Комсорг 2 (СИ) - Белов Иннокентий. Страница 16

Все выглядит так довольно формальненько и вяленько в нашей колонне по сравнению с другими предприятиями района.

Может, на каком-то заводе разгоряченные разными напитками рабочие с неподдельным энтузиазмом вкладываются в празднование Первомая, а наши колонны из почти одних женщин с усталыми лицами быстро проходят районную трибуну, сдают на грузовики атрибутику и так же быстро разбегаются по домам.

У всех мужья и дети, которые встречают праздник отдельно, им нужно обеспечить праздничный обед и присмотреть, чтобы поддатый перед прохождением муж еще сильнее не приложился к бутылке. Не превратился в кошмарное чудовище перед приходом гостей и родни на праздничный ужин, а то он может.

«Мир дрожит, а мы крепчаем! Поздравляю с Первомаем!»

А что, имеет полное право, ведь сегодня праздник — День международной солидарности трудящихся.

Однако эти лозунги про международную солидарность давно забыты в капстранах, времена всяких Интернационалов давно уже прошли. Профсоюзы еще выводят зарубежных тружеников на демонстрации, но попасть в подобие Советского Союза никто из них точно не стремится.

Я поэтому стараюсь особо не приближатся к трибуне, но уже во время нашего прохождения получаю новый наказ от парторга — явиться к своему комсомольскому начальству и получить положенный втык.

— Настучала ведь, зараза, — понимаю я. — Сто процентов нажаловалась на меня.

Делать нечего, бреду за трибуну, туда, где тусуются комсомольские вожаки и сразу же попадаю под недовольный хмурый взгляд знакомого третьего секретаря.

— Что с новыми комсомольцами? — жестко спрашивает меня товарищ Третьяков, не соблаговолив даже ответить даже на мое радостное приветствие.

Явно, что о моем бездействии раздосадованная Валентина уже доложила определенным комсомольским вождям, этот же доклад теперь прослушают первый и второй секретари райкома комсомола. Поэтому сейчас меня явно собираются поставить на лыжи с должности комсорга торга.

И так очень большие сомнения по моей недостаточно зрелой кандидатуре у всех имеются, а тут еще ни одного привлеченного комсомольца почти за две недели. Однозначно не тяну и не справляюсь с ответственным поручением, впрочем, никто этого от меня и не ожидал на самом деле.

У меня же все рассчитано и прикинуто, как выполнить задачу, не тратясь лишнего, но свою систему подбора комсомолок я не могу никому рассказать. Поэтому сейчас должен получить нагоняй и отправиться домой уже просто свободным и счастливым комсомольцем. Да могу уже и не комсомольцем уйти, решив для себя, что это было последнее ответственное поручение в моей жизни.

А Валечка пусть ищет и назначает нового смельчака или просто какую-то смелую, но глупую девушку на эту расстрельную должность.

Посмотрим, как она с таким делом справится, чтобы восстановленные в комсомоле еще и взносы исправно платили.

Пошлят ее далеко и надолго, особенно после моих договоренностей.

Спрашивает меня сейчас именно третий секретарь, как отвечающий за работу со мной, но уши навострили и все остальные чинуши.

— Есть два заявления на восстановление в рядах комсомола! — скупо отвечаю я и протягиваю ему вчера состряпанные по всем правилам бумаги с заявлениями, где Ирочка и Людмилка подписались затейливыми подписями.

Подписались и смиренно просят разрешения снова вернуться в передовой отряд советской молодежи.

Предчувствуя будущие проблемы после вчерашнего перелаивания с Валентиной, я быстренько добежал до овощного и зафиксировал на бумагу у подружек все показания про учебу, вступление в ряды и прочие подробности, которые требуются при восстановлении через райком.

— Ох, и должен ты нам теперь! — веселились девчонки в это солнечное утро.

— И грузчика своего готовьте, я его с июня переведу в комсомол торга, — строго предупредил подружек.

— За это в кафе еще сводишь в Таллине! — настроение у них с утра резко поднялось.

Да, и при СССР люди любят путешествовать по красивым местам с комфортом, особенно за счет профсоюза или вот такого заинтересованного в веселой компании спонсора.

