Запах Зла - Ларк Гленда. Страница 35

– Мы сейчас спустимся, – сказала она; потом, повернувшись к Флейм, попросила: – Подай мне, пожалуйста, куртку, дорогая.

Флейм – в роли супруги Блейз-мужчины – выполнила просьбу; только подала она ей не куртку, а меч. Я просто задохнулся от такой дерзости, но хозяин гостиницы поклонился и спокойно вышел из комнаты. Блейз распахнула перед нами дверь.

– Говори как можно меньше, – шепнула она мне, когда я проходил мимо нее. – Флейм будет трудно скрыть твой акцент.

Я кивнул, хоть и пробормотал себе под нос:

– У вас обеих, должно быть, морская лихорадка.

– Будем надеяться, среди стражников нет обладающих Взглядом, – добавил Руарт, – иначе вы все окажетесь по шею в гуано.

В зале нас дожидались шестеро стражников, а еще несколько околачивались перед гостиницей. Блейз без колебаний спустилась по лестнице, следом за ней шла Флейм, а я немного отстал; Руарт тем временем вспорхнул на балку под потолком. Только в этот момент, увидев его наверху, откуда ему все было видно, я догадался, каким образом Блейз выигрывала тогда в Мекатехевене: проклятая пичужка сообщала ей, какие карты у ее партнеров. Сотворение, что за бесшабашная компания! Неудивительно, что они влипли в неприятности.

– Как я понимаю, ты хотел увидеться с нами, воин? – обратилась Блейз к главному стражнику; в ее голосе прозвучала точно отмеренная доза высокомерия по отношению к нижестоящему и любезности в адрес незнакомца. – Меня зовут Дукрест. Это моя жена Лисе. С нами мой слуга. Что-нибудь не в порядке?

Стражник покачал головой.

– Прости, что потревожил вас, сир-путешественник. Мы ищем беглецов, но вы к ним явно не имеете отношения. Больше мы вас не побеспокоим. – Он поклонился и махнул рукой своим людям. Они двинулись к дверям – все, за исключением самого молодого – щуплого подростка лет четырнадцати. Мы все заметили, каким ошарашенным он выглядел: смотрел на нас, словно у каждого выросла вторая голова. Флейм улыбнулась пареньку.

К счастью, никто из стражников ничего не заметил. Они прошли мимо мальчишки, который все еще стоял, разинув рот, и покинули гостиницу.

Блейз тихо выругалась.

– Он обладает Взглядом? – шепотом спросила Флейм. Блейз кивнула. Флейм подала знак Руарту, и тот, что-то чирикнув, вылетел следом за парнишкой, когда тот, придя в себя, двинулся следом за остальными.

Я глубоко вздохнул и ощутил то же, что чувствовал по дороге в Лекембрейг, когда Флейм устроила спектакль в селении старателей: то же самое отвращение, боль, чувство, будто творится что-то ужасно неправильное.

– Давайте-ка сядем и закажем выпивку, – как ни в чем не бывало сказала Блейз. – Руарт в случае чего нас предупредит.

Я чуть не подавился словами, пытаясь взять себя в руки, потом выдавил:

– Если паренек обладает Взглядом, не думаешь ли ты, что нам следовало бы бежать?

Блейз покачала головой, села за один из столов и знаком велела принести нам выпивку.

– Мой опыт говорит, что обычно опасность испаряется, если ты не обращаешься в бегство. Попытка скрыться только показывает всем, что дело нечисто и стоит устроить за тобой погоню. Три кружки сидра, пожалуйста. – Последняя фраза предназначалась служанке.

– Ты постепенно привыкнешь к замашкам Блейз, – мягко сказала мне Флейм. – Путешествовать в ее обществе – все равно что ехать на акуле. Пока крепко держишься – все в порядке; ну а если свалишься – тут тебе и конец.

– Это замечательно успокаивает, – проворчал я. – Пока приятели данной акулы будут отгрызать мне ноги, я смогу утешить себя мыслью, что та, на которой я еду, опасности для меня не представляет. – Флейм засмеялась. Я снова сделал глубокий вдох и обнаружил, что отвратительное чувство близости зла наконец исчезло.

Служанка принесла нам сидр, и я уткнулся в свою кружку, страстно желая оказаться где-нибудь в другом месте.

Через двадцать минут Руарт вернулся и подлетел к нашему столу.

