Двое из будущего. 1904-... (СИ) - Казакевич Максим Валерьевич. Страница 30

И вот я ходил с ним по крепости, щелкал на пару все подряд. Наших солдат, офицеров, простых прохожих и портовых рабочих. Корабли, укрепления, батареи…. В буквальном смысле фотографировал все подряд. И что странное — никто мне делать этого не запрещал. Хотел я заснять батарею или минометный расчет и пожалуйста — передо мной с радостью выстраивались и офицеры и их подчиненные. Хотел снять старт моточаек и опять, пожалуйста — только выскажи пожелание и для тебя все сделают. Наивные были люди, непуганые. А возможно все дело было в том, что мне просто верили и доверяли. Все-таки я довольно немало сделал для самой крепости и для флота.

До середины сентября в крепости было относительно спокойно. Японцы, получив крепкий удар по челюсти, собирались с новыми силами, подтаскивали новые пушки и подкрепления. Генерал Ноги, что командовал осадой, сильно обозлился и потому готовился с особой тщательностью. С начала осени на дальних сопках взмыл в небо новый воздушный шар. Нашим авиаторам стоило больших трудов спустить его на землю, ведь теперь японец, зорко следил за нами. И едва наша чайка взмывала в воздух, как они снимали шар с высоты, прижимая его к земле и обстреливали наших героев из сотен ружей. Через неделю наши второй раз уничтожили шар, сбросив с полуторакилометровой высоты пару сотен гвоздей обмотанных пеньковой бечевкой, пропитанных керосином и подожженных. Конечно, это было очень опасно, но пилоты справились и приобрели немалый опыт. После этого случая нашими вояками стал всерьез рассматриваться вопрос воздушных бомбардировок.

Что же по поводу самих воздушных атак, то японцы, после потери первого шара, действительно подняли по миру волну возмущения, апеллируя к общественности, склоняя к мысли, что мы якобы действуем варварскими методами, используем технику, которой нет и быть не может у японской армии. Действительно, в иностранных газетах частенько можно было прочитать пространные рассуждения на эту тему, но, тем не менее, никто претензий конкретной нашей крепости выдвигать не стал. Был, правда, парламентер, который предлагал сдаться и требовал не использовать наши моточайки, но он получил любезный отказ Стесселя. После этого вопросы о применении авиации более не поднимался. Даже наоборот, штаб крепости серьезно был озабочен новыми перспективами. И бомбардировка противника рассматривалась ими как ключевая способность нового рода войск. Вот так…, а еще говорили мне, что я предлагал бесчестные вещи.

Пятнадцатого числа сентября месяца, с самого раннего утра, когда густой туман еще стелился по влажным от прошедших дождей дорогам, японец пошел на второй штурм крепости. Тремя ротами они полезли на Высокую гору, прямо под пулеметный и винтовочный огонь. Атака была отчаянная и храбрая, но совершенно глупая — через тридцать минут боя от трех рот осталось едва ли больше тридцати человек, которые, прячась за камнями и складками местности, скатились назад. А через час после этого на гору обрушилась яростная огненная буря, неся с собою хаос и смерть…. Которая должна была принести с собою смерть…, но этого не случилось. Я не зря строил на высокой укрепления, не зря заказывал разработку и совсем не зря использовал именно дорогой английский цемент. Японские снаряды, взрываясь на крепком бетоне, не могли причинить ни малейшего вреда обороняющимся. Солдаты на Высокой чувствовали себя в полной безопасности.

Одновременно с этим японцы полезли на Водопроводный, Кумеринский редуты и на Длинную гору, что находились на севере, северо-западе от Старого китайского города. Там ситуация была тяжелее и бои там шли не на жизнь, а на смерть. И там пехота ползла в горы и шла в штыковую и там, после того как наши выстояли, артиллерия стала ровнять позиции с землей, превращая вершины в лунный ландшафт. Но вот там, в отличие от Высокой, все было плохо. Там наш солдат гиб и от фугаса и от шрапнели.

