За пределами разрыва (ЛП) - Хедли Таниша. Страница 36

— Это невероятно, — соглашаюсь я, не в силах оторвать от нее взгляд.

В лунном свете она выглядит неземной. Не задумываясь, я протягиваю руку и беру ее в свою, чувствуя, как знакомый электрический заряд проходит по моим рукам от прикосновения. Выражение лица Элианы смягчается, когда она поднимает на меня глаза, придавая смелости, в которой я отчаянно нуждаюсь.

— Давай проверим твою теорию, — говорю я, проводя большим пальцем по тыльной стороне ее руки.

— И что это за теория? — спрашивает Элиана, поворачивая нас в сторону океана и садясь на скамейку.

— Теория о том, что если я перестану сопротивляться своим чувствам к тебе, ты перестанешь быть тем самым отвлекающим фактором, — отвечаю я, садясь рядом с ней и притягиваю ее к себе, чтобы согреть, пока ветер танцует вокруг нас, — но ты должна пообещать, что с этого момента будешь приходить на каждую тренировку.

— Хорошо, — просто говорит она, улыбаясь мне. — Я обещаю.

Я наклоняюсь и нежно целую ее в губы, улыбаясь, когда отстраняюсь.

Элиана улыбается мне в ответ, а затем возвращает свое внимание к морю. Мы сидим в тишине, наблюдая за тем, как волны разбиваются о берег внизу, а вдалеке проплывают лодки, прежде чем мы обратим свое внимание на звезды, сияющие в небе.

— Несколько лет назад я с друзьями сбежала из дома, чтобы посмотреть на звезды поздно ночью, — говорит она, нарушая молчание, и на ее губах появляется ностальгическая улыбка.

— Да? Что случилось?

— Мы заблудились в лесу и нашли старую заброшенную хижину, — тихо смеется она, — сначала было очень жутко, но один из моих друзей развел костер, и мы провели всю ночь, глядя на звезды и рассказывая истории о призраках. Это одно из моих любимых воспоминаний.

— Ты не часто рассказываешь о своих друзьях или семье, — говорю я, наблюдая, как улыбка исчезает с ее лица и воздух заполняет тяжелая тишина.

Глаза Элианы затуманиваются, словно она потерялась в своих воспоминаниях, и я прижимаюсь к ней чуть крепче, боясь, что она исчезнет. От выражения ее лица у меня волосы встают дыбом.

После самой долгой минуты в моей жизни она нарушает молчание.

— Через год после того, как мы нашли хижину, все решили вернуться туда, но уже с большим количеством людей и алкоголя, — шепчет она, — было так весело, мы танцевали и смеялись. — Ее улыбка грустна, а голос дрожит от эмоций. — Моя лучшая подруга того времени, ее звали Алекс, позвонила моим родителям, чтобы они забрали меня, когда поняла, что я слишком пьяна, чтобы добраться до дома самостоятельно.

Чувствую, как ее тело прижимается к моему, и тут же жалею, что спросил. Я вижу как больно ей говорить об этом, но не могу заставить себя сказать ей, чтобы она остановилась. Я хочу знать о ней больше, все хорошее и плохое.

— Родители забрали меня и спорили друг с другом по дороге домой. Папа был расстроен тем, что мама отпустила меня на вечеринку без его ведома, а она была расстроена тем, как строго он со мной обходится, — делает глубокий дрожащий вдох и прижимается головой к моему плечу. — Я мало что помню, кроме звука визжащих шин, смешанного с маминым криком, яркого света, эха разбивающегося стекла и сильной боли в груди.

Я сижу, обхватив ее руками, в ошеломленном молчании.

— Когда я очнулась в больнице, врач и медсестры сказали мне, что нас сбил пьяный водитель грузовика, — я чувствую, как на моем плече, где она положила голову, образуется влажное пятно, и понимаю, что она плачет. — Я выжила, а вот мои родители — нет. Они умерли из-за меня, а последние минуты их жизни прошли в ссорах опять же из-за меня.

Тяжесть ее слов повисает в воздухе, и мое сердце разрывается. Мысли тут же возвращаются к той ночи, когда я ехал на скорости из «Чокнутого ореха», и страху в ее голосе, когда она попросила меня притормозить. Непреодолимое чувство вины нарастает в моей груди, теперь я понимаю, чем был вызван страх.

