Возлюбленный враг (СИ) - Грез Регина. Страница 8

Господи! Неужели я еще должна перед ним оправдываться, выглядит как форменное кокетство, самой противно до зубовного скрежета. Я переключилась на Франца:

— Скажи, а как называется кораблик, который тебе сделал Отто?

Глаза мальчика загорелись, он немедленно ожил и раскрыл мне все свои планы:

— Я еще думаю об этом. Я хотел назвать его «Арабелла», как у капитана Блада или «Испаньола», как у Стивенсона. О, когда вырасту, непременно отправлюсь в плавание! И даже Грау возьму с собой, когда у него бывает хорошее настроение, он рассказывает всякие морские истории, - он их знает великое множество - про индейцев и пиратов! Я буду капитан, а Отто - первый помощник, мы уже решили.

— Я думаю, к тому времени, когда ты станешь капитаном - твой Отто превратится в одноногого Сильвера, - тихонько съязвила я.

— Не дождешься!

Блондин, оказывается, все слышал. Вальтер бросил на него пристальный взгляд, но промолчал. А я решила, что они больше похожи на родственников, чем на начальника и подчиненного. Францу, видимо, очень нравилась морская тема:

— Милая Ася, мы и тебя с собой возьмем в путешествие!

— Непременно, у меня настоящий нюх на клады, мы обязательно что-нибудь ценное с тобой откопаем «и кого-нибудь при этом закопаем...»

Я посмотрела на Блондина с насмешкой, все происходящее вдруг стало мне напоминать спектакль, до того показалось нереальным.

Ну, скажите, как это возможно - готовиться ко дню Победы в Тюмени и очутиться Бог знает за сколько верст и дней в далеком прошлом? А может, помимо знания языка я и другими полезными навыками обладаю, может, я теперь неуязвима и бессмертна?

Я прямо спросила Вальтера:

— Как вы думаете, будет война?

На его лице ни один мускул не дрогнул.

— Война? С кем?

— Нападет Германия на Советский Союз? Вы ведь уже всю Европу себе захапали, может, вам мало? Может, вы теперь хотите, как Наполеон, Москву покорить?

Повисло тяжелое молчание, я уже ничего не боялась, но меня отчего-то нервно подтрясывало. А потом увидела, что глаза Блондина стали огромные как блюдца, и он на меня заорал:

— Чертова русская сука!

Мой язык ответил быстрее, чем я сама от себя могла ожидать:

— А ты… ты - пес бешеный немецкий! Тебя нельзя к детям подпускать.

— Твое счастье, что я не бью женщин!

— Не научили пока, да? Погоди, война еще не началась…

— Правильно говорил Ницше: «Идешь к женщине - не забудь плетку!»

— Верно. Чтоб она тебя могла ей отхлестать. Это Ницше еще Лу Саломе ответила, запрягая старого философа в повозку для фотоснимка.

— Хватит!

Вальтер поднялся и в упор строго глянул на Отто, я же отвернулась к побелевшему Францу.

— Ничего, ничего, не волнуйся - это репетиция сценки из одной книжки про разбойников… это… это из Шиллера. Я тебе объясню потом. У Отто отлично получается, хоть в кино снимай. К тому же он такой красавчик, главная роль обеспечена. А из тебя бы вышел шикарный Джим Хокинс из «Острова сокровищ», вот только научишься ходить…

Меня тут же перебил Вальтер:

— Не стоит его обнадеживать, болезнь неизлечима.

— Как вы можете так говорить! У мальчика должна быть надежда, он еще молод, а медицина не стоит на месте.

— Ваши сказки сделают из него тряпку.

— А вам нужен спартанец? Истинный ариец? Так надо было раньше начинать - мальчик безнадежно упущен! Он вырос на добрых человечных книгах, имеет правильное представление о добре и зле, он разбирается в людях. Теперь его сложно будет превратить в бездушного робота, который сам думать не умеет, а только приказы исполняет. «Солдат всегда здоров, солдат на все готов, и пыль как из ковров, он выбивает из дорог...»

Я даже хотела вскинуть руку в типичном приветствии, но решила, что будет перебор, потому что за мои слова меня уже можно к стенке поставить. Только у Вальтера, очевидно, на меня были другие планы, я в тот момент и представить себе не могла, какие именно.

