Ты и небо - Егорова Алина. Страница 19

Полный салон молодых восточных мужчин не самого высокого социального положения с соответствующими манерами. Поснимали обувь и озонируют салон запахом несвежих носков. Совсем недавно скажи ей кто, что она будет обслуживать подобную публику и вообще кого-то обслуживать, Инна не поверила бы. Еще и летчики глумятся. За каким лешим ее понесло в небо?! Чертила бы свои чертежи и горя не знала. Вот ты и стюардесса, Ясновская! Добилась своего? Наслаждайся!

Мягкой поступью подошла Кира.

– Как ты? Устала? – по-матерински участливо поинтересовалась бортпроводник номер один. Статная, с превосходной осанкой, она смотрелась королевой. Ее красивое лицо с крупными чертами не портили тонкие лучи морщинок, они придавали ей элегантность.

– Нет, – не стала жаловаться Инна.

– Это рейс такой. Назад будет легче.

– Я правда не устала. Только… – Инна запнулась, подбирая слова. – Непривычно как-то.

– Втянешься. Ты, главное, не тушуйся. Если что, спрашивай. И не принимай все на свой счет. Палыч – мужик хороший. Да и Валера тоже. Никогда начальству не сдадут, наоборот, прикроют в случае чего и помогут.

– Помогут – это точно, – не без иронии заметила Ясновская.

– Если ты о сегодняшнем инструктаже, – догадалась Кира, – скучно им, вот и развлекаются. Они сами переживают. Спрашивали меня, не перегнули ли палку?

– Все в порядке! – тонко улыбнулась Инна. После слов старшей на душе стало легче.

– Конечно, есть среди пилотов такие, кто проводников ни во что не ставит и гоняет в хвост и гриву, – продолжала Кира. – В семье не без урода. К счастью, таких немного. Большинство летчиков понимает, как важен микроклимат в экипаже. Потому что все мы в одной лодке и случись чего, тьфу, тьфу, тьфу, – Кира постучала по столешнице, – мы должны работать слаженно, без всяких обид и недомолвок.

Андрей Павлович Камергеров, как его душевно называли в экипаже, Палыч, оказался очень приятным человеком. Когда Инне случалось летать пассажиром и в командирском кресле сидел Камергеров, он приглашал ее в кабину и разрешал присутствовать там во время полета. Инне особенно нравился момент взлета – то самое волшебное, пограничное мгновение, когда огромная махина отрывается от земли. Она сидела на «жердочке» за креслом командира тихо-тихо, чтобы не отвлекать от работы летный экипаж. Инна знала: время взлета и посадки, особенно посадки, – самое сложное и ответственное. Потом, когда самолет выйдет на эшелон, можно будет отвлечься. Но и на эшелоне Инна старалась ничем не мешать пилотам, она молча восхищалась их работой и любовалась видами за окном.

Конечно, по инструкции присутствие в кокпите посторонних строго запрещено. Но если в рейсе знакомый, слетанный экипаж, насчет которого есть уверенность, что не доложат начальству, и в салоне не летит кто-нибудь из приближенных к руководству компании, а такие летают исключительно бизнес-классом и бывалым проводникам о них хорошо известно, тогда командир на свой риск может пустить в кабину, кого пожелает. Но это – закрытая информация. Потому что не положено.

Само собой разумеется, ни о каком фотографировании собственной персоны в декорациях кокпита и речи быть не может. Некоторые ее коллеги щеголяют в соцсетях фотографиями, сделанными в кабине пилотов. Выставляют на всеобщее обозрение свою глупость или хуже – наплевательское отношение к летному экипажу. Информация распространяется мгновенно, и, в зависимости от обстановки, она может стать решающим аргументом не в пользу командира, который пошел на нарушение служебной инструкции – допустил в кабину проводника. С явно развлекательной целью. Пока ничего не произошло, начальство смотрит на такие вольности сквозь пальцы, но не дай бог что случится, командиру припомнят каждую мелочь. Фоточки в соцсетях могут сыграть роль последней капли, перевесившей все заслуги, и перечеркнут карьеру пилота.

