Человек из Кемерово (СИ) - Борисов Олег Николаевич. Страница 2

После того, как экспериментальный проект выдал первый результат, осужденных за тяжелые статьи перестали отправлять на рудники. Туда отправили технику. Смертникам же начали перепрошивать мозги. Убивая то, что было раньше в живых оболочках и сжигая содержимое бритой башки после очередной неудачной попытки.

Сто погибших за месяц? Тысяча? Мелочи. Отработанного материала все еще много. Зато мы узнали, как собрать холодильную установку. Сумели улучшить жизнь хозяевам жизни и челяди, заполонившей дворцы магов. И снова. И снова.

* * *

Мне повезло четыре раза. Четверка — несчастливое число в домашней мифологии. Раньше пойманному на краже рубили большой палец. Потом перестали. Увечные хуже работают. Проще не махать топором, а сразу отправлять в лагерь.

Но — я люблю четверку. Потому что три раза в мою голову прописали не цельную выловленную личность, а куски воспоминаний. И я не превратился в пускавшего слюни идиота. Мало того, я каждый раз после шоковой терапии мог выдать привнесенную информацию, заработав право на лишние полгода в бараках. В третий раз попался артефактор, благодаря памяти которого я описал два измененных знака и право на дополнительный паёк. Чужие знания зачастую просыпались не сразу, поэтому меня перевели к другим счастливчикам, чуть ослабив режим. В надежде, что я смогу наскрести еще что-нибудь полезное. Я же в момент «просветления» рассказал, что в другом мире руны накладывают на кожу желающих. Своеобразные татуировки, которые даруют новые таланты их обладателю.

После первого опыта смог ладонями протестировать аккумуляторный блок и выявил все места протечек магического накопителя. Мои кураторы буквально обезумели от счастья. Я стал той самой «золотой лабораторной мышью», которая приносит награды, славу и деньги. После второго опыта с еще одним набором знаков я продемонстрировал возможность ощущать с закрытыми глазами потоки маны в ближайшем пространстве. Что можно использовать в целительстве и других коммерчески выгодных направлениях.

Обе технологии тут же запатентовали и начали оттачивать на других заключенных. Цвет чернил, толщина линий, особенность начертания рун — все перепроверялось, дабы получить наилучший результат. Я же получил персональный ад. Год мучений, когда на моем теле выжигали очередную последовательность. Я писал ее на бумаге, конкретизировал детали и орал потом от боли.

Не знаю, что было указано в моем личном деле, может характеристика мазохиста. На самом деле погибший артефактор занимался проблемами телепортации у себя дома. И все те «адаптированные» схемы, шрамами украсившие бледную кожу, в конце года позволили мне закончить подготовку к побегу. В каждой рунной цепочке были отдельные знаки, которые я собирал в сложную конструкцию.

Да, я не маг. Во мне нет той самой великой Искры, которая позволяет прикоснуться к бесконечным потокам силы вокруг. Зато я превратил себя в ходячий артефакт. И когда настало время — бросился на колючую проволоку ограды, постоянно находившуюся под напряжением. Мощности разряда хватило, чтобы заключенный номер пять сотен три, дробь четырнадцать точка семь взорвался кровавыми ошметками, погибнув там. И чтобы моя душа рванулась на свободу, пробив тонкую эфирную преграду.

Мне кажется — я видел эту бесконечную вереницу миров, мимо которых промчал, подобно комете. Или — это был бред мертвеца. В любом случае — остатки моего «я» ударили в тело мужчины, умиравшего на сибирских болотах. Ударили так, что захватили измученное тело, записали новую личность и выжгли ментального паразита, пожиравшего душу бедолаги. Крошки воспоминаний — все, что осталось от прежнего хозяина. И проступившая руническая вязь на коже.

Семь лет тому назад в грязи и собственном дерьме заново родился Илья Найденович Разин, мещанин, сорока девяти лет, вдовец.

* * *

Спина потихоньку начинала о себе напоминать. Сидеть на табуретке неудобно. То есть я могу как-то пристроиться и в целом почти не обращаю внимание на бытовые неудобства. Но возраст дает о себе знать, как и общая усталость от тяжелой жизни. Поэтому решил закругляться.

