Двое из будущего. 1904-... (СИ) - Казакевич Максим Валерьевич. Страница 23
Ближе часам к четырем я удовлетворил их любопытство и они ушли, с ухмылкой пройдя мимо торчащих возле дверей парочки европейцев. Что-то бросили им на ходу и те, вмиг погрустнев, развернулись и ушли восвояси. Это были конкуренты.
Я же спустя какое-то время, выйдя из ресторана, пошел гулять по Чифу, лениво отстукивая по каменистым улицам прочной тростью. Дошел до порта, присматриваясь к китайским судам, прикидывая какое из ним сможет взять больше всех груза и сколько. Незаметно дошел до места, где я сошел на берег со шлюпки. И тут увидел смолящего папиросой лейтенанта Рощаковского. Он сидел на массивном валуне, смотрел в сторону рейда и терпеливо ждал шлюпку, что уже шла по морской ряби со стороны «Решительного».
— День добрый, — поздоровался я, подойдя со спины.
— Ой, здравствуйте, Василий Иванович.
— Чего вы такой грустный? Случилось чего? Или, наоборот, не случилось? Удалось попасть к консулу?
Он кивнул устало:
— Да, побывал я у него. Потом к губернатору местному сбегал. Важный такой чинуша, толстый. Просил его, чтобы нам дали время отремонтироваться, а потом уйти обратно в Артур.
— Ну и?
— Не дает, проклятый мандарин, времени. Говорит, чтобы немедленно разоружались.
Я понятливо угукнул. В принципе все происходило, так, как и было запланировано с самого начала. Витгефт повел эскадру на прорыв во Владивосток, а Рощаковский в Чифу, где и должен был закончить свою войну с японцами.
— Чего же вы грустите? Неужели мало повоевали?
— Да как вам сказать, — пожал он плечами, — нехорошо это сбегать из крепости, пусть даже и по такому важному делу. Хотелось бы вернуться обратно и там достойно послужить государю.
— М-да, вы молодой и кровь у вас горячая.
Ох тихо засмеялся, повернул ко мне голову и с усмешкой сказал:
— Да и вы, вроде, не старик, а тоже в Артур возвращаться собираетесь. Я ведь не ошибся, это так? Купите опять здесь продовольствие, найдете какую-нибудь лоханку и вернетесь.
Я развел руками, показывая, что иначе поступить не могу. Вот и лейтенант так же развел в стороны ладони и констатировал:
— Вы всего лишь гражданское лицо, богатый купец и фабрикант. А все равно не можете отсидеться в стороне от такой беды. А представляете, каково сейчас мне, боевому офицеру? Вместо того чтобы сражаться с врагом, я вместе со своими людьми буду интернирован. Война для нас закончилась, мы теперь гражданские люди.
У Рощаковского на душе скребли кошки. И курил папиросу, тяжело тянул ее, а когда она заканчивалась, отшвыривал мятую гильзу в сторону, и доставал новую. Так и дождался своей шлюпки. Та с мягким шуршанием пристала к берегу, и лейтенант поднялся. Он уже почти умастился в ней, почти отдал приказ грести к миноносцу, но я неожиданно для себя попросил:
— Подождите, лейтенант.
— Что такое, Василий Иванович.
— Не отходите пять минут, подождите меня. Я сейчас быстро, — и я убежал. Купить в местной лавке вина, водки и богатой закуски не составило труда, и уже совсем скоро я забирался в шлюпку, закидывая богатое съестное под ноги. И пояснил: — Скучно здесь и мне и вам. Отдохнем напоследок, кто знает, когда еще увидимся.
И Рощаковский, улыбнувшись мне, согласился.
На палубе миноносца вовсю расхаживали деловитые китайцы. Следом за ними ходили наши матросы, следили, чтобы те ничего не сотворили. Рощаковский, поднявшись, отдал печальный приказ «Разоружиться» и в тотчас матросы стали снимать с орудий и минных аппаратов затворы, ударники и запальные стаканы торпед. Отдали все винтовочные затворы и все штатные револьверы. Все это сгрузили в шлюпку к китайцам и те, убедившись, что корабль остался безоружным, отбыли. Лейтенант так же был вынужден отдать свой личный револьвер. Пытались обыскать и меня, но Рощаковский заступился, пояснив, что я не являюсь членом экипажа и потому никакого отношения я к данной ситуации не имею. Китайцы отступились и в итоге, когда они отбыли, на «Решительном» вооруженным остался лишь я один. Лишь у меня был в подмышке скрыт пистолет.