– Беспокоиться не о чем, – сообщил он.

– Но ведь парнишка обладает Взглядом, верно? – спросила Блейз.

– Да.

Блейз нахмурилась.

– Едва ли он станет нам сочувствовать. Он же из городской стражи! Почему он не сказал своему начальнику, что мы лжем?

Большую часть ответа Руарта я не понял, и Флейм пришлось переводить. Как выяснилось, Руарт проводил отряд до следующей гостиницы, где тоже был устроен обыск. Все это время мальчишка не разговаривал ни с кем – ни с кем и ни о чем.

– И все-таки я предлагаю смыться, – сказал я. – Прямо сейчас.

– Что ты можешь сказать о мальчишке по его запаху? – спросила меня Блейз.

– Он пах так, словно свалился вниз головой с селвера, – ответил я. – Он был растерян, смущен, запутан. Как только он опомнится, он наверняка что-то предпримет.

– Если мы сейчас уйдем из гостиницы, это сразу же вызовет подозрение, – сохраняя прежнее спокойствие, сказала Блейз. – Мы остаемся.

– Это безрассудство, – стоял я на своем, хоть и восхищался хладнокровием Блейз. Неужели ничто и никогда не может лишить ее самообладания?

– Ничего подобного. Послушай, паренек вряд ли хоть раз в жизни сталкивался с силвом или силв-магией, разве что видел издали хранителей, когда те тут бывали. Он или побоится рассказать о том, что видел, чтобы его не обвинили в фантазиях, или свяжет серебристо-голубую дымку, созданную Флейм, с хранителями. А связываться с хранителями – себе дороже.

Я допил свой сидр.

– Хорошо бы, чтобы ты оказалась права, Блейз. Ведь если ты ошибаешься, у тебя на совести окажется тяжелый груз, когда мы все будем прохлаждаться в феллианской тюрьме.

Флейм фыркнула.

– Не тревожься, Кел. Она, как всегда, рассчитывает, что мои иллюзии вызволят нас из беды. Боюсь, что такова уж моя судьба: вечно спасать эту беспомощную девицу. – Она с усмешкой взглянула на Блейз; та только закатила глаза.

Я поднялся.

– Пойду в свою каморку, и пусть мир разваливается на части, – сказал я кисло. – Руарт, предупреди меня, пожалуйста, когда придет время впадать в панику.

Вернувшись к себе, я перетащил кровать к окну, чтобы можно было, сидя там, следить за входом в гостиницу. Я совершенно искренне ожидал, что стражники вернутся. Вместо этого через три часа я заметил приближающегося парнишку. Он сменил форму городской стражи на обычную одежду и мчался так, словно за ним гнался рассерженный селвер.

«Проклятие! – подумал я. – Вот и начинаются неприятности».

ГЛАВА 10

Декан Гринпиндилли родился в бедном домике на сваях на илистом берегу бухты Китаму. В отлив обнажалось дно – серая липкая поверхность, казавшаяся надежной опорой, но готовая поглотить любого, кому хватило бы глупости на нее ступить. Никто никогда не посещал жилище Гринпиндилли иначе, как в прилив на лодке.

Сам домик, выстроенный из плавника, был не намного больше шалаша. Ничего, что можно было бы назвать мебелью, там не имелось, за исключением очага из обожженной глины и бочки для сбора дождевой воды; жилище служило крышкой ловушки для рыбы. В прилив рыба попадала в туннель из вбитых в дно кольев, который заканчивался плетеной ловушкой, расположенной под домиком. Когда вода отступала, отец Декана, Болчар, спускался по лесенке и вылавливал добычу из жидкой грязи. Мать Декана потрошила рыбу и солила и сушила то, что не съедали члены семьи. Раз в месяц Болчар на ялике отправлялся на берег, чтобы набрать дров для очага и обменять в деревне соленую рыбу на овощи, старую одежду или еще что-нибудь.

В первые семь лет жизни Декан, или Дек, как его называли родители, ничего другого, кроме своего домика, не видел.

Он помогал матери выпаривать соль из морской воды и вялить рыбу, раскладывая выпотрошенные тушки на солнце; в его обязанности входило убирать их перед дождем. Вся жизнь Дека заключалась в попытках увернуться от вечно недовольного сварливого отца – что было нелегко, поскольку убежать было некуда, – ив чудесных историях, которые рассказывала мать.