Я, в момент начала атаки, еще спал в своей постели. Не сразу проснулся от приглушенной пулеметной и ружейной трескотни, а проснувшись не сразу понял, что это начался именно штурм. Даже повалялся какое-то время под теплым одеялом, не желая выползать на прохладу, с закрытыми глазами прислушался к бою. А когда понял, что японец попер, не проявил никаких эмоций, лишь вздохнул глубоко, прогоняя остатки сна и, откинув в сторону пышное одеяло, крикнул:

— Лизка, кофе мне сделай крепкого. И поесть по-быстрому, без рассусоливаний.

— Яишенку на сальце будете? — спросила она уже гремя сковородками.

— Давай….

Петро тоже проснулся. Он раньше меня выполз на улицу, прислушался к стрельбе. Потом пользуясь близостью, взобрался на гору и через некоторое время спустился с докладом. Присоединился ко мне за столом и, кромсая глазунью ребром вилки, сказал:

— Вроде на Высокой палят.

Я молча кивнул. То, что японец полезет на Высокую было вполне ожидаемо. Заняв месяц назад Угловую, та, стала для них словно кусок сахара для сладкоежки — ключиком от обороны крепости для генерала Ноги. Но за Высокую я был спокоен, ее взять просто так с наскока было невозможно. А вот за другие укрепления…. Но тут уж я ничего поделать не мог и потому мне оставалось лишь наблюдать за происходящим. Но, тем не менее, после скорого завтрака я стал собираться. Заметив это, засуетилась Лизка:

— Это вы куда собрались, Василий Иванович? Неужели туда?

— Да, туда.

— А что вам там делать? Вы же там погибнуть можете! Не надо вам туда идти, чего вам там делать! Вам здесь бы следовало остаться и никуда не ходить. Там не ваша война….

— Лизка, откровенно говоря, это не твое дело, — немного грубо, но без металла в голосе сказал я. — Чего ты вдруг стала мне указывать, что мне надо делать, а что нет?

— А вдруг вы погибните? Шальной снаряд упадет рядом с вами и убьет вас. А я потом что буду делать? Как мне потом жить без вас?

— Не понял? — изумился я подобному откровению. Она что же в любви таким образом признается? — Ты чего это, Лиза?

— А что? Куда я потом пойду? Кто меня к себе на работу возьмет? Кому я буду нужна такая, с такими шрамами?

Я облегченно выдохнул:

— Тьфу ты, напугала меня. Не беспокойся, не убьют там меня, я под пули не полезу.

— А тогда зачем вы туда идете?

— Лиза, не твое дело куда и зачем я иду. Надо и иду, понятно?!

И сняв с крючка фотоаппарат, вышел за дверь. Я ведь и действительно не собирался ползти под пули, а хотел лишь подняться на то укрепление, где было все спокойно и уже оттуда пофотографировать. А уж потом, когда все затихнет и станет вполне безопасно, перебраться туда, где был штурм. И уже там все засвидетельствовать на пленку. И даже более того, где-то в этот момент наши мастерские должны были выдать на гора первый миномет крупного калибра и испытать его. Испытания могли бы быть проведены сегодняшним днем, но так как японец полез, то и испытывать его наверняка станут на реальных целях. И вот это было для меня более чем интересно.

И я, прихватив Петра, помчался на мотоцикле в штаб. Нашел там Стесселя с подчиненными, которые склонившись над картой, принимали доклады и корректировали ход обороны. Меня до него не допустили, но мне этого было и не надо. Нашел ближайшего офицера из артиллерии и спросил наудачу насчет нового миномета. И тот ответил, что вроде бы потащили его на второй редут. Значит, туда мне и была дорога.

Глава 9

На втором редуте я и вправду нашел бригаду пушкарей под командованием неизвестного мне капитана. Меня заметили, встретили дружелюбно и разрешили понаблюдать. Здесь, на втором редуте было все спокойно и с этого места было прекрасно видно, как японец ровняет вершину на которой находился Водопроводный редут. Снаряд за снарядом поднимал в воздух горы дробленого камня, уничтожал защитников.

— Атаки не предпринимали еще? — спросил я рядом стоящего солдата.

— Нет, только бомбардируют. Час уже бьют, там поди и живого-то никого не осталось. Все в щепу.