер, победительница, на коне, а я вся такая поверженная, жалкая, униженная?.. Так вот, обломись! У меня теперь все хорошо, зашибись как хорошо! Я теперь свободна, — приосанилась колючка. — Я, может, нового парня заведу!.. Может, — черные губы растянула ухмылка, — вообще твоего уведу!

Вот поэтому я бы и не стал ее утешать.

— Что ты сделаешь? — медленно переспросила моя милашка.

— Чего дурой-то прикидываешься? — ухмылка на черных губах стала еще шире. — Твоего уведу! Уж я-то, в отличие от тебя, знаю, как его порадовать!

— Ром, — Дана повернула голову ко мне, — выйди, пожалуйста. Нам надо с ней поговорить.

— Да, выйди, пожалуйста, — эхом протянула Влада, не сводя с нее колючих черных глаз, — нам с ней надо!

Ну надо, так надо. В конце концов, бывшие подружки, им определенно есть, о чем поговорить — может, даже помирятся. Дверь со стуком захлопнулась за мной, и с той стороны щелкнул замок — видимо, душевно собрались говорить. Я даже подслушивать не собирался, однако их повышенный дружеский тон все равно было отлично слышно.

— Моего ты уведешь? — отчеканила моя милашка. — Я у тебя твоего уводила? Нет, я ему сразу сказала, чтобы ко мне даже не подходил!.. Так какого ж ты…

— Это ты на меня голос повышаешь? — с наездом перебила колючка. — Да я тебе сейчас… Ай! Ааай… — внезапно завопила она. — Ты чего делаешь?.. Да стой ты, дура! Ай!..

— Ой! — следом ойкнула Дана.

— Ай-ай-ай! — послышалось куда громче от Влады. — Ааай…

Какие-то склянки со звоном упали на пол, после, судя по треску, перевернулся стул, затем что-то прогрохотало по стене, что-то долбануло по зеркалу. Я даже не думал, что они так быстро договорятся.

— Ааай!..

— Ой!..

— Дура ненормальная, ты что творишь!..

А под шумок их разговора, делая его еще бодрее, из зала клуба доносилось:

'Я надеру зад всем твоим сучкам!

Я не цветочек — я злая колючка.'

Хотя, судя по воплям из гримерки, зад сейчас надирали именно что колючке. И песня была отличным саундтреком. Признавайся, Влада, ты и ее писала для Даны?

Может, стоило бы вмешаться, но, во-первых, лидировала явно моя недотрога, что логично для папиной дочки (хоть какая-то польза от ее папаши), а во-вторых, я вспомнил взгляд, с которым одна звезда хотела, чтобы мне дали по лицу, и баланса ради решил не вмешиваться. Тем более они скоро закончили эту дружескую беседу.

Под финальные аккорды дверь широко распахнулась, и в коридор победно вышла моя милашка — растрепанная, немного оцарапанная, но до крайности боевитая. А вот вконец помятая колючка офигевши стояла посреди беспорядка в гримерке, поверженно смотрела ей вслед и держалась одной рукой за покрасневшую щеку, а другой за надранный зад.

— Я тебя отцу сдам! — буркнула она.

— Не слышу! — не оборачиваясь, кинула Дана. — Выйди и повтори!

Явно решив не повторять, наша потрепанная звезда звонко хлопнула дверью. Мой взгляд сам собой упал на плакат на стене, сообщавший «Плохую девочку ничто не остановит». Как выяснилось, остановила ее всего пара оплеух.

— Что смотрите? — бросила моя хорошая девочка кому-то за моей спиной.

— Она там хоть живая? — отозвалась Алена, бочком подходя к гримерке.

Даша, которая уже успела стереть с лица радость от того, что «Брошенка» теперь не только про нее, протиснулась внутрь следом, опасливо пряча свои сиськи от боевого взора моей милашки.

— А чего руки еще не на попе? — проводив их, Дана непривычно дерзко взглянула на меня.

В этот миг от нее, казалось, веяло жаром.

— Какая ж ты у меня… — совершенно искренне восхитился я.

— Какая? — она занырнула мне в глаза.

Да у меня просто слов нет какая. Вместо ответа я притянул ее к себе и страстно засосал, чувствуя, что хочу безумно разогнаться.

— Ром, — на миг оторвавшись, выдохнула она мне прямо в губы, — а пойдем ко мне…

Правильно, хватит нам уже тормозить.

С тех пор о том, чтобы притормозить, речи больше не было. Я бы не сказал, что мы как-то сильно разогнались, однако поехали стабильно, без остановок, что в случае с моей недотрогой можно считать за огромный прогресс. Следующие две недели, порядком подзабив на все остальное, я усердно трудился над квестом «соблазни свою милашку». Тем более теперь практически каждый день мы занимались у нее. Реально, занимались: я помогал ей с заданиями от репетитора, чтобы освободить побольше времени уже на свои задания, к которым Дана приступала с рвением прилежной ученицы. Щупала, гладила, ласкала каждый кусочек моего тела, который вызывал у нее интерес — до самого интересного, правда, пока не добралась, но попой уже вовсю елозила поверх моих брюк.

В уютной обстановке ее комнаты, где ей было гораздо легче расслабиться, я мог усадить ее себе на колени и уже беспрепятственно шарить под одеждой. Вернее, сначала с препятствиями, но с каждым днем все больше становилось можно: расстегнув пару верхних пуговиц, так что оказывался виден лифчик, нырнуть под блузку, огладить упругие холмики груди, играючи поскользить по нежной ложбинке; забравшись под подол, дразняще поводить между ножек, потискать ладонью теплую попку. С каждым днем мы словно на ощупь шли друг к другу. Однако снять хоть один предмет одежды, проникнуть под лифчик или забраться — хотя бы пальцем — в трусики, до кромки которых я уже успешно добирался, их упрямая хозяйка мне еще не позволяла, и периодически срабатывала прежняя сигналка.

— Рома, руку, — бормотала моя милашка.

— Проще отпили, чем останавливать, — бормотал я в ответ.

— Нет, я люблю… твою руку…

— Я тоже… твою попу…

— И все? Только попу? — томная нега куда-то делась, и Дана смотрела мне в глаза уже с иронией.

— И руку, — исправил я оплошность, целуя ручку. — И губы, глаза, и вообще все…

— А щупаешь за грудь, — не унималась вредина.

— Так и ее тоже, — хмыкнул я.

— И я тоже все, — улыбнулась она и снова припала к моим губам, пока моя рука продолжала осваивать новые сантиметры.

Что же касается Пирата, однажды нам здорово помешавшего, впоследствии мы таких ошибок не допускали: пес накармливался до отвала и выставлялся из комнаты, и очень скоро он понял, что если я прихожу в дом, то не для того чтобы поиграть с ним. По его обиженному взгляду порой читалось, что если б мог, сдал бы меня ее папаше, но тот относился к нам примерно одинаково — с единственной разницей, что лохматому паршивцу дозволялось спать в комнате дочери, а мне — нет. Хотя я и не планировал спрашивать разрешения.

Но пока что все мои визиты заканчивались по одной схеме: мы ставили будильник, затем, увлекшись, его пропускали — еще один поцелуйчик, еще одно объятие, еще одно «Рома, руку» — и вот уже внизу хлопала дверь и раздавался вопль «Дана, ты дома?» После чего я, как вероломный взломщик, крадущий самое дорогое, удалялся по-английски через окно. Из-за ее отца мне приходилось быть этаким Ромео в русифицированной версии Шекспира, где Карпов — это отечественный вариант Вероны — менее раскрученный, но страсти тут кипели столь же бурно.