Возлюбленный враг (СИ) - Грез Регина. Страница 29

Я прочла много-много книг Крапивина, почти все, что смогла найти. И вот сейчас сижу в допотопной машине с немецким лейтенантом розлива сорок первого года, сижу и пою, пока он курит, успокаивая расшатавшиеся вдруг нервы. Можно сойти с ума.

Я знаю, кто-то наверху видит всё, Он по сценарию нас точно спасёт, Однажды мы с тобой, обнявшись, уснём, Уже не расставаясь… Мне не сбежать С этой грустной планеты. Не ты, не ты, не ты... Кричу - Не дай мне сорваться... (с)

А потом моих губ коснулось что-то холодное. Я вздрогнула, открыла глаза и поняла, что это его губы, потому что глаза его находились как раз напротив моих и были удивленно - растерянными и в то же время вопрошающими. Я почему-то сразу успокоилась, легко обхватила его лицо руками и, чуть отстранив от себя, выдохнула:

— Слушай, а если бы я оказалась еврейкой… ты бы меня расстрелял?

Грау зажмурился и втянул голову в плечи, а потом схватил одну мою ладонь и стал водить по своему лицу, словно желая что-то с него стереть. И еще умудрялся при этом глухо причитать:

— Зачем? Зачем ты это со мной делаешь? Что ты от меня хочешь, Ася?

Я осторожно, медленно освободилась, и он тоже отодвинулся, уронив голову на руки, скрещенные на руле. И как нарочно дождь притих, будто прислушивался к нам.

Тогда я начала рассуждать, пытаясь сдержать нервную дрожь:

— Может быть, я твоя совесть, может быть, я послана тебе для прозрения и искупления, Бог тебе дает второй шанс, а на что ты его тратишь? Вальтеру подсказочки даешь… гадко… напрасно... Одного я только не пойму - мне-то за что все это?

Знаешь, я тебе еще расскажу... я видела современный поучительный фильм «Назад в будущее», так там сразу было понятно в чем интрига. Один русский парень увлекся нацистской символикой, вашими дьявольскими атрибутами, свастику на плече нарисовал, ну - его судьба и отправила в сорок второй год повоевать, своими глазами посмотреть, как это страшно, когда ты сидишь в советском окопе, а на тебя прет железяка с черным крестом на боку.

Вот его стоило наказать, а меня за что? Я не понимаю, хоть убей! За что меня к вам забросили? Что я должна сделать?

— Сейчас ты опять начнешь плакать и кусать ногти, - насмешливо заметил Грау, а потом странно на меня посмотрел… очень странно…

Мне стало не по себе, уж лучше бы он злился или смеялся надо мной, как обычно. Только не так, по-доброму, по-человечески жалея.

— Поехали обратно, - тихо попросила я.

— Уже соскучилась по Вальтеру? - съязвил он.

— Глупость какая! А что еще делать, сколько можно сидеть в этой дурацкой машине?

— Дождь почти перестал, сейчас выберемся на дорогу и поедем ужинать. Там будет тепло и музыка, и конфеты... хочешь конфет? Все девушки любят сладкое! Капитан Гран, наверно, привез своей Асе сразу несколько коробок ромовой вишни в шоколаде, об этом ничего не было сказано в твоей любимой книжке? Что он ей подарил?

— Его фамилия Грей! Повтори, Грей! - упорно твердила я, как заведенная кукла.

— Гримм! Капитан Гримм! Так звучит гораздо лучше, признай! - передразнил он.

— Капитан Штольц тоже хорошо звучит, ты не замечал? - я понимала, что прием запрещенный, но не могла сдержаться.

— Если ты еще хоть раз произнесешь это имя… я тогда...

— О-о, да ты просто ревнуешь! Боишься, что кто-то похитит твоего личного, самого ближайшего врага, да? Кого ты тогда будешь люто ненавидеть, Грау? Нет, лучше так... Отто Генрих Грау - все это вместе звучит просто шикарно, почти как... хм...

Я думала, он поддержит мой шутливый настрой, идеально подходящий для двух обреченных, но Отто вдруг сделал совершенно серьезное лицо и зловеще произнес:

— Да… ты мой враг! Но ты - особенный враг, самый лучший, самый дорогой. Как сказано в Библии: "Возлюби врага своего..." Знаешь, я недавно окончательно понял: ты - мой возлюбленный враг! И с этим я уже ничего не могу поделать, Ася... Это сильнее меня.

