Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле - Ларни Мартти. Страница 60

— Прошлого года. Но здесь уже имеются добавления.

— Когда сделано последнее добавление?

— Минуточку. Три месяца назад. С тех пор новые общества не создавались.

На лице Джерри засияла улыбка победителя. Он чуть не закричал:

— Вот то-то и оно, мистер Лурье! ЦАСОВЗАЧП основано только неделю назад. Кстати, мистер Лурье, разрешите узнать ваше занятие, если не секрет?

— Пожалуйста. Я представитель американского Автомобильного объединения и районный инспектор двух автомобильно-страховых обществ.

Джерри заморгал глазами и поспешил перевести разговор на другую тему. Он знал по опыту, что лучший способ отделаться от собственной лжи — это предоставить лгать другому. В обществе Бобо у него развился талант слушателя, и сейчас маленькая хитрость снова помогла ему превратиться в слушателя. Убитый горем страховой агент сразу сделался чувствительным и, возбуждаемый вином, рассказал следующую историю:

— Я, кажется, упоминал уже о том, что родился в Толедо. Само по себе это не имеет никакого значения — где я родился. Мои родители были людьми, как и все люди, и у меня чуткое сердце, как у всех чувствительных людей. По крайней мере два раза в месяц я опускаю доллар в церковную кружку и на каждое рождество жертвую Армии спасения старую одежду. Как я уже сказал, у меня есть жена и четырнадцатилетний сын. Красивый мальчик. Ни капельки не похож на меня, хотя я наверняка являюсь его отцом. Да… Я отец моего мальчика… И теперь я потерял своего сына, горячо любимого сына, Роберта…

Мистер Лурье сделал паузу и зарыдал.

— Я сочувствую вашему горю, мистер Лурье, — сказал Джерри.

— Благодарю вас, профессор. Как врач, вы, конечно, понимаете меня?

— Я думаю, мистер Лурье. Подобные случаи относятся к моей специальности. Я, видите ли, врач-психиатр, исследователь человеческой души, если можно так выразиться.

— Поистине так можно выразиться, — всхлипнул несчастный отец и медленно продолжал свой рассказ, наблюдая за тем, чтобы Мадам своевременно наливала стаканчики.

— Да, господин профессор, я несчастнейший человек на свете. Если бы поискать десяток несчастнейших людей в мире, то я наверняка попал бы в их число. Дорогой мой сынок…

— От какой болезни он умер? — осторожно спросил Джерри.

— Умер? — О нет, он не умер. Он убежал. Сегодня в середине дня. И я виноват в этом. Видите ли, дело было так. Вчера вечером я вернулся домой после двухдневной поездки. Поцеловал жену и лег спать. Сын хотел поговорить со мной, но я сказал: «Поговорим завтра». За утренним кофе я просматриваю газеты, а сын робко говорит: «Отец у меня к тебе небольшое дело». Я поглядел на него поверх газеты и спрашиваю: «Ты уже умылся? Смотри не испачкай джемом рубашку» — а сам продолжаю читать и вдруг — опрокидываю кофе на скатерть. Это, конечно, была моя вина, но, увидев улыбку на лице сына, я пришел в бешенство. Я сказал: «Роберт, неужели твоя мать не научила тебя мало-мальски прилично вести себя за столом? Ну, не болтайся тут, ступай поживее в школу!» И тогда Роберт встал из-за стола, они переглянулись с матерью и обменялись какими-то словами, и затем он все-таки еще раз попытался приблизиться ко мне. Он сказал: «Отец, я в самом деле хотел бы поговорить с тобой…» Тогда я уже немного вспылил и говорю: «Неужели ты не можешь дать отцу спокойно выпить чашку кофе? Я знаю твои дела: разумеется, ты будешь клянчить денег. Или, может быть, ты получил плохую отметку или записку к родителям? Или ты надумал записаться в футбольную команду?»

Роберт начал собирать учебники и только сказал: «У других ребят отцы не такие». Я отбросил газету и заорал на него: «Не такие? Ты смеешь указывать отцу?!»

Жена моя пробовала вставить какое-то разъясняющее слово, но оно ничего не разъяснило. «Ну, говори, негодный, чего тебе надо!» — сказал я сыну. Роберт посмотрел на свои ботинки и ответил, что он собирается жениться на какой-то девочке из их класса. Жениться! Мой сын — жениться! В четырнадцать лет! Я дал ему пощечину, и он, закусив губу, побежал в школу.

Мистер Лурье заплакал в голос и снова разбавил свое вино слезами.