Протягиваю руку и беру ее в свою, чтобы утешить, пока она тихо плачет у меня на плече.

— Мне очень жаль, — шепчу я, мой голос срывается от эмоций, — пожалуйста, не вини себя. Никто не заставлял водителя грузовика выезжать на дорогу, когда он был пьян. Ты не могла знать.

— Если бы я не была на той вечеринке, они были бы здесь, со мной, — шепчет она, — и у меня не было бы этого уродливого шрама, который останется со мной на всю оставшуюся жизнь.

Она показывает на место, где находится шрам. Я хмурюсь, берусь за ее подбородок и поворачиваю лицо, чтобы она посмотрела на меня.

— Твой шрам не уродлив, — твердо говорю я. — Это часть того, что делает тебя такой красивой и уникальной.

Она усмехается, вырывает подбородок из моей хватки и кладет голову мне на колени. Мы сидим так еще двадцать минут, молча слушая океанские волны, и я играю с ее волосами, пока она не засыпает.

Я даю себе обещание, что покажу ей, насколько красив ее шрам. В ней так много вины, печали и ненависти к себе, но, глядя на нее, вы никогда бы этого не узнали. Это часть Элианы, которую она держит в секрете, и я польщен тем, что ей было достаточно комфортно, чтобы рассказать мне об этом.

Проходит еще десять минут, и, как бы мне ни хотелось дать ей поспать, мы, скорее всего, замерзнем до смерти, если останемся здесь дольше.

Я осторожно укачиваю ее, улыбаясь отпечаткам линий на лице от моей одежды.

— Пора домой, солнышко.

Помогаю ей подняться, и мы медленно спускаемся по лестнице к моему джипу. Помогаю ей сесть на пассажирское сиденье и пристегиваю ее, когда она снова засыпает. По дороге домой я еду медленнее, чем когда-либо, не превышая скорость ни на километр, пока мы не подъезжаем к дому.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ЭЛИАНА

— Сюрприз!

Я оборачиваюсь и вижу Малию и Кайри, стоящих у моей двери с полными руками закусок и масок для лица. Сегодня вечер четверга, ночь перед пляжной вечеринкой, и парни отправились покупать алкоголь. За исключением Коа, который заперся в своей комнате, сославшись на мигрень. Хотя, я думаю, он просто не хотел оставлять нас одних.

— Давайте устроим девичник, — говорит Малия, встряхивая масками для лица. — ты работала весь день, и мы думаем, ты заслужила перерыв. Встретимся внизу, когда закончишь. Мы будем ждать!

— Ладно, — соглашаюсь я с улыбкой и киваю, закрывая ноутбук, — звучит забавно.

Они обе сбегают по лестнице, а я хватаю свою любимую пижаму, украшенную мини-рисунками из сахарной ваты, и направляюсь в ванную, чтобы быстро принять душ.

Пока вода стекает по моей спине, мои мысли возвращаются к Гриффину. За последнюю неделю мы почти не разговаривали, в основном из-за нового и улучшенного, по его словам, графика тренировок Габриэля, согласно которому команда тренируется круглосуточно: в океане, на пляже или в тренажерном зале. А в свободное от них время я отсиживаюсь в своей спальне, собирая клипы и фотографии для мини-сериала о Гриффине.

Ты также намеренно избегаешь его.

Это правда.

Когда я проснулась утром после маяка, пожалела, что рассказала Гриффину о том, что случилось с моими родителями. Как бы хорошо ни поработал Габриэль, удаляя эти статьи из Интернета, все равно есть другие способы найти их. Теперь, когда Гриффин знает о несчастном случае, ничто не мешает ему покопаться в этом, и я ужасно боюсь, что он узнает о моей репутации «талисмана невезения» и использует ее, чтобы меня уволили.

Очень хочу доверять Гриффину, особенно потому, что мои чувства к нему становятся все сильнее, но в прошлом мне причинили столько боли, что я не знаю, смогу ли я когда-нибудь полностью доверять кому-либо.

Габриэль уже уехал в аэропорт и вернется только в понедельник. Учитывая, что завтра будет вечеринка, а в выходные не будет тренировок, я знаю, что после сегодняшнего дня не смогу больше прятаться.

Вздохнув, я выключила воду и обернула полотенце вокруг тела. Высушившись и переодевшись в пижаму, завязываю волосы в хвост и спускаюсь вниз.