Неклассический некромаг (СИ) - Двинская Мария. Страница 12

Едальня оказалась единственным строением, стоявшим вплотную к дороге, и не отгородившимся от неё цветочным палисадником. Для особо непонятливых над дверью висела вывеска с изображением тарелки и ложки. Тихо звякнул колокольчик на двери, когда мы вошли внутрь. Обстановка в едальне была верхом аскетизма. В зале стояло два стола на четыре человека и по две лавки у каждого. Всё. Ни занавесок на окнах, ни рисунков на стенах. Ожидаемой барной стойки или, оконца в стене для выдачи заказов, тоже не было. Только массивная мебель из толстых досок и две двери в противоположной от входа стене. Одна половинчатая, только до пояса, вторая под стать мебели, наверно, тараном не сразу выбьешь. Внутри никого не было, и я успела заглянуть в половинчатую дверь в поисках хозяина. За дверью обнаружилась кухня, тоже пустая. В смысле, безлюдная. Впору кричать «Люди! Ау!» Нет, понятно, что постоянно сидеть и караулить посетителей никто не будет. Местные едят дома, слишком уж мало дворов, чтобы ходить по заведениям общепита, ещё, наверно, денег за это платить. А проезжих совсем немного, не на трассе деревня. Вернее, не на проезжем тракте. Пока я думала, что же делать, из второй двери вышел крупный мужчина. С первого взгляда он создавал впечатление серьёзного и опасного противника. К этому добавлялась деревянная нога, кожаными ремнями притянутая к колену. Как-то не так я представляла себе хозяина придорожной забегаловки.

— Здравствуйте, — так как мужик только молча смотрел, чуть исподлобья, начинать разговор пришлось мне. — Можно поговорить со старостой?

— Ну, я староста, — отозвался мужик. — Чего надо?

— Сдать нежить и нечисть, — перед выходом к деревне Андин проинструктировал, что говорить и делать. Сейчас он стоял около входной двери и изображал статую. Староста покосился на него, тяжело вздохнул.

— Много?

Я отрицательно мотнула головой.

— Одно умертвие и паутинник.

— Подожди здесь, — мужик развернулся и направился обратно за тяжёлую дверь.

— И документы надо! — я успела добавить, пока он не ушёл. Староста обернулся.

— Первый выход?

— Ну, да.

— Понятно. Жди.

Я села за ближайший столик, но не успела расслабиться, как староста вернулся. С собой он принёс шкатулку, две тетради, одна толстая и пухлая от часто перелистываемых страниц, вторая небольшая и плотная, письменные принадлежности и печать, похожую на шахматную туру. Андин молча выложил голову паутинника и уши умертвия. Отрезал, когда я не видела, а я-то гадала, как доказывать про него. Староста голову осмотрел и отложил на край стола. Уши брезгливо положил в принесённую шкатулку. Обычный деревянный ящичек с крышкой на длинной петле. Всю крышку занимала расчерченная диаграмма цветовой палитры, интенсивность цвета менялась от тусклых оттенков в центре, до насыщенных ближе к краю, по центру врезан небольшой камень. Через несколько секунд камень засветился фиолетовым цветом того же оттенка, что и аура убитого трупа. Староста сверил оттенок камня с цветовой диаграммой, и, убедившись, что его не обманывают, спросил моё имя. После чего сначала заполнил страницу из второй тетради. Глядя на неё пришла ассоциация с приходно-кассовым ордером. Только там отдают узкую квитанцию, а здесь она оставалась на корешке в тетради, а отрывалась большая часть листа из плотной бумаги. Староста попросил поставить оттиск большого пальца на обеих частях листа, затем поставил печать, аккуратно оторвал мою часть и только потом, недовольно хмурясь, сделал две записи в толстой тетради. Записи гласили, что Эсме Ренато, я назвала своё новое, местное имя, получил награду за лесного паутинника, одна штука, и за умертвие, класс один, одна штука. Предыдущие записи были подобного вида, а в последней графе, где предполагалась подпись получившего вознаграждение, в основном стояли чернильные отпечатки пальцев и корявые кресты, щедро сдобренные кляксами. Моя подпись еле спаслась от такого же чёрного пятна. Ну нет у меня навыка письма птичьим пером. Чуть сильнее нажмёшь, и потекло лишнее.

