Империя. Роман об имперском Риме - Сейлор Стивен. Страница 11

– Итак, сынок, я спросил, о чем нам возносить молитвы. Уж всяко не о смерти императора, это будет изменой. Но если мы будем просить, чтобы император здравствовал вопреки знамению, то не восстанем ли тем самым против воли богов?

Луций в очередной раз пожалел, что поделился тайной с отцом. Пинарий-старший переживал о предсказании и его исходе даже больше самого Луция. И разве не подверг он отца опасности, открыв ему секрет вопреки недвусмысленному приказу императора? Однако Луций вряд ли вынес бы такое бремя в одиночку.

– Тогда давай забудем и о первом, и о втором, отец. Вознесем молитвы о благополучии Римского государства, – предложил юноша.

– Ты вылитый дед! – с сухой усмешкой ответил Пинарий-старший. – Старик был дока по части золотой середины. Конечно, ты прав. Мы пойдем в сенат и принесем жертву.

Они пересекли Форум, миновав внушительные здания, возведенные Августом для имперских чиновников. Прошли мимо украшенной носами вражеских кораблей древней оратор ской трибуны под названием Ростра, откуда великие ораторы республики пылко обращались к избирателям. Ныне ею пользовались редко.

Здание сената было сравнительно новым. Юлий Цезарь начал возводить его незадолго до гибели, а Август завершил строительство. По сравнению с соседними роскошными храмами сенат имел суровый, сугубо аскетичный вид.

– Я присутствовал на открытии этого здания, – сказал Пинарий-старший. – Еще мальчишкой, не успев облачиться во взрослую тогу. Я буквально вырос здесь, наблюдая за дебатами вместе с твоим дедом, делая пометки и передавая ему письма, задолго до того, как сам стал сенатором.

Поднявшись по лестнице, они вошли в сенат. Внутреннее убранство оказалось изысканнее наружного. Позолоченные перила и занавеси красного бархата делили огромное помещение на отсеки. Стены и полы были выложены полированным мрамором. Величественное пространство заливал свет из высоко расположенных окон. Сенат нынче не заседал, но его членов здесь было множество: они праздно беседовали или обсуж дали дела с секретарями. При автократии Августа сенат продолжал выполнять многочисленные бюрократические функции. Сохранение древнего института поддерживало юридическую фикцию: Рим будто оставался республикой, а император считался первым среди равных: не господин согражданам, но их верный слуга.

Луций с отцом приблизились к алтарю Победы. Сам алтарь был сделан из зеленого мрамора, украшенного изящной резьбой с изображением лавровых листьев. Позади возвышалась статуя богини Виктории, окруженная военными трофеями Августа. Их время от времени обновляли. Нынче среди них была выполненная в форме головы крокодила железная носовая часть захваченного в сражении при мысе Акций египетского боевого корабля. Присутствовали также украшения царицы Клеопатры, включая сердоликовое ожерелье и одну из ее высоких корон-атефов [9], изготовленную из слоновой кости и отделанную лазуритом и золотом.

Пинарий-старший приступил к ритуалу, который выполняли при входе все сенаторы. Он возжег на алтаре фимиам, капнул вина и прочел молитву:

– Богиня, даруй победу Риму и поражение его врагам. Храни империю, которую вручила Августу. Защити Рим от всех недругов, внешних и внутренних.

Они отступили от алтаря. Отец Луция покачал головой, повторив шепотом последние слова:

– От всех недругов… внешних и внутренних. Последнее относится к людям вроде Марка Антония – и твоего деда. Во что он превратил свое происхождение! Пинарий тоже был внучатым племянником Божественного Юлия, как и Август. Тоже был назван наследником, пусть и меньшей доли. И мог быть возвеличен. Но до чего же он полюбил этого негодяя Антония! Угождая ему, сделал врагом двоюродного брата. Август так и не поверил твоему деду, когда тот переметнулся на сторону победителя. Император пощадил его, но лишил всякого места во власти. Пинариев отстранили, не подвергая гонениям, но и не привечая. Мы забытые наследники Юлия Цезаря. – Тоска в его голосе внезапно сменилась горечью. – И Август, невзирая на нашу стесненность в средствах, ни разу не бросил нам даже сестерция!