— Вы спрашивали, почему я пришел к господину Варенцову. Вижу, моя папка с документами на столе вместе с одеждой. Не могли бы вы мне передать? В наручниках и цепи неудобно по залу бродить. Стол мешает.

Усмехнувшись, следователь посмотрел на секретаря. Тот моментально вскочил и легкой рысцой проскакал мимо дыбы и стойки с железом к большой железной образине у левой стены. Мне это рукоделие напоминало прозекторский стол. Нержавейка, стоки для жидкостей по бокам и большое ведро под дырой в углу.

— Что же, Илья Найденович. Вот ваша папочка. Давайте откроем и посмотрим. Что у нас здесь? Две платежки. Одна за дом, где вы обитаете. Вторая за телефон.

Кивнул. Потом постучал пальцем по заднику потертой кожаной папки:

— За использование артефакторных чар меня дубинкой бить по загривку не будут?

Следователь разулыбался, а глаза моментально утратили фальшивый налет дремоты:

— Неужели кто-то применял к вам столь непопулярные методы воздействия?

— Никоим образом. Знакомые делились накопленным опытом. Просто мне эту папочку клиент подарил с наилучшими пожеланиями. И вот здесь отдельный карман, который открыть может только хозяин. Я думал, вы о таком знаете.

Вздохнув, чиновник достал новый лист, начал его заполнять красивым почерком:

— Вас принял наряд милиции и оформил дежурный по отделению. Стандартный сканер такие штучки не определяет, надо использовать специализированное оборудование. Сами знаете, что в земщине с артефактами и прочей гадостью все сложно.

— Знаю. Работа у меня такая, быть в курсе подобных мелочей.

— Да, да. Оценщик антиквариата и различных диковинок… Вот, постановление о демонстрации возможностей личного оборудования, внесенного в «Серый список». Здесь распишитесь.

Аккуратно взяв ручку, вывел подпись. Домой хочу. Под горячей водой постоять, душой чуть оттаять. Супчику с потрошками похлебать. Я его с вечера приготовил, косточку наваристую положил. Как раз должно настояться. Поэтому не стану против стандартных процедур выступать, документик лично завизирую.

А «Серый список» — он почти безразмерный в наши дни. Любая магическая или артефакторная дрянь, найденная в земщине, туда заносится. Мы люди простые, с дорогими побрякушками почти и не сталкиваемся в обычной жизни. Просто если подарили забавную штуку, почему не использовать по назначению. Папочка — дело такое. Вдруг потеряешь или сопрут внаглую. Зато из моего личного кармашка ни одна бумага на свет божий не появится. Сгорит в чужих руках.

— И что у вас там, господин Разин?

Ни разу не верю в показную вежливость. Сыскной Приказ — контора серьезная. И на убийство зама начальника милиции дурака не пришлют. Наоборот — дотошную заразу отправят, чтобы вцепился в чужую глотку и не отпускал.

— У меня здесь расписка господина Варенцова на четыре деньги. За которыми я пришел ровно в девять утра. Как и договорился с покойным вчера вечером по телефону. Думал, что меня ждут, поэтому сначала не обратил внимание на приоткрытую дверь. Постучался, вошел в квартиру. А когда увидел бедолагу, не стал ничего трогать и пошел на улицу. На углу будка автомата стоит, хотел милицию вызвать. Ну и меня сразу у подъезда и приняли.

— Почему не из квартиры?

— В библиотеке повезло книжку вне очереди взять. «Следствие ведут зипуны». Там в одной из глав написано, что цивильного под замок посадили, потому что за чужие вещи хватался. В расстроенных чувствах. Вот и я бы позвонил, а вы потом про отпечатки стали спрашивать.

Чуть ли не обнюхав половинный тетрадный листочек с корявыми буквами, следователь отыграл лицом «вопрос с уважением»:

— Не возражаете, если я приобщу к делу?

— Конечно. Я даже буду не против, если вы добавите туда показания дворника, который меня видел. И таксиста, который привез к дому… Конечно, я в расследовании убийства мало что понимаю, но кровью в квартире воняло слабо. И на полах уже все засохло, в бурых таких разводах. Так что вряд ли это я проломил голову господину Варенцову.