— Да хоть два раза свожу! — отвечаю я и убегаю развозить документы.

И рад бы сам уйти с дурацкой должности, мне теперь совсем не нужной, но это только, чтобы именно сам, а не от начальственного пинка. Поэтому вчера подсуетился и правильно подготовился к утреннему разбору.

Еще хочу посмотреть, как отреагирует райкомовское начальство на такой относительный успех в порученном мне мероприятии. Если и дальше станут бычить, то пошли они все под барабанный бой на хутор бабочек ловить!

Если так привлекать хотя бы по два человека в месяц, то план по наполнению ячейки будет перевыполнен уже в сентябре.

— Два? — Третьяков быстро просматривает заявления и сразу отмечает непорядок. — А почему не рукой кандидатов заполнено?

— Перепишут, — браво докладываю я. — На рабочем месте в том момент находились! Не имели ни одной свободной минутки! Поэтому сам написал, а они только подписи поставили!

— Два — это мало, нужно четыре, как минимум, — не слезает с назидательного тона третий секретарь, стараясь показаться перед своими начальниками все контролирующим ответственным сотрудником.

Понятное дело, а лучше сразу десять, но столько платить за взносы я точно не стану.

— Работа ведется, товарищ третий секретарь, — опять же браво отвечаю я.

— Что там у тебя, Третьяков? — вдруг решает поинтересоваться сам товарищ первый секретарь.

— Отчет о наполнении ячейки Райпищеторга, товарищ Яковлев! — так же браво перехватывает мою эстафету молодцеватых докладов третий секретарь.

— Напомни, что там у нас, — подходит поближе первый секретарь, мужчина лет тридцати, немного похожий на своего тезку-актера.

Засиделся он что-то в райкоме, в таком возрасте нужно уже в горкоме комсомола Ленинграда дела двигать.

— Нужно набрать двадцать и больше членов в ячейку! До октябрьского юбилея!

— А сейчас сколько? — решает подальше забраться в тему товарищ Яковлев.

— Сколько? — переспрашивает у меня Третьяков.

Странно, что забыл количество, хвастался же мне своей необыкновенной памятью, бюрократ несчастный и еще карьерист долбанный.

— С этими двумя уже одиннадцать, — отвечаю я и вижу, что такое малое количество, еще только половина от требуемого, никому из комсомольского начальства не нравится.

— Да пошли бы вы все на хрен со своими требованиями! — очень хочется мне сказать, но я пока благоразумно помалкиваю.

Понимаю, что мой совсем молодой возраст не внушает никому доверия и провоцирует райкомовских деятелей на замену комсорга.

— А сколько сей молодой товарищ в комсоргах? — тут же уточняет товарищ Яковлев.

— Всего две недели, товарищ первый секретарь, — тут же вылетает из меня.

— Ну, срок совсем небольшой. Работа ведется, как видно. Тут можно сделать скидку. В курс дела вошел? — все же не может решиться с моей комсомольской участью товарищ Яковлев.

— Вошел, товарищ первый секретарь!

Что-то он точно знает про явное нежелание ходить на комсомольские собрания и платить взносы среди торговой братии. Понимает, что если какая-то работа ведется, то процесс лучше не нарушать. Но мой внешний, слишком молодой вид ему тоже сильно не нравится, именно поэтому Третьяков получает наказ присматривать за мной.

— Если за пару месяцев не наберет нужное количество, ставь вопрос, — такое распоряжение напоследок слышу я.

И остальные секретари вместе с активными, симпатичными комсомолками отходят в сторону группы партийных и хозяйственных руководителей.

— Слышал? — спрашивает меня Третьяков.

— Слышал.

— Два месяца тебе сроку! — и он спешит догнать свое начальство.

— Да, не задалась комсомольская карьера сразу очень как-то, — думаю я, глядя ему в след. — Набрать то я могу, но вот платить с июня за десяток с небольшим комсомольцев взносы точно не собираюсь.

Хотя, это еще посчитать сначала нужно. За каждую комсомолку в месяц рубль с копейками примерно, еще себя нужно не забывать, хотя у меня там меньше всех выходит. То есть рублей двенадцать в месяц и так пять месяцев подряд, итого все хлопоты казенные обойдутся мне в шестьдесят рублей.