После того как китайцы отчалили, Рощаковский приказал спустить флаг, что и было сделано матросами с большим сожалением.
Мы спустились в каюту к лейтенанту, откупорили там бутылку водки и без особого настроения ее пригубили. Я пить не хотел, Рощаковский, видимо тоже. Оба мы лишь обмочили губы жидким огнем и откинувшись спинами на стену, стали говорить за жизнь. Рощаковский открыл иллюминатор, закурил и излил мне всю душу.
Погано у него было на душе — не кошки скребли, а тигры терзали. Рвали медленно сердце на лоскуты, поедали заживо. Ругал он японцев, ругал китайцев, ругал Витгефта, сожалел о внезапном ранении Макарова. Предполагал, что останься он вдруг у руля эскадры, то все могло бы пойти по-другому. Уж Макаров бы точно не стал убегать во Владивосток, не стал бы искать там спасения. Я с ним соглашался, так оно, наверное, и было бы. Одно утешало Рощаковского — консул весьма серьезно отнесся к депеше и развел активную деятельность. И пообещал оказать все свое влияние на местного губернатора, с тем, чтобы он позволил «Решительному» отремонтироваться.
— Может не все еще потеряно? — вопрошал меня лейтенант. — Может консул сможет убедить дацуна и он даст нам время на ремонт? Как думаете?
Я жал плечами. Этого знать я не мог.
— Эскадра, наверное, уже обогнула Корейский полуостров и сейчас на прямом пути во Владивосток. Как думаете?
И тут я жал плечами. И этого я не знал. Как там прошла наша эскадра, натолкнулась ли она на японцев или же обошла их мне не было известно. Лишь одно я помню. Помню лишь пару фотографий, виденных в Интернете, где наши затопленные корабли лежали на внутреннем рейде Артура. А если это так, то никуда Витгефт не прорвался, а вернулся обратно. Говорить об этом я Рощаковскому не стал, не было нужды уничтожать его еще больше.
Глава 7
Под вечер, когда стало темнеть, к борту причалила шлюпка, и лейтенанту передали записку из нашего консульства. Он ее прочел и, еще больше осунувшись, сообщил:
— С дацуном у консула договориться не получилось. Пекин требует немедленного разоружения и интернирования.
— Ожидаемо, — ответил я.
Он удрученно кивнул. Потом сказал:
— Знаете, Василий Иванович, я, когда был на борту у китайского адмирала, то видел там японского офицера.
— Ого! Что же это значит?
— Это значит, что китайцы пляшут под японскую дудку. Я тогда уже понял, что нам здесь удачи не видать. Адмирал Цао мне напрямую сказал, что у него есть приказ адмирала Того с рейда нас не выпускать. И в ремонте не помогать.
— Подождите, Михаил Сергеевич, я не понял. Ему что, китайскому адмиралу приказал японский адмирал Того? Как такое может быть?
— Да чего тут непонятного? Легли они под японцев как дешевая проститутка и ноги раздвинули. Боятся их больше чем нас.
Мы продолжили сидеть. Почти не пили, медленно тянули бутылку водки, не позволяя хмелю загулять в крови. Лейтенант время от времени выходил из каюты и принимал доклады подчиненных. На корабле все было в порядке, экипаж хоть и находился так же в удрученном состоянии, но все же держался и эмоциям выхода не давал. Несколько человек китайцев, что наблюдали за порядком, находились на верхней палубе и внутрь корабля не спускались. Лишь ходили парами от кормы до носа и обратно и хищно зыркали узкими глазами.
Ближе к полуночи пришла новость, что на рейде были замечены японские миноносцы. И вот тут лейтенант встревожился:
— Неизвестно что от них можно ожидать. Вряд ли торпедируют, но мину под нас подложить втихую могут. У этих варваров нет никакого понятия о чести.
И руководствуясь этими мыслями, он запретил экипажу ночевать внутри корабля. Всех выгнал на палубу. Благо ночь была теплая и по-тропически удушливая. А вскоре пришла еще одна новость — китайцы спешно погрузились на свою шлюпку и, шумно молотя веслами, ушли к берегу.
— Бегут, крысы…, - злобно прошипел лейтенант, вглядываясь в темноту ночи. Он пытался разглядеть японские миноносцы, но не мог. Лишь нечеткие силуэты были видны над черной водной гладью, но угадать их принадлежность никак не получалось.