Он оставил невысказанной надежду, которую они с Луцием – наедине и шепотом – уже обсудили: возможно, грядут перемены. Если император все же скончается, Тиберий почти наверняка займет его место, а у него нет причин считать Пинариев изгоями. Быть может, семейный раздор между Августом и дедом Луция наконец предадут забвению. Если Луций сумеет угодить новому императору, то возвышение ему не заказано. Поэтому юноша и последовал совету Клавдия, приступив к изучению вавилонской науки – астрологии. И хотя Клавдий имел мало влияния на Тиберия, все же он являлся членом императорской семьи, и дружба с ним могла оказаться для Пинариев полезной.

Стоило Луцию подумать о Клавдии, как двоюродный брат и друг возник на пороге сената. С взволнованным и растерянным видом Клавдий озирался по сторонам, затем заметил Луция и поспешил к нему.

– Мне показалось, что я увидел т-т-тебя на Форуме. Всюду тебя ищу.

– Есть новости? – вскинул брови Луций.

Клавдий мотнул головой:

– Ничего достойного упоминания. Но я хотел рассказать тебе кое-что другое, весьма любопытное. Быть может, хоть отвлечешься от д-д-дум, в которые мы погружены. – Он оглядел помещение и поежился при виде стаек сенаторов, занятых негромкой беседой, и снующих туда-сюда секретарей. – Мне невыносима здешняя атмосфера, вся эта нудная официальность и напыщенность! Давай отыщем место поуютнее. Я знаю, куда пойти.

Он увлек Пинариев через Форум к лощине между Капитолийским и Палатинским холмами. Троица дошла до самого берега и достигла таверны на пристани. Войдя, они дали глазам привыкнуть к полумраку; Луций поморщился от вони, в которой смешались запахи пролитого вина, немытых тел и миазмы, исходившие от Большой клоаки – сточной трубы, опорожняющейся в Тибр поблизости. Горстка посетителей представляла собой обычных завсегдатаев, каких можно встретить в любой таверне средь бела дня, – актеры, матросы, проститутки и мошенники.

Клавдий с облегчением вздохнул:

– Хвала богам за место, где мне так легко! Никто не глазеет, никто не б-б-брюзжит, выражая неодобрение и разочарование. Здесь я могу быть собой.

– Ты уверен, что члену императорского дома подобает показываться в подобном заведении? – Отец Луция косо взглянул на окружение, а затем, помявшись, сел на лавку подле сына и напротив Клавдия.

– Почему бы нет? Из дедовых вольноотпущенников здесь бывают считаные единицы. Да что там – впервые меня сюда привел сам Эфранор. А император доверяет ему более всех. Н-н-на этой самой скамье я видел его столь пьяным, что он не мог подняться.

– Ты обещал что-то рассказать, – напомнил отец Луция и обратился к полногрудой девице, которая принесла чаши и кувшин с вином: – Вина плесни самую малость и долей воды доверху.

Луций повторил заказ отца, но Клавдий предпочел неразбавленное вино. Он осушил целую чашу, велел подать еще и только тогда заговорил:

– Речь о твоем фамильном амулете. Вижу, Луций, что ты его нынче надел.

Юноша машинально дотронулся до золотой подвески.

– Я с-с-справился у своего старого наставника, Тита Ливия, – продолжил Клавдий чуть заплетающимся языком. – Вы, конечно, читали его историю города с древнейших времен. Нет? Ни один из вас? Большинство людей хоть поручает рабу поискать в свитках упоминание о своих предках… – Клавдий покачал головой. – Ну что же, беседа с Ливием подтвердила мое первоначальное мнение: талисман представляет собой фасинум, знак Фасцина. Иначе говоря, давным-давно, пока еще не стерлись детали, амулет изображал магический фаллос – вероятно, крылатый, если судить по форме. Если присмотреться и чуть напрячь воображение, можно представить символ в первозданном виде. – Не спрашивая разрешения, он подцепил талисман и подтянул его к себе за цепочку вместе с Луцием. – Да, полюбуйтесь: вот ствол, а в-вот тестикулы и два крылышка! – Клавдий выпустил амулет.