Через мгновение он проговорил, заикаясь:

— Вечером Роберт не вернулся из школы домой. Он только прислал сказать, что решил убежать от нас. Тогда моя жена заметила, что из нашей спальни куда-то пропала книга, которую я читал обычно перед сном. Это был всемирно известный бестселлер доктора Хинсея «Женщина хочет мужа». Через минуту жена снова приходит и стоит в полной растерянности, не знает, как сообщить мне еще одну новость: оказывается, сын захватил с собою и нашу машину! Это было для меня тяжелым ударом. Вы, вероятно, понимаете чувства отца, господин профессор. Все в моей жизни смешалось. Я намеревался ехать сегодня вечером в Чикаго и даже успел купить билет. Поезд отправляется через час, но не могу же я теперь уехать, когда ничего не известно о судьбе моего сына! Несчастный я человек, совсем несчастный! Бегство сына для меня означает потерю по крайней мере пяти тысяч долларов, так как завтра я должен был сделать в Чикаго хороший бизнес. Подумайте, господин профессор: пять тысяч долларов уплывают у меня прямо из-под самого носа! От этого я так несчастен, так несчастен!.. С детьми одно только горе…

— Это действительно тяжелая потеря, — согласился Джерри, заметив, что отцовские чувства страхового агента тесно связаны с долларами.

— У вас и билет останется теперь неиспользованным? — спросил попутно «психиатр».

— Конечно. Но это пустяк по сравнению с теми пятью тысячами.

Джерри не зря проходил школу «хобо», школу трущобы. Он был внимательным учеником. После короткого представления страховой агент почти насильно всунул ему в руку железнодорожный билет, пять долларов и свою визитную карточку. У профессора, естественно, визитной карточки не было, потому что грабители отняли у него все. Как честный человек, он записал в книжечку страхового агента свое имя и весьма произвольный адрес и грозился выслать ему из Чикаго немедленно чек на кругленькую сумму, а супруге — букет роз телеграфным распоряжением. Профессор Финн обещал еще и многое другое, потому что десять стаканчиков шерри сделали его щедрым и очень влиятельным человеком. Все элегантные дамы Нью-Йорка теперь лечились у него, а сенаторы были его друзьями.

Страховой агент уже настолько утратил чувство меры, что профессор производил на него впечатление, вполне соразмерное его состоянию. Мистеру Лурье казалось совершенно естественным, что профессор Финн — лучший в мире психиатр, так же как и то, что дамы высшего круга Нью-Йорка — слабоумны.

Полная Мадам, хозяйка бара, теперь улыбалась Джерри, говорила какие-то профессиональные любезности, французско-американские остроты и некоторые двусмысленности, которые всеми людьми понимаются в одном определенном смысле.

Мистер Лурье уже дошел до той точки, которую врачи называют пятой степенью опьянения: он плакал, плакал и наконец заснул. Профессор Финн вышел из кабачка с достоинством и слегка покачиваясь. Через десять минут он уже удобно устроился на мягком сиденье вагона.

Два часа спустя мистер Лурье проснулся, разбуженный ласковыми, заботливыми словами жена:

— Мартин, Мартин милый… Я так и знала, что ты сидишь здесь…

Глаза страхового агента открылись, точно смотровые глазки винного чана. Сознание постепенно вернулось к нему, и он вспомнил о своем горе. Но жена не позволила ему предаваться слезам и начала поднимать его на ноги, радостно лепеча:

— Мартин, миленький, пойдем домой! Опять все хорошо. Роберт поссорился со своей невестой и только что вернулся домой… Он сказал, что никогда, никогда больше не женится…

Страховой агент, поддерживаемый женой, направился к дверям и громко простонал:

— Но мой бизнес… Мой большой бизнес!.. Вот в чем вопрос…

19. ЗАМОК ТУАЛЕТА ПОРТИТСЯ, ПОМОГАЯ ДЖЕРРИ ФИННУ

ВОЗНЕСТИСЬ К СЛАВЕ И ПОЧЕСТЯМ

Поезд на рассвете прибыл в Чикаго. Джерри несколько часов крепко спал и пропустил много интересных видов. Он взглянул на ранний утренний пейзаж и ощутил дрожь, словно ему предложили выпить рыбий жир из старого сапога. Это было глубоко унылое зрелище: трущобы, трущобы, насколько хватает глаз. Серые некрашеные хибарки, опирающиеся друг на друга, точно слепые. Обетованная земля подонков общества и «хобо», где каждый готов пожертвовать для родины жизнью своего товарища.