Я хлопала глазами, не понимая, шутит он сейчас или говорит честно. Я не знала, как правильнее всего будет реагировать на такое признание, что именно он хотел мне этим сказать? Подтвердить наш договор о перемирии - пакт о ненападении?

Нет, я его немножечко научилась понимать - Отто не подлый, он даже вполне искренне сочувствует мне. Может, в душе он добрый человек. И не виноват, что его одели в серую форму и заставили служить фюреру.

Ну, началось… сейчас буду его оправдывать и жалеть. Растрогаюсь и полезу обниматься. А вот не дождется! Хорошо, хорошо, попробуем немнного подружиться, будем поддерживать друг друга морально, даже друг другу помогать, я согласна. При том что мне его помощь точно бы не помешала, у него есть разные возможности для поддержки. Мне повезло с Грау - это факт.

Поэтому я сделала лицо чуть приветливее и даже смущенно опустила глаза. Так как же ему ответить...

— Ладно, прости, что вечно лезу к тебе в душу, сыплю соль на твое раненое самолюбие или чего там еще у тебя болит. Поедем ужинать, только обещай, что не будешь пить, как в прошлый раз.

— Я же машину веду, дурочка! Я должен тебя в целости и сохранности доставить домой.

Он вдруг улыбнулся так светло и ласково, что у меня дыхание перехватило, вот же еще напасть, только не хватало начать испытывать к нему настоящую симпатию.

— А ты по своему родительскому дому скучаешь? По своему отцу?

Грау ненадолго задумался, гладкий лоб перерезали тонкие морщинки:

— Я больше скучаю по тем местам, где вырос. Мы жили на левом берегу Рейна, там очень красиво: поля, пастбища, фруктовые сады… Я интересовался историей, знаешь, когда-то Дуйсбург разграбили викинги, представляешь, они провели там всю зиму и построили что-то вроде крепости, а еще раньше это было римское поселение. Даже нелепо думать, что нас когда-то завоевали итальяшки… А ты слышала легенду про Лорелей?

Я неопределенно мотнула головой, и Отто вдохновенно продолжил:

— Неподалеку от города Бахарах есть одна скала, ее еще называют шепчущей, - там горные пороги вызывают особый эффект, громкое, отчетливое эхо. Но многие верят в сказку, что именно с этой скалы упала в воду одна красавица, а потом ее тень пела на вершине и сводила с ума всех, кто проплывал мимо на своих лодках. Вот такая Рейнская сирена… У Генриха Гейне есть даже стихи про нее, вот послушай:

Не знаю, что значит такое, Что скорбью я смущен; Давно не дает покою Мне сказка старых времен. Прохладой сумерки веют, И Рейна тих простор; В вечерних лучах алеют Вершины далеких гор. Над страшной высотою Девушка дивной красы В ее чудесном пенье Тревога затаена. Пловца на лодочке малой Дикой тоской полонит; Забывая подводные скалы, Он только наверх глядит. Пловец и лодочка, знаю, Погибнут среди зыбей; Так и всякий погибает От песен Лорелей.

Я смотрела на него во все глаза. Он же романтик, сентиментальный, чувствительный, весь такой ранимый… потащило же его на эти высоты в сорок пятом… как-то все это не сходится… как-то все уж больно грустно.

— Отто, а кем ты хотел стать, ну-у... ты ведь, наверно, получил высшее образование, собирался где-то работать?

Он смотрел вперед, на залитое дождем стекло и начал рассказывать о том, что всегда мечтал заниматься спортом и тренировать юношескую футбольную команду, у него есть некоторый опыт общения с подростками, в свое время он был кем-то вроде вожатого в детском лагере и его все там любили и уважали.

Но все это категорически не нравилось его отцу, и потому Отто вынужден был пойти учиться на юриста и даже выучился с грехом пополам, хотя ему было сложно, потому что очень скучно. А потом его призвали на военную службу и отец всячески пытался этот момент оттянуть, потому что видел своего сына в кабинете за важными документами, а не с автоматом в руках на стрельбище.

Генрих Вильгельм Грау хотел вырастить из единственного наследника достойную смену для себя, передать все финансовые дела, но Отто, кажется, крепко его разочаровал. Он рос шалопаем и любил только футбол, книжки про приключения и походы с ночевкой на берегу Рейна. А еще Отто очень любил мать и страдал от того, что она ушла так рано и так печально.