Он вынул из кармана бумажник, кинул на стол несколько ассигнаций и кивнул служащему кафе, который все это время стоял неподалеку с полотенцем в руках, не сводя с нас любезного взгляда.

— Мы уезжаем!

Отто взял мальчика на руки и понес к машине, а я замешкалась. Я категорически не хотела идти следом и вообще приближаться к их гламурному лимузину. Франца, конечно, жалко, но чем я могу ему помочь?

— Спасибо, что подвезли, дождусь машину своего знакомого, он должен скоро подъехать, я буду ждать возле дороги, здесь рядом, и он остановится… полагаю, будет уже скоро.

Вальтер снисходительно улыбнулся:

— Вы поедете с нами, Ася! Вы нужны моему сыну, я давно не видел его таким радостным. К тому же вам требуются документы, при любой проверке вас отправят в особое ведомство и церемониться уже не будут, а я могу помочь. Ваш родственник не внушает доверия, вы для него - обуза, он вас просто сдаст гестапо. Разве вы этого хотите?

Я потерла рукой лоб, отказываясь верить в происходящее:

— Какой-то дурной сон.

— Грау тоже часто снятся плохие сны. Он пьет успокоительные препараты.

— Они ему жизненно необходимы - это заметно! Как вы можете оставлять с ним мальчика? По- моему, Отто надо срочно изолировать от ребенка.

— Теперь, когда рядом будете вы, я совершенно спокоен за Франца.

— Как это - буду рядом?

Я не могла взять в толк, что он только что сказал, разве можно отнестись серьезно?

— Я предлагаю вам место Kindermädchen - няни при мальчике. И вы должны согласиться, Ася. Это лучшее, что могло с вами здесь случится, уж можете мне поверить, тем более в свете ближайших событий…

При этих словах Вальтер плотоядно улыбнулся и посмотрел вверх на чистое голубое небо - ни единой тучки. Я поняла, что он имеет в виду, он не может не знать о готовящемся вторжении, остался всего месяц, полным ходом идет подготовка, к советской границе стягиваются войска вермахта и разнообразная техника.

Один Сталин пребывает в полной уверенности, что Гитлер будет четко следовать договору о не нападении. Русские разведчики строчат шифровки и предупреждают об опасности, но, кажется, никто по-настоящему в нее не верит, раз высшее руководство спокойно. На советские аэродромы будто бы по ошибке залетают немецкие летчики и с наглыми глазами и просят горючего, чтобы добраться до своих.

А наши дружески хлопают их по плечу и кормят «камрадов» наваристым борщом в местной столовой, желая счастливого полета. Никто еще не знает, что в первые дни войны эти самые аэродромы разбомбят, сравняют с землей. А я сейчас стою и слушаю, как Вальтер предлагает мне работать у него гувернанткой. Полный бред!

— ...Вы будете жить на всем готовом, я обязуюсь платить вам приличное жалование, вы получите возможность учить мальчика даже русскому языку, если хотите, ему это пригодится.

«Конечно, ты ведь подберешь для него парочку личных рабов, когда завоюешь русский мир… Франц будет самым добрым рабовладельцем в мире! А какая роль уготована мне? А что, если я откажусь?»

— Я не могу работать у вас, господин Вальтер, хотя, признаться, мне жаль вашего сына, я искренне желаю ему добра.

— Какова же причина? - сухо спросил он.

— По… по идеологическим соображениям.

— Ерунда! Вам нужно будет всего лишь общаться с больным ребенком, можете читать с ним Библию и плакать над Иисусовыми страстями, можете продолжать рассказывать ему сказки. Он это любит. После разрыва с матерью Франц два дня молчал и ничего не ел, с Грау у них не всегда бывает взаимопонимание, а я не имею времени подыскивать кого-то еще.

— Мальчику нужны друзья! Сверстники… Компания ребят… Почему бы вам не отправить его к вашим родственникам куда-то в деревню? Свежий воздух, здоровая еда, любящая бабушка...

— Франц будет при мне! Я и так мало времени уделял сыну, мой жена вырастила из него слюнтяя, теперь я займусь его воспитанием.

— Да уж, займетесь! Он же вас просто боится, он глаз на вас не может поднять! За все это время он ни разу к вам не обратился и вообще старается держаться как можно дальше! Признайтесь… вы ему угрожали… вы, наверно, били его ремнем?