Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа. Страница 42

Только в 2017 году на волне движения #MeToo журналист Джим Дерогатис сообщил, что Келли держал молодых женщин в “секте”, по выражению их родителей, – это стало для него началом конца. В 2018-м бывшая жена обвинила его в домашнем насилии. В 2019-м, после выхода обличительного документального телесериала “Пережить Ар Келли”, с ним разорвал контракт лейбл RCA. Вскоре после этого ему предъявили новые обвинения сразу в нескольких разных юрисдикциях, и сегодня, когда я пишу эти строки, он сидит в тюрьме, ожидая приговора и срока, который вполне может оказаться пожизненным[10]. Сейчас Келли – изгой, и многие, я уверен, с легкостью будут игнорировать его музыку, от которой еще недавно невозможно было скрыться. Однако она по-прежнему существует. И она объясняет, почему он так долго оставался на вершине – а также, возможно, и то, почему он так долго сохранял неприкосновенность. Даже когда песни Келли выброшены из многих плейлистов, отлучены от эфиров и удалены из стриминговых сервисов, его влияние слышно в музыке многих исполнителей, которые, возможно, даже не осознают, насколько иначе R&B звучал до появления Ар Келли. Одним из тех, кто определенно оттолкнулся от его инноваций, был Крис Браун, который был восходящей звездой в мейнстриме до того дня, когда он жестоко избил свою тогдашнюю подругу, певицу Рианну. Репутация Брауна так и не очистилась, но он продолжал петь, часто великолепно, а также выпускать хиты, в особенности внутри мира R&B, где некоторые поклонники нашли извращенное удовольствие в том, чтобы продолжать любить артиста, ставшего нерукопожатным в высшем обществе. Для меня Келли – не R&B-аномалия, а наоборот, радикальный пример самых противоречивых тенденций внутри жанра, включая его постоянную одержимость сексом. На протяжении истории R&B не раз играл роль своего рода стыдного удовольствия – и вовсе не потому, что музыка была недостаточно хороша, а потому что ее прослушивание нет-нет да и побуждало задуматься о том, пособниками чего мы готовы стать ради получения наслаждения.

Удручающий

В 2000 году, когда вышел альбом “No Strings Attached”, группа *NSYNC была самым популярным бойз-бэндом в мире – а может быть, и во всей мировой истории, в зависимости от того, можем ли мы так назвать The Beatles. Запись только за первую неделю продаж разошлась тиражом в 2,4 миллиона экземпляров – есть основания предполагать, что никто и никогда больше не продаст столько физических релизов своей музыки за семь дней (сходный показатель альбома “25” британской певицы Адель в 2015 году был аж 3,4 миллиона – но около половины из них пришлись на цифровые скачивания). Такую популярность невозможно поддерживать долго – особенно в случае с бойз-бэндом, целевая аудитория которого юна и быстро вырастает. Но и игнорировать ее тоже невозможно – и неспроста следующий альбом *NSYNC, вышедший годом позже, назывался “Celebrity”. Когда ансамбль начинает петь о собственной популярности – быть беде, и первый сингл с альбома, “Pop”, представлял собой несколько строптивый танцевальный трек, сочиненный в защиту избранного группой жанра. Но во втором сингле музыканты двинулись в иную сторону. Нежная песня о расставании, “Gone”, звучала намного проще и мелодичнее. Главную вокальную партию фальцетом исполнял Джастин Тимберлейк, а клип был выполнен в черно-белой гамме – босой фронтмен в одиночестве задумчиво сидел в своей спальне. “Gone” достигла 11-го места в поп-чарте – по меркам группы довольно скромный результат. Но в другом смысле она была прорывом. Песня попала в ротацию на канале Black Entertainment Television, ранее игнорировавшем ансамбль. А еще она была достаточно популярна на R&B-радио для того, чтобы забраться на 14-е место в соответствующем хит-параде и стать для *NSYNC первым официальным R&B-хитом.