Инне тоже предлагали запечатлеть ее сидящей на жердочке и даже в пилотском кресле. Как-то на эшелоне второй пилот предложил ей сесть на свое место. Предложение было очень заманчивым, Инна уже подалась вперед, чтобы сесть в правое кресло аэробуса. Но благоразумие взяло верх. Что бы ни случилось, за все будет отвечать КВС. Подставить под удар Андрея Павловича она не могла. Хоть он и не возражал, но все равно. Вдруг внезапно тряхнет? Из-за нее второй пилот не успеет быстро вернуться на свое место. Или дверь откроется и войдет летящий инкогнито инспектор? Правда, такого никогда не было, и по инструкции входить в кабину во время полета не разрешается даже инспектору, но совсем исключать такую вероятность нельзя.

Ясновская с удивлением узнала ответ на вопрос, изначально показавшийся ей издевательством, про открывание двери ртом. В полете возможна разгерметизация и, как следствие, перепад давления. Перепад давления может пагубно сказаться на самочувствии пилотов. В потолке кокпита есть прибор, чувствительный к перепаду давления. Он автоматически разблокирует дверь, чтобы в случае разгерметизации и отключки пилотов была возможность из салона попасть в кокпит. Если хорошо подуть на панель прибора, получится эффект, как от перепада давления, и дверной замок откроется.

* * *

Рейс Иркутск – Благовещенск. Первый рейс командира Огарева в составе иркутской эскадрильи. Из Петербурга «Ангара» стала совсем мало летать. В план ставили в основном начальство, а они, простые пилоты, все больше летали на непопулярных направлениях, и те уже считались за счастье.

Дмитрий не стал ждать расформирования своей эскадрильи и перевелся в Иркутск, город базирования авиакомпании. Ни семьи, ни хозяйства, ничто не держит. Собрал пожитки и в дорогу. Больше ради приличия предложил Алене ехать вместе. К его удивлению, она согласилась. «Чтобы такая видная девушка переехала из Северной столицы к черту на выселки?!» – не поверил Дима. Но Алена, как крыльями бабочки, взмахнула своими густыми ресницами и с придыханием заверила: «За тобой хоть на край света!» Огарев растаял, как крем-брюле.

За Аленой не надо было ухаживать, продумывать свидания, стараться ее удивить. Она сама все организовывала. Их «спонтанные» встречи оказывались продуманными до мелочей. Удобно, конечно, когда уже выбран ресторан и забронирован в нем столик, не надо ломать голову, как развлечь и что подарить – Алена привыкла говорить о своих желаниях прямо; маршрут прогулки выверен, даже цветочный магазин искать не надо – вот он, по пути следования. Обожающая жизнь напоказ, Алена всегда находит удачный фон для фото и молниеносно выкладывает красивые картинки в соцсети. Диме иногда казалось, что она и целует его, как будто бы на нее направлена камера. Происходило явно что-то не то. Хотелось из кожи вон лезть, чтобы устроить любимой сюрприз, хотелось девушку завоевывать, а завоевывать оказалось незачем – и так все шло в руки. Инна, с ее колючим характером, вряд ли стала бы режиссировать свидания. Огарев вспомнил странную девушку из трамвая, которую он почти не знал, но ему вдруг показалось, что знает Инну очень хорошо. Какие же они с Аленой разные! Алена яркая и инициативная, она как реактивный двигатель их отношений. У Инны красота холодная, спокойная, и к нему девушка совершенно равнодушна. За Инной он бы побегал. Но такой девушке надо предлагать серьезные отношения, а он летчик, вечно в командировках. Какая с ним семья? Попросту сломает Инне жизнь. Алена сама все взяла в свои умелые руки. «Пусть складывается все как складывается», – малодушно решил Огарев.

Дмитрий снял хорошую квартиру, разместились. Аленка принялась за обустройство: шторки поменять, тарелки купить, вазочки, подушки… Пусть занимается, раз ей это в удовольствие. Дима получил наряд на две недели вперед – график плотный, не то что в Питере – и со стахановским рвением отбыл в командировку.

Над Благовещенском завеса тумана. Из-за близости Амура туманы здесь – явление частое. Видимость по полосе – пятьсот пятьдесят, нижний край – двести. Двести футов – высота от борта до поверхности аэродрома, с которой должна быть видна полоса. Двести – высота принятия решения: идти на посадку или уходить на второй круг.