Лист с печатью оказался документом, свидетельствующим, что некто под именем Эсме Ренато становится вольным охотником на нежить и нечисть, и сия бумага тому свидетельство и бессрочная подорожная. А что, удобно — пришёл в деревню, получил новые документы, и топай дальше. Хотя, мне кажется, так просто второй раз бумаги «с нуля» не дадут. Как-то слишком легко.

Местных денег я так и не увидела, сразу предложив расплатиться натурой. В смысле, ужином и ночлегом. Как раз на это полагающегося вознаграждения и хватало. По разгладившемуся лицу старосты, с которого после этого предложения сошла озабоченность, я поняла, что поступила правильно. В моём мире до сих пор в отдалённых деревнях вовсю идёт натуральный обмен, а тут живых денег брать почти что и не откуда. Пенсий не платят, зарплаты тоже, разве на рынках что продавать, а налоги требуют деньгами.

Обожравшись овощного рагу (а порции тут были не чета столовским, не тарелка, миска!), я с трудом заставила себя встать и пройти в предоставленную ночлежную комнату. Клетушка два на два вряд ли специально повторяла аскетизм обеденного зала, но в силу малых размеров в ней поместились только две широкие лавки с тюфяками, набитыми соломой. На тот момент мне ничего другого и не требовалось. Освободившись от обуви (бедные мои ноги, двое суток с лишним не разувалась) и не раздеваясь, только ослабив ремень, я буквально упала на лежанку и сразу заснула.

Всё-таки местные диски длиннее часа. Когда я проснулась, солнце только встало. С учётом усталости и всего произошедшего накануне, рассвет я должна была серьёзно проспать. Комнату предоставили до полудня, завтрак тоже входил в оплату, но до него ещё оставалось время. Андин где-то ходил, оставив свой мешок на соседней лежанке, так что я решила потратить немного времени на разбор своего рюкзака. Маг вернулся в тот момент, как я полностью его опустошила и осматривала всё барахло, что валялось теперь на деревянной лавке. Тюфяк я заранее убрала, чтобы не мешал. Андин присел напротив и наблюдал за сортировкой.

Котелок и деревянные миски, честно спёртые из подземелья, я отложила в сторону. Их обязательно надо брать. Да, тяжёлый и объёмный, но совсем без посуды нельзя, не каждый же день будем по едальням столоваться, так денег не напасёшься, а их у нас вообще нет, насколько мне известно. К котелку отложила и изуродованные рытьём вилку и ложку. Туда же, к посуде, отправилась и кружка. Хорошая, термостойкая. Складной нож уже занял место на поясе, его чехольчик-ножны почти не ощущались. Так и не открытую литровую бутылку минералки и пластиковый контейнер для обеда отложила в сторону. Надо узнать, не стоит ли от них поскорее избавиться, вряд ли здесь знают про пластмассу. К ним отложила и пенал. Купила как-то к началу учебного года, а он прижился. Раньше ручки и карандаши постоянно ломались и терялись где-то на дне, а теперь тоже ровненько лежат на скамье около пенала.

Металлическая фляжка на половину стакана. Когда ходили в поход в последний раз, налила туда коньяка, да так он там и остался нетронутый. Не выливать же? Вот и каталась фляжка второй месяц. Пусть лежит с котелком.

Остались всякие мелочи вроде зажигалки, кстати, хорошая, zippo, пользуюсь крайне редко, но с собой ношу на всякий случай, расчёски, маникюрного набора с парой швейных иголок и пластиковый пакет. Кошелёк уже лежал среди «сомнительных» вещей. Если банкноты и металлические монеты можно принять за местное производство, то всё тот же вездесущий пластик привлекал внимание. Большая часть вещей так или иначе сделана из него! Там же пристроился и сложенный дождевик, в основном из-за цвета — красный металлик, но и болоньевая ткань тоже может вызвать вопросы.

Неработающие телефон и фотоаппарат оставлять совершенно не хотела. Умом понимаю, что бесполезно с собой таскать, а расстаться жалко.

— Вот, всё моё великое богатство, — сообщила Андину, закончив разбор вещей. Я поделилась с ним соображениями по поводу уместности пластика. Он посоветовал не избавляться от таких вещей, но и не светить их, а положить в самый низ рюкзака и продать потом где-нибудь в крупном торговом городе или лучше в порту. Мало ли, какие странные материалы могут привезти из дальних поездок?