Возлюбленный враг (СИ) - Грез Регина. Страница 56

— Не-а… а че такого? Ты про Победу? Так, ясен перец… ну, победили мы «гансиков», ну и че… Я бы тоже пошел воевать, если б тогда жил. Мы им хорошо наваляли. А сейчас же мы нормально живем, сейчас мир. Че такого? Ты перепила, пока праздновала? Давай опохмелю… у меня и хавчик есть, пошли - посидим, отметим. Спасибо деду за Победу!

Я не знала, как с ним говорить дальше. Только пообещала, что завтра, с раннего утра, когда он будет отсыпаться, врублю на всю мощь Киркорова или Баскова, ну… или Моцарта, если уж он так любит немецкую музыку. Вагнера я бы сама, признаться, не выдержала долго. Еще раз погрозила парню молотком и ушла к себе.

* * *

Поползли дни моего долгого отпуска, в который плавно перешел больничный. Дни как дни, конец мая - душистая черемуха и сирень, бело-розовые всполохи яблонь вдоль дороги. Я жила на автопилоте, словно из меня выцедили живую душу и осталась одна невзрачная оболочка тела. Оболочка ходила в магазин, готовила еду, сменила номер сотового телефона, потому что вдруг начал названивать Егор.

Я даже почти подружилась с внуком Василия Петровича, он оказался вовсе не вредным хамом, а лишь нагловатым подлизой.

Мы пару раз столкнулись на лестнице, и Эдик сказал, что умеет хорошо чинить всякую технику, «шарит» в компьютерах, так что я могу обращаться в случае необходимости. Он был студентом медколледжа, приехал из соседнего маленького городка учиться, а заодно присматривать за стариками в надежде получить наследство. Желательно поскорее.

Рамштайн больше не включал, а стал вместо этого заводить какую-то нудную англоязычную дребедень, не очень громко и вполне терпимо.

Я еще несколько раз беседовала с ним во дворе нашего дома и поняла, что дедов своих Эдик -Тор немножечко любит и уважает, старается помогать, но в настоящее время увлечен фильмами про викингов и прочей древнегерманской мифологией, отсюда молоточки и прозвище. Думаю, со временем пройдет или перейдет на новый серьезный уровень.

Невероятным усилием воли я запретила себе вспоминать и хоть как-то анализировать все, что со мной случилось. Иногда мне казалось, что это был сон или бред, пока я лежала в глубоком обмороке. Я могла бы даже себя убедить, если бы не одна вещица…

У меня в ушах были новые сережки взамен тех, что когда-то подарили мне родители в честь поступления на первый курс университета. И объяснить их появление было довольно сложно или, напротив, слишком легко.

Первое время меня мучили плохие сны. Я куда-то бежала, спасалась, меня преследовали безмолвные люди в идеально сидящей форме и сияющих сапогах. Потом рядом раздавался глухой хлопок и сразу проступала кровь на руках, а рядом светлые, широко раскрытые глаза смотрели испуганно и печально, синеющие губы шептали несколько странных слов на чужом языке.

Я знала, что когда-нибудь с этим справлюсь, переживу, сотру из памяти до размазанного пятна, но иногда мне снова хотелось утонуть. Примерно раза два за неделю. Чтобы научиться плавать я заставляла себя искать в Интернете информацию о Познани.

Пересмотрела кучу современных фотографий мемориального парка, в который превратили форт Виняры - знаменитую познанскую цитадель. Узнала, что немецкие войска долго сопротивлялись Красной Армии, но окончательно город был взят штурмом 23 февраля 1945 г. В обороне Познани участвовал и унтер-офицерский состав и части Люфтваффе.

Может, знакомый Гюнтер там отбивался от советских асов... Или снял китель, укрылся в Швейцарии, на досуге перечитывает Толстого.

Где-то к середине августа стало полегче. Я снова начала включать телевизор, отвечать на коротенькие сообщения знакомых. Однажды мне написала бывшая однокурсница Светлана, она уже лет восемь живет в Германии, вышла там замуж и родила дочку.

У Светы родители с немецкими корнями и в конце девяностых годов они всей семьей вместе переехали на историческую родину, подруга даже не стала завершать здесь учебу.