Заслуживали ли они того, чтобы фигурировать в R&B-чарте? Что ж, песня “Gone” звучала более или менее как типичный “слоу-джем”. Гитарная партия в ней вся состояла из арпеджио в лучших традициях Бэбифейса, лейбл-менеджера и певца, известного своими R&B-балладами с превалирующим звучанием акустической гитары. А в припеве, пока остальные участники группы повторяли односложный заголовок песни, Тимберлейк сымпровизировал своим фальцетом несколько блюзовых по настроению эдлибов в духе классического R&B.

Впрочем, было и объективное отягчающее обстоятельство: все пятеро участников *NSYNC были белыми. А R&B-певцы вроде бы должны были быть черными (это справедливо даже для сегодняшнего дня). В 1960-е белые исполнители ритм-энд-блюза встречались достаточно часто для того, чтобы даже возник отдельный термин – “голубоглазый соул”. В 1970-е с его помощью порой описывали некоторые записи Элтона Джона и Дэвида Боуи (оба ездили в Филадельфию для записи вдохновленных соулом пластинок), в 1980-е – использовали в отношении дуэта Hall & Oates, авторов целого ряда хитов, сочиненных с явным влиянием R&B. Но R&B-радио, как правило, не ротировало эти композиции, и их исполнителей обычно считали поп– или рок-звездами, а не представителями ритм-энд-блюза. Исключения существовали, но в совсем небольшом количестве: так, протеже Рика Джеймса, Тина Мари, записывалась для Motown и спела в 1980-е несколько R&B-хитов. А в 1990-е определенный успех сопутствовал белому R&B-певцу по имени Джон Б., которого продвигал тот же Бэбифейс, спродюсировавший его дебютный альбом (Джон Б. считал важным заверить слушателей, что он полностью верен избранному жанру и серьезно относится к расовому вопросу: “Я всегда снимаю темнокожих девушек в своих клипах, – сказал однажды, – потому что телевидение показывает недостаточно примеров межрасовых отношений”). Белые артисты, читавшие рэп, всегда вызывали восхищение и пользовались непропорционально громким успехом – от Дебби Харри из группы Blondie до Beastie Boys и от Эминема до Маклемора. По контрасту, белые R&B-певцы встречались реже и обычно оказывались намного менее успешны.

Причиной этого была несколько размытая идентичность самого R&B. Существовали некие общие положения: в R&B-песнях ярче подчеркивалась слабая доля, чем в поп-музыке, в них было больше блюзовых нот и эдлибов, а в текстах чаще использовался афроамериканский сленг. Но в сравнении с хип-хопом R&B определить сложнее. Можно сразу сказать, когда человек читает рэп, но не всегда можно сразу понять, что человек поет R&B – а не поп. На практике те или иные записи зачастую причисляли к R&B (как и к многим другим жанрам) на основании того, кто их слушал, или на основании предположений программных директоров радиостанций о том, кто будет их слушать. Именно поэтому жанр сохранял довольно прочную привязку к расе. Даже после “уроков антиобаяния” от Шона “Паффи” Комбса Ашер продолжал петь то, что обычно называют тин-попом – но поскольку он был темнокожим, его с ходу определяли как R&B-артиста, его треки звучали на R&B-радио и радовали поклонников R&B. И наоборот – у Кристины Агилеры был мощный голос в духе Уитни Хьюстон, и она тоже была не чужда блюзовым вокальным импровизациям, похожим на то, чем занимаются R&B-артисты. Но никто не считал ее R&B-певицей – ее называли поп-певицей, во многом оттого, что она была белой (на самом деле она была наполовину латиноамериканкой – ее отец родился в Эквадоре). Это расовое разделение воспроизводило само себя, поскольку музыканты тяготели к тем форматам, которые их принимали. Белая певица P!nk дебютировала в 2000 году с нахальной песней “There You Go”, которая была R&B до мозга костей: ее соавтором был Кэнди Баррус из R&B-группы Xscape (а в наши дни – из реалити-шоу “Настоящие домохозяйки Атланты”), а продюсером – Кевин “Ше’кспир” Бриггс, сочинявший хиты для TLC и Destiny’s Child. Композиция достигла седьмого места в горячей сотне и 15-го – в R&B-чарте. P!nk превратилась в одну из самых успешных поп-звезд нулевых – но R&B-хитов у нее больше не было.