Мы поддерживали теплые отношения, изредка переписывались, отправляли друг другу фотографии. И вот теперь Светлана активно интересовалась, как у меня дела и все ли в порядке. Я ответила, что живу хорошо, нахожусь в заслуженном отпуске и с сентября снова выйду к доске перед первоклашками.

А потом Света прислала невероятное сообщение, будто меня ищет какой-то симпатичный молодой немец и ему непременно надо со мной встретиться. Я ответила, что не знаю никаких немецких парней, поскольку общаюсь только со Светой и еще двумя знакомыми девочками, которые тоже уехали к родственникам в Германию.

И тогда Света отправила мне свежий снимок. Я смотрела на экран ноутбука несколько мгновений, а потом вышла из-за стола и бродила по комнате как сомнамбула. Но фото был Отто Грау, в голубой футболке и джинсах, с модной короткой стрижкой, бледноватый и похудевший, но вполне себе живой.

Я вернулась к столу и написала, что этот человек мне знаком, я рада, что он выглядит здоровым и счастливым. Что еще добавить, не могла придумать и просто ревела над фотографией, как последняя дура.

Света написала, что хочет выслать мне вызов - приглашение. Потом я должна буду отправить в посольство пакет документов, оформить гостевую визу, чтобы получить необходимое разрешение, а в итоге я прилечу в Кельн, где меня встретят и довезут до городка Санкт-Августин, где сейчас живет этот самый Отто.

Я перечитала сообщение несколько раз и ответила, что никакие документы собирать не буду и никуда не поеду, потому что боюсь самолетов и вообще можно прекрасно общаться в Сети. Я отправила эту запись и снова открыла фотографию. Тогда мне в голову закралась мысль, что ему там может быть очень плохо, потому что у него нет паспорта и родных, нет дома и нормальной работы, а значит, он живет на одно пособие по безработице, вероятно, недоедает, потому и худой.

Тогда я поспешно написала новое сообщение:

— Света, никто у тебя из родни в Тюмень не собирается из Германии, я бы Отто передала одну вещь, она очень дорогая, он ее там сможет продать и у него будет хоть сколько-то денег. Это серьги, старый подарок.

Но подруга меня успокоила тем, что господин Грау вовсе не бедствует, у него есть обеспеченные друзья, он приезжал на дорогой машине с шофером. Так что голодать точно не должен, а худой оттого, что долго восстанавливался после болезни, точнее после хулиганского нападения с применением огнестрельного оружия.

— Ася, не волнуйся! Отто сказал, что рана затянулась и почти не беспокоит.

Везет же некоторым. И в то и в другое время у них есть состоятельные родственники, а, значит, должны быть и веселые подруги… Разве ему трудно найти себе в Кельне или где он там сейчас обитает современную хорошенькую немку и жить припеваючи, мемуары писать… «как я в сорок первом с русскими воевал...».

Найдутся у него читатели, не сомневаюсь. И гонорары в редакции получит сполна.

Я злилась на него, а потом опять начинала плакать, не знаю отчего, - это было очень похоже на нервную радость. Главное, он живой, главное, у него есть любимая родина и дом, никто больше не гонит его воевать, теперь он не пропадет и вполне может обойтись без глупенькой русской Аси.

На другой день Света прислала мне еще одну фотографию. Я тоже смотрела на нее долго-долго… И на пояснительную подпись тоже: Франц Вальтер фон Гросс и Отто Грау. На снимке были изображены двое мужчин - ну, Отто здесь даже еще лучше получился, а вот старик - высокий, седой, с морщинистым дряблым лицом.

Как это мог быть Франц? Уму не постижимо! «Ася, я тебя хорошо помнить...»

А потом Грау стал писать мне сам, то есть, он писал печатал по-немецки, а переводчик интернета отправлял адаптированный русский текст. Я читала эти механические, корявые предложения и опять плакала. Все было не то… Зачем нам видеться, теперь уже все иначе, у нас даже не выйдет нормально разговаривать, я не знаю немецкого, а он ни слова не скажет по-русски.

Конечно, мы можем просто друг на друга смотреть, возьмемся за руки как старые друзья. А что потом? Потом будет еще хуже, еще тяжелей, просто невыносимо… Лучше не начинать. Я отвечала сухо, почти официально, а дальше закрывала ноутбук и убегала на улицу, чтобы не сразу читать его новые сообщения.